Стеклянный ключ - Виктория Угрюмова

— У вас есть конкретные предложения?

Марина закусила губу:

— У меня есть шанс. Один из тысячи. — И с неожиданной теплотой и любовью пояснила: — Андрюша очень ответственный и порядочный человек. Он может быть каким угодно — жестоким, язвительным, иногда даже коварным, но он никогда не предаст и не нарушит данное слово. А еще он очень хотел иметь ребенка. Всегда об этом мечтал и, в отличие от многих парней, серьезно к этому относится. Это еще одна причина, по которой я терпела все его выбрыки. Отец из него выйдет превосходный.

— Кажется, я вас понимаю.

— Он очень не хотел связывать себя этим обязательством, так что он буквально взбесится, если я ему скажу, что беременна. И на слово не поверит. Поэтому мне и нужна ваша помощь.

Вадим театрально похлопал в ладоши.

— Уловка старая как мир. Но действенная. Вам нужен врач. Я вас правильно понял, деточка?

— Врач, справка, тест, что угодно, — быстро заговорила девушка. — Если он попрется сдавать кровь на анализ, то нужно будет договариваться, чтобы признали его отцовство. Ну, я не знаю, что там за проблемы могут возникнуть. Но начинать надо со справки, что я беременна. Где-то так месяца полтора. А еще лучше — два.

— А что вы предпримете, если он станет настаивать на… операции? — уточнил Вадим.

— На аборте? — ахнула Марина. — Андрей? Нет, этого просто быть не может. А если будет, будем думать дальше. Надеюсь, что до этого не дойдет. Скорее он согласится взять на себя расходы, станет откупаться квартирой, предлагать то, се. А вот как она отнесется к тому, что у него ребенок? Вполне может быть, что взбрыкнет и бросит его.

— Может, и так. Я с этой точки зрения с ней не сталкивался, но женщина она с норовом. И со своими принципами и понятиями о порядочности. Каких-то неписаных законов не признает, а какие-то не нарушает. Может, вам даже есть смысл с ней поговорить… Хотя не стоит, пожалуй.

— Посмотрим, подумаем, — сказала Марина. — Сначала мне нужно, чтобы вы устроили врача. Потом я пойду к его матери. Она меня никогда не любила, но она всегда хотела быть главной, а Андрей сопротивлялся, как мог. Они почти из-за этого не общались. Если я скажу ей, что постараюсь вернуть сына, а эта стерва его наверняка навсегда отберет, то она должна согласиться помочь. Она любит, когда ей кланяются. А я сейчас готова не то что будущей свекрови в ноги поклониться, а с жабой целоваться. Только бы добиться своего. И с вами я расплачусь по полной программе — сведениями, бумагами, пособничеством, — но в разумных пределах, конечно. Если это не нанесет вреда или убытка Андрюше. Надеюсь, вы меня правильно поняли?

— Я рад, что вы настроены так решительно, Мариночка, — ответил Вадим, слегка ошалевший от ее нагловатой откровенности. — Посмотрим, что можно будет сделать.

— Не посмотрим, а сделаете, — очень жестким, скрипучим голосом поправила она. — Иначе я и вам гарантирую крупные неприятности. И учтите, меня сейчас загнали в угол, так что терять мне нечего.

Андрей никогда не верил, что взрослые люди, без детей, а исключительно для собственного удовольствия, могут… кататься полдня на качелях и каруселях, объедаться мороженым, плескаться в реке и обстоятельно выбирать воздушные шарики в виде каких-то лягушек, мишек и червяков, как иные выбирают норковый палантин или швейцарские часы. А еще он не думал, что город, в котором он родился и вырос и о котором написано столько книг и путеводителей, окажется до такой степени неизведанным, загадочным и прелестным. Сколько узеньких кривых улочек еще не успели перепланировать; сколько старинных зданий с очаровательной лепниной, чугунным литьем и коваными решетками на причудливо изогнутых балкончиках еще не снесли, и они отчаянно доживали последние дни, атакуемые со всех сторон монстрами из стекла, пластика и бетона и ощериваясь на них маскаронами[8] с мордами львов, драконов, демонов, горгулий и прочих невиданных существ.

Ботанический сад выплеснул под ноги влюбленным целое море лохматых пионов — белых, розовых, сиреневых, карминовых и цвета фуксии; сирень свисала махровыми тяжелыми гроздьями; трава ложилась берилловым сияющим ковром — и от этого великолепия щипало в носу и постоянно хотелось улыбаться.

— У меня челюсти болят, — признался Андрей, когда они, усталые и счастливые, брели к ее дому через Чертов мостик. — Не помню, чтобы я столько смеялся и улыбался в течение одного дня. Свою обычную норму я выполнил года эдак до две тысячи шестого.

Он наклонился и поцеловал ее в шею.

— Боже, какая ты теплая! А что это за духи?

— «Ван Клифф и Арпель».

— Никогда не слышал, но приятные.

— Что ты хочешь мне сказать? — спросила она, по опыту зная, что разговоры о духах обычно предваряют какие-то важные сообщения.

Андрей собрался с духом:

— Я тебя никогда не предам. Никогда. Слышишь?

Татьяна тихо-тихо поцеловала его в краешек рта, положила тонкие пальцы ему на губы, умоляя не давать столь опрометчивых обещаний. Но он упрямо помотал головой:

— У нас все будет. Дай мне только совсем немного времени. Ты помнишь девушку, которая заходила за мной в кафе?

— Твоя жена? — уточнила она.

— Нет, конечно. Я бы сразу сказал тебе, что женат. Но мы прожили в одном доме три года. А это немалый срок. И ты вряд ли стала бы уважать меня, если бы я скрывал это от тебя. Или если бы некрасиво с ней расстался. Она-то ни в чем не виновата. Она неплохой человек и заслуживает как минимум уважения. Ты согласна?

— Полностью.

— Я даже не спрашиваю, есть ли у тебя кто-то, кроме Артура, — признался он. — Ты… Ты не можешь быть одна. Это невозможно по устройству. Поэтому давай договоримся: я раздам все свои моральные долги, а после этого ты обещаешь мне, что мы решаем все про нас и наше с тобой будущее. По рукам?

— По рукам, — согласилась Тото.

— Я постараюсь, чтобы все решилось быстро-быстро. Я не хочу потерять тебя. Ты же не станешь ревновать к прошлому?

— Я тоже не хочу, — сказала она. — Не стану. Мне до меня вчерашней нет ровным счетом никакого дела, что уж говорить о других? И хватит об этом. Помнишь, Монтеня спросили, что нужно делать человеку в последний день жизни? А он сказал: «Не знаю. Но знаю, что жизнь нужно прожить так, чтобы в последний день можно было спокойно сидеть с чашей вина перед камином». Короче, больше всего на свете я боюсь обнаружить в кармане стеклянный ключ.

— Что это еще за стеклянный ключ?

Татьяна очень серьезно пояснила:

— Маленькое семейное предание. Мой прадед — человек весьма неординарный — часто говорил, что страшнее всего, если ты потратишь жизнь на поиски своей волшебной дверцы, за которой тебя ждут другая судьба, другое измерение, и вдруг обнаружишь, что ключ от этой дверцы стеклянный, а вовсе не золотой, и он разлетелся в замке на мелкие кусочки. И что человек по-настоящему проверяется вот таким вот стеклянным ключом.