Вышел хеджер из тумана - Неизвестный автор

Примерно в 1915 году Кейнс начал размышлять об акциях и валютах. В спекулятивном буме после Первой мировой войны он сделал большие деньги, продавая фунт стерлингов «в короткую» по отношению к доллару США, но одновременно открывая «длинные» позиции по фунту против марки, франка и лиры. Поощренный полученными результатами, в конце 1919 года он совместно со своим другом и брокером Лисье Фолком создал то, что по существу было хеджевым фондом. Фолк был опытным спекулянтом и, в отличие от Кейнса, широкоплечим, красивым, очаровательным мужчиной и прекрасным игроком в гольф. Они собрали весьма существенную сумму денег, при этом среди клиентов фонда были отец Кейнса, шурин, Дункан Грант, а также другие Апостолы и члены Блумсбари. Фонд начал свои операции 1 января 1920 года и уже к концу февраля заработал более 20 % прибыли. В марте и апреле доходность, достигнутая в других инвестициях, была потеряна в результате убытка, который принесла «короткая» позиция по фунту против доллара, когда Банк Англии неожиданно поднял ставку.

Той весной Кейнс, вероятно, был заражен вирусом легкой гордости, поскольку решил организовать для группы своих инвесторов, включая возлюбленного Дункана Гранта, шестинедельный экскурсионный тур по Италии. Кульминационным моментом этой экскурсии был большой званый обед, данный богатым американским художественным коллекционером с целью представить известного английского экономиста Кейнса флорентийскому обществу. Кейнс и Грант посчитали, что будет очень забавно, если Грант выступит перед публикой в роди Кейнса и будет нести всякую экономическую ерунду, в то время как Кейнс притворится Грантом и будет оценивать коллекцию произведений искусства хозяина дома. Когда впоследствии шутка была раскрыта, ни хозяин, ни его гости не были слишком удивлены.

В то время пока Кейнс резвился в Италии, мир начал разваливаться. Послевоенный оптимистичный бум внезапно обернулся банкротством. Уровень безработицы в Англии за следующие шесть месяцев повысился с 4,5 % до более чем 20 % от численности работоспособного населения; оптовые цены начали 45 %-ное снижение, вскоре за ними последовали розничные цены и заработная плата. Спустя неделю после возвращения Кейнса в Лондон его фонд испытал серьезные неприятности. Европейские валюты росли против фунта стерлингов без всякой видимой причины, и хотя этот рост был не слишком сильным, он продолжался достаточно долго, чтобы нанести серьезный удар по фонду, который пользовался значительным кредитным рычагом. Личные потери Кейнса более чем в три раза превысили ранее полученную прибыль, и он остался должен своему брокеру существенную сумму денег. Теперь чистая стоимость активов фонда выражалась отрицательными числами. Удивительно, но инвесторы из Блумсбари не упрекали Кейнса. Они никогда не теряли веру в его финансовый гений, и в следующем году он сформировал новый фонд, который в конечном счете возместил потери клиентов и восстановил богатство Кейнса.

В 1920-х годах Кейнс преподавал в Кембридже, был советником Казначейства, читал лекции и писал книги и статьи. В 1921 году он издал «Трактат о денежной реформе», в котором приводил доводы в пользу регулируемости валюты и мер для поддержания ее стоимости. Центральный банк должен понижать процентные ставки, когда цены имели тенденцию повышаться, и поднимать их, когда цены имели тенденцию к снижению. «Инфляция, — говорил он, — наносит большинство ран, перераспределяя капиталы. Ущерб от дефляции связан с замедлением воспроизводства капитала». «Таким образом, инфляция несправедлива, а дефляция нецелесообразна. Из двух этих зол дефляция, возможно, является худшим, если не брать во внимание гиперинфляцию типа той, что имела место в послевоенной Германии, потому что в беднеющем мире лучше вызвать безработицу, чем разочаровать рантье» Позже, когда в период Депрессии уровень безработицы взлетел до критического, он передумал. Именно в этой книге он описал золотой стандарт как «варварский пережиток прошлого» и привел свой известный комментарий о том, что «рассуждения с точки зрения долгосрочной перспективы плохо подходят для решения текущих проблем, поскольку в долгосрочной перспективе мы все умрем».

Изменения в личной жизни: становление серьезного экономиста

В 1920-е годы драматические преобразования коснулись и личной жизни Кейнса. Лидия Лопухова, которой он был впервые очарован в 1918 году, была много гастролировавшей российской балериной (почти хористкой). Она была на восемь лет моложе Кейнса и по большому счету довольно простовата, имела «миниатюрную, ладную фигурку» и выдающийся нос. Она также имела мужа, любовника и пестрое прошлое. Кейнс был покорен ее «крестьянским обаянием», но их роман то вспыхивал, то угасал в последующие четыре года. Так, однажды Лидия неожиданно уехала в Россию к своим мужу любовнику и прочим дорогим дяя нее людям. В середине 1922 года она и Кейнс вновь пылали взаимной любовью, хотя, как ни странно, при этом Кейнс встречался еще и со своим последним любовником, Себастьяном. Но уже через несколько месяцев его физические отношения с Лидией стали бурно развиваться, и в 1924 году они наконец поженились. Биография Кейнса содержит интимную переписку между супругами, которая свидетельствуют об их непосредственных и трогательных отношениях. «Ты действительно не выходишь у меня из головы, Мэйнарочка, — писала она ему, — и я так рада тому, что живу с тобой и чувствую близость твоей души, твоего дыхания и поцелуев». Лидия нежно приобщила Кейнса к гетеросексуальному сексу, и, попробовав однажды, он уже никогда не возвращался к своему прошлому. Ни он, ни она, казалось, не были в какой-либо мере обеспокоены разнородным прошлым своей второй половины.

Скидельски считает, что брак Кейнса и Лидии изменил его жизнь, и я соглашусь с этим. Клуб Блумсбари был слишком экзотической (и эротической) стартовой площадкой для кейнсианской революции в экономической государственной деятельности. Мог бы человек, который был известен как развратный гомосексуалист, который иногда гулял под окнами кембриджского кампуса вдребезги пьяным, независимо от того, насколько выдающимися были его способности, возглавить всемирную экономическую революцию? В конце концов Оскар Уайльд за подобные прегрешения был брошен в тюрьму, а домовладелица Кейнса в Лондоне намекала на шантаж. Кроме того, Кейнс мог быть очень груб, надменен и саркастичен. Его коллега сетовал, что он пользовался своим блеском «слишком неэкономно... он никогда не гасил свой огонь». Он часто был нетактичен к чувствам простых смертных. Споря с одним экономистом, Кейнс довел того до слез своими «залпами остроумия, раздражительности, грубости и недобросовестностью аргументов». До женитьбы друзья по Блумсбари звали его Pozzo1, потому что, как говорили, его мозг был подобен колодцу.

Чтобы быть воспринятым в роли экономического спасителя цивилизации, Кейнс должен был предстать перед мировой общественностью в более приемлемом образе. Кроме того, ему также требовался более безопасный духовный и физический базис, который обеспечивала ему Лидия. Всю свою жизнь он провел в поисках привязанности и близости, но его прошлые связи никогда не давали ему уверенности в том, что нашел именно то, что ему было нужно. С Лидией он был в безопасности и духовно, и физически. Брак смягчил Кейнса и сделал его более человечным, более обычным и менее причудливым. Его талант засиял с новой силой. Было ли это следствием влияния среды или заслугой Лидии, но брак разблокировал его творческий потенциал, и вслед за этим последовали самые плодотворные годы его жизни.

Инвестиции Кейнса во время Великой депрессии

Кейнс, как и остальные инвесторы, не ожидал биржевого краха на Уолл-стрит в 1929 году, и он недооценил тот эффект, который это событие окажет на американскую и мировую экономику. Его опыт эффективного использования кредитных денежных средств, полученных под низкий процент в период депрессии 1920-1922 годов, заставлял его надеяться на то, что этот фокус может сработать снова. В конце 1929 года он предсказал, что сокращение процентных ставок восстановит бизнес во всем мире, и что цены на сырьевые товары вскоре должны оправиться. Но оказалось, что серьезный крах общего уровня цен в 1930 году полностью сокрушил любой эффект «дешевых денег», поскольку реальные процентные ставки даже повысились, в то время как номинальные ставки упали. Эти события поколебали веру Кейнса в способность монетарной политики ликвидировать серьезные резкие спады экономики, сопро-вождаюхциеся дефляцией. Одного только понижения процентных ставок было недостаточно. Должна была быть активизирована еще и налоговая политика. Потребителям необходимо было сделать пере-ливание крови. Банку Японии и министерству финансов следовало бы вспомнить этот урок в 1990-х годах.