Оптина пустынь и ее время - И. М. Концевичъ

25–го Мая стояли мы съ женой у обедни. Передъ Херувимской мимо нашего места прошла какая–то дама, скромно одетая, и вела за руку мальчика летъ пяти. Мы съ женой почемуто обратили на нее внимаше. По окончаши Литургти, передъ началомъ Царскаго молебна (25–го мая — день раждешя Государыни Императрицы Александры Феодоровны , мы ее вновь увидели, когда она мимо насъ прошла къ свечному ящику. Было заметно, что она «въ интересномъ положеши», какъ говорили въ старину люди прежняго воспиташя.

Вотъ раба–то Божiя! подумалось мне: одинъ ея ребенокъ съ дѣтскихъ летъ, а другой еще и въ утробной жизни — оба освящаются молитвами и святыми впечатлѣшями матери, — умница! Благослови ее Господь и Матерь Божiя!

Въ эту минуту она подошла къ иконе Божiей Матери Скоропослушницы, передъ которой мы обычно стоимъ во Введенскомъ храме, и стала передъ ней на колѣняхъ молиться. Я нечаянно увидѣлъ ея взглядъ, Устремленный на икону. Что это былъ за взглядъ, что за вера излучалась изъ этого взгляда, какая любовь къ Богу, къ божественному, къ святыне!… О, когда бы я такъ могъ молиться!.. Матерь Божiя! — помолилось за нее мое сердце: сотвори ей по вере ея!

При выходе изъ храма северными вратами, у иконы «Споручницы грешныхъ», мы опять встретили незнакомку. Въ рукахъ у нея была просфора…

— «Вы не Сергей ли Александровичъ Нилусъ?» — обратилась она ко мне съ застенчивой улыбкой.

— «Да… съ кемъ имею честь?»

Оказалось, что это была та, которая мне въ Январе писала изъ Тамбова (Серафима Николаевна Вишневская).

Эта и была Вера съ пятилетнимъ сыномъ, Сережей, которыхъ мы сегодня провожали изъ Оптиной.

На этой христолюбивой парочке стоить остановить свое внимаше, воздать за любовь любовью, сохранить благодарной памятью ихъ чистый образъ, отсвечиваюгцш зарями инаго нездешняго света…

— «Сегодня», — сказала намъ Вера, — «мы съ Сержикомъ поготовимся, чтобы завтра причаститься и пособороваться, а после соборовашя позвольте навестить васъ. Теперь такъ отрадно и радостно найти людей по духу, такъ хочется отдохнуть отъ тягостныхъ мiрскихъ впечатлен¡й: не откажите намъ въ своемъ гостепршмстве!»

И въ какую же намъ радость было это новое знакомство!..

Въ тотъ же день, когда у иконы «Споручницы грешныхъ» мы познакомились съ Верой, мы проходили съ женой мимо заветныхъ могилъ великихъ Оптинскихъ старцевъ и, по обычаю, зашли имъ поклониться. Входимъ въ часовеньку надъ могилкой старца Амвроая и застаемъ Веру и ея Сережу: Сережа выставилъ свои рученки впередъ, ладошками кверху, и говорить:

— «Батюшка Амвросш, благослови!»

Въ эту минуту мать ребенка насъ заметила…

— «Это тутъ мы съ моимъ Сержикомъ такъ привыкли: ведь, батюшка–то Амвросш живъ и невидимо здесь съ нами присутствуетъ, — такъ надо же и благословешя у него испросить, какъ у iеромонаха!»

Я едва удержалъ слезы …

На другой день я заходилъ къ батюшке о. Анатолiю въ то время, когда онъ соборовалъ Веру съ ея мальчикомъ. Кроме нихъ, соборовалось еще душъ двенадцать Божьихъ рабовъ разнаго звашя и состояшя, собравшихся въ Оптину съ разныхъ концовъ Россш. Надо было видеть, съ какой серьезной сосредоточенной важностью пятилетнш ребенокъ относился къ совершаемому надъ нимъ таинству Елеосвящешя!

Вотъ какъ благодатныя матери отъ молока своего начинаютъ готовить душу дитяти къ царству небесному! Не такъ ли благочестивые бояре Кириллъ и Марiя воспитывали душу того, кого Господь поставилъ светильникомъ всея Россш, столпомъ Православiя, — Преподобнаго Серпя?..

— «Когда я бываю беременна», — говорила намъ впоследствш по этому поводу Вера: «я часто причащаюсь и молюсь тому угоднику, чье имя мне хотелось бы дать будущему своему ребенку, если онъ родится его пола. На четвертый день Рождества 1905 года у меня скончался первенецъ мой, Николай, родившшся въ субботу на Пасхе 1900–го года. Когда я его носила еще подъ сердцемъ, я молилась дивному Святителю Николаю, прося его принять подъ свое покровительство моего ребенка. Родился мальчикъ и былъ названъ въ честь Святителя. Вотъ этотъ, Сержикъ, родился на первый день Рождества Христова, въ 1903–мъ году. О немъ я молилась Преподобному Серию … Съ нимъ у меня произошло много страннаго по его рождеши и, пожалуй, даже знаменательнаго. Родился онъ на 8–мъ месяце беременности. Крестины, изъ–за его крестнаго, пришлось отложить до Крещешя Господня, а обрядъ воцерковлешя пришелся на Сретеше. И съ именемъ его у меня произошло тоже нечто необычное, чего съ другими моими детьми не бывало. Молилась я о немъ Преподобному Серию, а при молитве, когда меня батюшка спросилъ, какое бы я желала дать ребенку имя, У меня мысли раздвоились, и я ответила: — «Скажу при крещеши».

