Отзвуки времен - Андрей Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старое немецкое кладбище с наплывом новых постояльцев справиться никак не могло, больно их много образовалось, потому и выделили власти под погребение ушедших в мир иной католиков и лютеран кусок земли, расположенный на Введенских горах, вроде как и за чертою города, но при этом неподалеку от Немецкой слободы. Чтобы, значит, далеко телеги с телами не возить. Мортусы — они тоже люди, часами рядом с покойниками колдыбать по дорогам им неинтересно. Само собой, это кладбище среди выживших после забав Чумного Доктора москвичей получило название Иноверское, что очень точно отражало его суть. Впрочем, существовало в народе и другое название, звучащее более радикально, — Басурманские склепы. Последнее слово в данном наименовании появилось из-за мавзолеев и усыпальниц, которые англичане, французы, голландцы и прочие европейцы, обитавшие в городе, начали возводить над родными могилами сразу же после того, как чума сошла на нет. Такие у них традиции. У нас — крест, частенько один на всех, у них — усыпальница, с личным местом для каждого опочившего.
Впрочем, иностранцев, обитавших в Москве, названия не трогали ни разу. Какая разница, как называть кладбище? Главное, оно есть, а остальное частности.
Шли годы, складываясь в века, территория некрополя расширялась все больше и больше. В эту землю один за другим ложились аптекари, рестораторы, шпионы, живописцы, архитекторы, куаферы и бог весть кто еще. Иностранных специалистов в нашей стране всегда хватало, а умирают они точно так же, как и коренное население, каждый в свой срок. Во время краткого пребывания Наполеона в столице туда и часть его армии переместилась, в основном из числа тех, кто имел глупость попробовать пограбить городское население в одиночку или вдвоем. Мародеров у нас сильно не любят.
Ну а в двадцатом веке, когда революция смела все условности, там и наших соотечественников хоронить начали. Плюс название поменяли, для порядка. А в веке нынешнем, двадцать первом, вообще это место многими воспринимается как музей под открытым небом, потому что там есть на что поглядеть. Иные склепы и часовни вообще признаны памятниками старины и перешли под охрану государства.
Впрочем, это дела общественные и общеизвестные. Что до отдела, он, как и всегда в таких случаях, рассматривал данный объект немного под другим углом зрения. И повод для этого имелся более чем веский.
Штука в том, что это кладбище было ничье. Если точнее, оно не имело Хозяина. Всякий российский погост, старый ли, новый, большой, малый, всегда имел своего повелителя, того, кто на нем за порядком следит, творит суд и, если нужно, расправу. Как правило, таковым становился первый официально захороненный на нем мужчина. Ну а женщин среди Хозяев сроду не водилось, скорее всего, потому, что о феминизме в те времена, когда закладывались основы потустороннего учета и контроля, никто слыхом не слыхивал.
Так вот, на Иноземном кладбище Хозяина не было. Вообще! То ли потому что невозможно было определить, кого именно первого там захоронили, так как во время чумы никто сортировкой тел не занимался и их попросту свалили в одну общую яму, то ли по каким-то конфессиональным моментам, то ли еще почему — поди знай. Главное — факт. Иноземное кладбище с момента своего основания и по сей день оставалось бесконтрольным.
В прошлом это создало ряд сложностей у сотрудников отдела, поскольку им по роду службы то и дело приходилось прибегать к помощи Хозяев кладбищ. Те представителей власти не любили, на контакт шли неохотно, но все же худо-бедно, иногда через раз, но договориться с ними получалось.
А тут-то и обратиться не к кому. Хорошо хоть, публика на этом погосте лежала спокойная и неконфликтная, к посмертному шатанию не склонная.
Само собой, для фон Швальве это место — просто подарок судьбы. Народ особо не шастает, вокруг соплеменники лежат, есть куча мавзолеев, в которых так удобно прятаться, а самое главное, нет того, кто может создать кучу проблем. Хозяина нет.
— Теперь по всем канонам жанра я должен у тебя спросить: «Так чего мы ждем?» — Николай выбил пальцами по столу барабанную дробь. — Или не надо?
— Дело твое, — Михеев достал из папки еще один листок. — Нет, вот же наши предки жили, а? Вот мы куда в командировки катаемся? Чаще всего в такие места, куда волки даже по нужде забегать боятся. А эти — пожалуйста, в Вену ездили, причем на месяц. И все за казенный счет. Шницеля там небось трескали да вальсы танцевали.
— И все-таки чего ждем? Интересно же.
— Да ясности мы ждем, — Пал Палыч устало потянулся. — Ее, родимой. Территория кладбища большая, все строения на его территории обшаривать замучаешься. Спасибо той заразе, которую ты у часовни завалил, она круг поисков словом «французы», конечно, отчасти сузила, но все равно вариантов остался вагон и маленькая тележка. Разлет от Люсьена Оливье до наполеоновских гвардейцев, которые умирают, но не сдаются. Но и это не самое неприятное. Злодей наш ведь наверняка не наверху обитает, а внизу, под землей. Там под кладбищем хватает отнорков, тоннелей и небольших пещерок, связанных между собой лазами. Кто и зачем их рыл, как всегда, непонятно и неизвестно, но они есть. Причем вся эта система полностью автономна, то есть не интегрирована в общую подземную схему Москвы и области. Если бы не это, то там давно орлы Джумы каждый сантиметр обшарили бы и нужное нам место нашли.
— Ясно, — кивнул Николай. — И?
— Спугнуть его никак нельзя, — чуть раздраженно ответил Пал Палыч. — Начнем склепы драконить, он все поймет, опять слиняет, ищи его потом. Нет, все равно отыщем, но это время, силы, ресурсы. Потому сидим на попе ровно и ждем, пока ясность не наступит. Ровнин с представителем одной волкодлачьей стаи договорился, так что серые братья сейчас мониторят кладбище, выслеживая человека, который там ошивается каждый день и пахнет не водкой и табаком, а землей и сыростью. Думаю, дня три-четыре, и мы будем знать, из какого строения он вылезает и куда после прячется. А что он отсиживаться всю дорогу под землей не станет, это точно. Выбирается он на белый свет, поверь мне.
— А не спалит он этих следопытов? — обеспокоился Николай.
— Этих нет. Там такие тихушники — что ты. Говорю же, стая мощная, может самая крупная в Центральной России, потому с кадрами у
