Зов пустоты - Максим Шаттам

Ахмед встречался со своим поставщиком, забрал оружие и патроны, их привезли с Балкан, канал налаженный, товар хороший.

– Когда вас проверяли?

– Полгода назад, как мы и планировали.

– Хорошо. Если бы тогда за вами установили слежку, вас бы сегодня здесь не было.

Абель поднял руку, словно на уроке:

– Мм… а мы точно попадем в рай? Мне казалось, Коран запрещает самоубийства…

– В Коране не говорится о самоубийстве, но хадисы говорят, когда умираешь во имя Аллаха и забираешь с собой куффар, то не совершаешь самоубийство, а становишься шахидом. Ты знаешь, что мучеников ждут в раю семьдесят две юные девы. «Никто из тех, кто войдет в Рай, не пожелает возвращаться в мир дольний, даже если предложат ему все, что есть на земле, никто, кроме шахида, ибо, увидев, какая честь ему была оказана, он захочет вернуться и быть убитым еще десять раз»[30]. Твоя жизнь – испытание, лишь смерть будет вечной великой наградой тем, кто ее заслужил. Зачем ждать и грешить, зачем рисковать попасть в ад, если можно открыть двери к вечному блаженству? Ты сделаешь это ради себя, ради уммы, ради братьев-мусульман, ради того, чтобы спасти наших детей от гнета западного мира, который есть творение шайтана, дьявола, ради процветания законов ислама, ради их соблюдения. Ты сделаешь это ради Господа. Неверные называют вас террористами, радикалами, но на самом деле вы избранные – вы осознали, что происходит в мире, и подчинились истинному закону, шариату. Вы стали моджахедами. Гордитесь этой честью, заслужите ее – идите до конца! Тогда вы выдержите испытание жизнью на земле, и Аллах одарит вас своей вечной милостью. Докажите, что если неверные любят жизнь, то мы любим смерть.

Казалось, Абеля успокоили эти слова. Он живо кивнул, но тут же задал новый вопрос:

– А… я хотел узнать… вы сами где будете? Когда мы отправимся в рай.

– Когда вы, воины Аллаха, посеете ужас в телах и душах неверных, я стану лучником, что вонзит стрелу прямо в сердце врага. А теперь, братья, преклоним колени во имя общего дела.

Муса охотно согласился. Абель словно в чем-то сомневался. Он несколько раз поджал губы.

– Думаете, у нас все получится? – наконец выпалил он.

Джинн одарил его своей змеиной улыбкой – льстивой, гипнотизирующей.

– Конечно, друг мой. У нас все получится, и куда лучше, чем у множества наших предшественников. Более того, мы откроем путь сотням последователей. Наше дело велико, мы обязаны действовать, чтобы его поддерживать. Было одиннадцатое сентября, теперь – мы. Образец, источник вдохновения, больше того – необходимость, которая подтолкнет толпы наших нерешительных братьев. Сложное, символичное деяние ободрит сотни «одиноких волков», как они сами себя называют, и их бесконечные удары посеют бесконечный ужас. За это нас будут прославлять до скончания веков.

Юноши обняли друг друга за плечи, вдохновленные словами и тоном Джинна. Он с улыбкой наблюдал за ними. Затем Муса указал на угол мастерской:

– Мы будем счастливы помолиться вместе с вами.

Джинн взглянул на часы. По его меркам он слишком задержался, но юноша настаивал, и он согласился. Они виделись в этом мире в последний раз, он мог позволить себе насладиться этим моментом. К тому же им следовало возблагодарить Бога за Его милосердие, пообещать Ему, что скоро все они будут рядом с Ним.

Они прославят Его имя, Его величие словами, начертанными кровью.

Его имя столь прекрасно, что для его прославления не хватит крови во всей стране.

61

Ночь издевалась над нею, норовила вырвать из рук тонкую нитку сна, чуть только Людивине удавалось ее ухватить. Нить скользила сквозь пальцы, и Людивина мысленно бежала и бежала вперед, пытаясь ее поймать.

Шли часы, и вот уже за окном медленно зашевелился рассвет. Окончилась бессонная ночь.

Черная ночь.

Под цвет мыслей.

– Не можешь заснуть? – прошептал Марк, лежавший с открытыми глазами.

– Прости, я слишком много верчусь?

Он сжал губы, словно показывая, что это не имеет значения.

– Не думаю, что я смогла бы делать твою работу, – тихо призналась она. – Это постоянное давление…

– К нему привыкаешь.

– Не знаю… Только я отвлекаюсь от работы, как чувствую вину. Словно бегу от самой себя… Если эти психи начнут действовать, если погибнут люди, я никогда себе не прощу.

– Ты за свою карьеру уже выслеживала уродов, и они убивали, пока ты их искала. Ты смирилась. Это не твоя вина, хотя ты всегда можешь упрекнуть себя в том, что не успела им помешать. Но ты их искала и сумела остановить. Я часто думаю о том, сколько жизней не спас. В такие минуты я пытаюсь представить, сколько жизней я все-таки спас. Это нелегко, но такова моя роль. Для защиты общества нужны люди вроде нас с тобой.

Людивина знала, что он прав. Она и сама считала себя Ночным Стражем, который хранит простых смертных от Зла, пока те живут обычной жизнью, даже не подозревая о том, что ходят по краю пропасти.

Она повернулась и уставилась в потолок.

– Мои психи мне нравятся больше, чем твои. Я их лучше понимаю.

– Террористы в большинстве случаев не психи, что еще страшнее. Маргиналы, неудачники, жертвы манипуляций, разочарованные, идейные – но не безумцы. Помимо отдельных терактов, у них есть штаб, есть план, общее видение, стратегия.

– Ты словно говоришь о войне.

– Через несколько десятков лет в учебниках по истории напишут, что третья мировая война началась 11 сентября 2001 года.

– Третья мировая война? Серьезно? Ты правда так думаешь?

– Она не похожа на прежние войны, но да. Военные действия идут в Ираке, Сирии, Мали, Сомали, Йемене… Плюс точечные атаки – во Франции, Бельгии, Англии, Испании, США, Ливии, Индонезии, Афганистане, Пакистане и так далее. Мы живем в условиях постоянной осады, и мы уже привыкли. Армия патрулирует наши улицы, вокзалы, охраняет школы. Как только мы решаем где-то собраться, нас обыскивают, и это кажется нормальным. Мы знаем, что в любой момент в любом месте может раздаться взрыв, мы думаем о терактах, когда едем в метро или в поезде, идем за покупками или на праздник. Поначалу страх сидел где-то глубоко внутри, но со временем мы к нему привыкли – как привыкают жители воюющей страны. Мы живем с ним. Человек удивительно легко привыкает. Мы живем так, как живут во время войны. Говорим так, как говорят во время войны. Даже террористы утверждают, что они лишь сопротивляются оккупации Запада…

– Да, но не