А произошло это оттого, что въ томъ году состоялось прославлеше св. мощей Преподобнаго Серафима, которому я всегда очень веровала. Къ могилке его я еще девушкой ходила пешкомъ въ Саровъ изъ своего города. А тутъ еще и первое движете ребенка я почувствовала въ себе какъ разъ во время всенощной подъ 19–ое iюля. И было мне все это въ недоумете, и не знала я, какъ быть: назвать ли его Серпемъ, какъ ранее хотела, или же Серафимомъ? Стала я молиться, чтобы Господь открылъ мне Свою волю: и въ ночь подъ Крещете, когда были назначены крестины, я увидела сонъ, что, будто, я съ моимъ новорожденнымъ поехала въ Троице–Серпеву Лавру. Изъ этого я поняла, что Господу угодно дать моему мальчику имя Преподобнаго Серпя. Это меня успокоило, темъ более, что и батюшка Преподобный Серафимъ очень любилъ великаго этого Угодника Божiя, и съ его иконочкой и самъ–то былъ во гробъ свой положенъ».

Я внималъ этимъ милымъ речамъ, журчащимъ тихимъ ручейкомъ живой воды святой детской веры, и въ сердце моемъ стучались глаголы великаго обетовашя Господня святой Его Церкви:

— «И врата адова не одолеютъ ей!»

Не одолеютъ! истинно, не одолеютъ, если даже и въ такое, какъ наше, время у Церкви Божтей могутъ быть еще подобныя чада.

И опять полилась, вдохновенная речь Веры:

— «Вамъ понравился мой Сержикъ; что бы сказали вы, если бы видѣли моего покойнаго Колю! Тотъ еще и на землѣ былъ уже небожитель… Уложила я какъ–то разъ Колюсика своего спать вмѣстѣ съ прочими дѣтишками. Было около восьми часовъ вечера. Слышу зоветъ онъ меня изъ спальни.

— «Что тебе, дѣточка?» — спрашиваю.

А онъ сидитъ въ своей кроваткѣ и восторженно мнѣ шепчетъ:

— «Мамочка моя, мамочка! посмотрика, сколько тутъ Ангеловъ летаетъ».

— «Что ты», — говорю, — «Колюсикъ! гдѣ ты ихъ видишь?»

А у самой сердце такъ ходуномъ и ходить.

— «Да, всюду», — шепчетъ, — «мамочка; они кругомъ летаютъ… Они мнѣ сейчасъ головку помазали. Пощупай мою головку — видишь, она помазана!»

Я ощупала головку: темечко мокрое, а вся головка сухая. Подумала, не бредить ли ребенокъ; нѣтъ! — жару нѣтъ, глазенки спокойные, радостные, но не лихорадочные: здоровенькш, веселехоныай, улыбается… Попробовала головки другихъ дѣтей — у всЬхъ сухоныая; и спятъ себе детки, не просыпаются. А онъ мне говорить:

— «Да какъ же ты, мамочка, не видишь Ангеловъ? ихъ тутъ такъ много … У меня, мамочка, и Спаситель сидѣлъ на постельке и говорилъ со мною»…

О чемъ говорилъ Господь ребенку, я не знаю. Или я не слыхалъ ничего объ этомъ отъ рабы Божiей Веры, или слышалъ, да не удержалъ въ памяти: немудренно было захлебнуться въ этомъ потоке нахлынувщей на насъ живой веры, чудесъ ея, нарушившихъ, казалось, грань между земнымъ и небесны мъ…

— «Колюсикъ и смерть свою мне предсказалъ», — продолжала Вера, радуясь, что можетъ излить свое сердце людямъ> внимающимъ ей открытой душой. «Умеръ онъ на четвертый день Рождества Христова, а о своей смерти сказалъ мне въ Сентябре. Подошелъ ко мне какъ–то разъ мой мальчикъ да и говорить ни съ того, ни съ сего:

— «Мамочка! я скоро отъ васъ уйду».

— «Куда», спрашиваю, «деточка?»

— «Къ Богу».

— «Какъ же это будетъ? кто тебе сказалъ объ этомъ?»

— «Я умру, мамочка!» — сказалъ онъ, ласкаясь ко мне, — «только вы, пожалуйста, не плачьте: я буду съ Ангелами, и мне тамъ очень хорошо будетъ».

Сердце мое упало, но я сейчасъ же себя успокоила: можно ли, молъ, придавать такое значеше словамъ ребенка?!. Но, нѣтъ! прошло немного времени, мой Колюсикъ опять, среди игры, ни съ того ни съ сего, подходить, смотрю, ко мне и опять заводитъ речь о своей смерти, уговаривая меня не плакать, когда онъ умретъ…

— «Мне тамъ будетъ такъ хорошо, такъ хорошо, Дорогая моя мамочка!» — все твердилъ, утешая меня, мой мальчикъ. И сколько я ни спрашивала его, откуда у него таю я мысли, и кто ему сказалъ объ этомъ, онъ мне ответа не далъ, какъ–то особенно искусно уклоняясь отъ этихъ вопросовъ…

Не объ этомъ ли и говорилъ Спаситель маленькому Коле, когда у детской кроватки его летали небесные Ангелы?..

— «А какой удивительный былъ этотъ ребенокъ», продолжала Вера: