Цикл 'Пограничная трилогия'+Романы вне цикла. Компиляция. 1-5 - Кормак Маккарти

— Висят на бельевой веревке, — отозвался Бойд.

Отец встал и вышел из комнаты. Билли допил свою чашку и поставил перед собой на стол.

— Хочешь, поговорю с ним?

— Нет.

— Ладно. Тогда не буду. Наверное, и правда ни к чему.

Когда минут через десять отец вышел из конюшни, Бойд, в одной рубашке, был около поленницы — колол дрова.

— Хочешь, стало быть, с нами? — сказал отец.

— Ну да, естественно, — отозвался Бойд.

Отец вошел в дом. Чуть погодя оттуда вышел Билли.

— Что, черт подери, на тебя нашло? — сказал он.

— Да ничего не нашло. А на тебя что нашло?

— Не тупи. Надевай куртку и пошли.

Ночью в горах выпал снег, и на перевале к западу от Блэк-Пойнт его навалило чуть не по колено. Отец шел по следу, ведя лошадь в поводу, за лошадью шли мальчишки, и так они ходили за волчицей по горам все утро, пока не оказались ниже границы снега прямо над дорогой Кловердейл-Крик-роуд. Отец спустился на нее и постоял, озирая местность, открытую как раз в том направлении, куда ушла волчица, затем сел на коня, они развернулись и поехали обратно проверить закладки, сделанные по другую сторону перевала.

— А ведь она щенная, — сказал отец.

Он отъехал, установил на тропе еще четыре пустых капкана и снова присоединился к мальчикам. Сидя в седле, Бойд дрожал, у него посинели губы. Отец подъехал к нему вплотную, снял с себя пальто и передал ему.

— Я не замерз, — сказал Бойд.

— А я тебя не спрашиваю, замерз ты или нет. Надень, да и все.

Двумя днями позже, когда Билли с отцом вновь объезжали капканы, пустой капкан, установленный на тропе ниже границы снега, оказался сорван с места. В тридцати футах дальше по тропе был участок, где снег растаял, землю развезло и в жидкой грязи отпечатался след коровы. Чуть подальше нашелся и капкан. Раздвоенная лапа вырванного из земли якоря за что-то зацепилась, и корова вытащила из капкана ногу, оставив смятый в гармошку кровавый шмат шкуры висеть на зубьях челюстей.

Остаток утра ушел на проверку пастбищ: хотели найти охромевшую корову, но и это не удалось.

— Завтра вам с Бойдом будет чем заняться, — сказал отец.

— Да, сэр.

— Но я не хочу, чтобы он выходил из дому полуодетый, как намедни.

— Да, сэр.

К вечеру следующего дня Билли с Бойдом ту корову нашли. Она стояла на опушке кедровника и смотрела на них. Остальное стадо мало-помалу смещалось вниз по реке вдоль поймы. То была старая яловая корова; высоко в горы, где выставлены капканы, она, должно быть, забралась в одиночку. Они повернули в лес, чтобы зайти сверху и выгнать ее на открытое место, но она поняла их намерение, развернулась и направилась назад в кедровник. Бойд пнул коня в бок и, преграждая корове путь, направил его между деревьев, накинул на нее лассо и осадил коня, но от рывка веревки ремень подпруги лопнул, седло из-под мальчишки выскочило и исчезло, ускакало вниз по склону, волочась за коровой, хлопая и ударяясь о стволы деревьев.

Он рухнул с лошади назад, в воздухе перевернулся через голову, а оказавшись на земле, сел и стал смотреть, как корова, с громом и треском ломясь вниз по склону, пропадает из виду. Когда к нему подъехал Билли, он уже снова, хоть и без седла, сидел верхом, и они сразу пустились преследовать корову.

Куски обивки седла начали попадаться почти сразу, а вскоре нашлось и само седло — или то, что от него осталось, — практически один надломленный деревянный ленчик со свисающими с него кусками кожи. Бойд начал спешиваться.

— Да брось ты его к черту! — сказал Билли.

Бойд соскользнул с коня.

— Не в том дело, — сказал он. — Мне просто надо что-нибудь с себя снять. А то вообще спарюсь.

Хромающую корову они привели на веревке и водворили куда следует; вышел отец, намазал ей ногу бальзамом «Корона», после чего все пошли в дом ужинать.

— Она Бойду седло разломала, — сказал Билли.

— Починить можно?

— Да от него почти ничего не осталось.

— Подпруга лопнула?

— Да, сэр.

— А ты когда последний раз проверял ее?

— Да это старое рванье давно готово было развалиться, — сказал Бойд.

— Это старое рванье было единственное, что у тебя есть, — сказал отец.

На следующий день Билли съездил, проверил капканы самостоятельно. Еще на один капкан наступила корова, однако на этот раз не оставила в нем ничего, кроме двух-трех осколков, отщепленных от копыта. Ночью шел снег.

— У-у, там небось фута два снегу на капканы намело, — утром сказал отец. — Что проку туда к ним ходить?

— Хочу глянуть, где ее носит.

— Ну увидишь ты, где она была. Только сомневаюсь, что это скажет тебе, где она будет завтра или послезавтра.

— Но что-то ведь мне это скажет!

Отец сидел, уставясь в чашку с кофе.

— Ну ладно, — сказал он. — Коня только смотри не заезди. В снегу ты можешь травмировать коня. В снегу, да еще и в горах ты можешь травмировать коня.

— Да, сэр.

Мать вынесла ему из кухни ланч.

— Будь осторожен там, — сказала она.

— Да, мэм.

— И к темноте возвращайся.

— Да, мэм. Я постараюсь.

— Если постараешься как следует, сумеешь.

— Да, мэм.

Когда он выводил Бёрда из конюшни, на крыльцо вышел отец в рубашке, с винтовкой и седельной ружейной кобурой в руках. Подал сыну.

— Если, паче чаяния, она все-таки попалась, дуй сразу за мной. Если только нога у нее не сломана. Если сломана — пристрели. Иначе выкрутится и уйдет.

— Да, сэр.

— И допоздна не задерживайся: мама будет волноваться.

— Да, сэр, не буду.

Он развернул коня и, выехав через ворота для скота на дорогу, направился к югу. Крутившийся у ворот в это время пес замер, проводил его взглядом. Немного проехав по дороге, Билли остановился, спешился, прицепил кобуру к седлу, приоткрыл затвор винтовки — убедиться, что патрон в патроннике, — затем сунул винтовку в кобуру и застегнул ее, после чего сел верхом и двинулся дальше. Впереди ослепительной белизной сверкали на солнце горы. Они казались первозданными, только что вышедшими из-под руки какого-то расточительного бога, который им, быть может, и применения-то еще никакого не сыскал. Настолько они новые. Сердце в груди у всадника ширилось, конь, тоже молодой, мотал головой, начинал то вприскок двигаться боком, то поддавал задними копытами, но потом опять пошел ровно.

Снегу на перевале насыпало коню чуть не под брюхо, и он ступал по сугробам с утонченным изяществом, качая курящейся паром мордой над белыми хрустальными наносами