Золотой человек - Филип Киндред Дик

отдыха многие дни напролет и мыслить, абстрагируясь от эмоций, мгновенно обобщая в голове самые сложные наборы данных.

Таким образом, люди превосходят роботов в одних областях, а роботы людей – в других. Люди наделены широчайшим спектром эмоций. Чувством прекрасного. Способностью воспринимать тончайшие нюансы красок и звуков, все великолепие статуй и негромкой музыки под бокал вина. Все это очень и очень ценно. Можно сказать, не имеет цены и доставляет несказанное наслаждение нам, людям… но совершенно недоступно для роботов. Роботы – стопроцентные интеллектуалы, и это тоже прекрасно. И чувства, и интеллект хороши в равной мере. Тонко чувствующие, восприимчивые к живописи, музыке, актерской игре люди. Мыслящие, строящие планы, конструирующие механизмы роботы. Те и другие достойны всяческого уважения. Но это вовсе не означает, что мы с вами равны. Одинаковы.

L-87t сокрушенно покачал головой:

– Не понимаю я вас, Джим. Неужели вы не хотите помочь собственным же собратьям?

– Хочу, разумеется. Но подхожу к делу реалистически, не игнорируя фактов. Не исхожу из иллюзорного допущения, будто люди и роботы – взаимозаменяемые, идентичные элементы общества.

На миг в зрительных линзах L-87t вспыхнули искорки любопытства.

– Какой же вы предлагаете выход?

Кроу решительно стиснул зубы.

– Вот потерпите еще пару недель, и, возможно, увидите.

* * *

Покинув здание Терранской Службы Безопасности, Кроу свернул на уличный тротуар. Мимо в обе стороны непрерывными потоками двигались роботы, сверкающие машины: корпуса из металла и пластика, вместо жил – эластичные трубки, вместо крови – трансмиссионное масло и гидравлические жидкости. Люди, за исключением служащих в лакеях у роботов, в эти места не заглядывали никогда. Вокруг простирались кварталы всевозможных административных учреждений – сердце, ядро огромного города. Здесь строились все планы, отсюда исходили все распоряжения. Из этого района управляли всей городской жизнью. Куда ни взгляни, всюду роботы, роботы, роботы – на тротуарах, на лентах эскалаторов, на балконах, гуськом катят в здания, один за другим выезжают наружу, стоят тут и там серебристыми, сверкающими кучками, собравшись в кружок, словно сенаторы Древнего Рима, беседуют, обсуждают насущные дела…

Некоторые – впрочем, немногие – приветствовали Кроу легким, формальным наклоном металлической головы и тут же поворачивались к нему спиной. Большинство роботов старательно делали вид, будто не замечают его, либо отодвигались с дороги, опасаясь столкнуться с ним нос к носу. То та, то другая кучка оживленно беседующих роботов вмиг умолкала, заметив Кроу, проходящего мимо, а после, не сводя с него зрительных линз, подолгу провожала сумрачными, изумленными взглядами. Цвет наплечного шеврона, означавший принадлежность ко второму классу, повергал всех в негодование, молчание за спиной незамедлительно сменялось гневным, возмущенным ропотом. Встречные роботы, миновав Кроу, направлявшегося к человеческим кварталам, оглядывались, косились ему вслед.

У входа в штаб-квартиру Местного Управления стояли двое людей, вооруженных ножницами для стрижки кустов и граблями, – садовники, поливающие и пропалывающие газоны вокруг огромного административного здания. Эти уставились на проходящего мимо Кроу, не скрывая восторга, а один нервно, взволнованно, окрыленный надеждой, замахал ему рукой. Ничтожный чернорабочий бурно радовался, ликовал, видя воочию единственного из людей, удостоенного класса.

В ответ Кроу тоже махнул рукой.

Глаза садовников округлились, взгляды исполнились благоговения. Позабыв о работе, оба замерли, глядя ему вслед.

Свернув за угол на перекрестке двух магистральных улиц, Кроу смешался с оживленной толпой покупателей, от края до края заполнившей межпланетный рынок.

На таких рынках под открытым небом торговали самыми разными товарами из богатых колоний – с Венеры, с Марса, с Ганимеда. Вдоль прилавков стайками, прицениваясь, выбирая, обсуждая товар или попросту сплетничая, бродили все те же роботы. Впрочем, здесь порой попадались и люди – большей частью домашние слуги, содержащие хозяев в исправности, явившиеся пополнить запас расходных материалов и запчастей. Пробравшись сквозь толпу, Кроу миновал рынок и направился дальше, к человеческим кварталам города. Вскоре навстречу повеяло знакомым духом – слабым, слегка резковатым запахом людей.

Роботы, разумеется, не пахли ничем. В мире машин, лишенных всякого запаха, человеческий дух казался едва ли не вызывающим. Некогда эти кварталы считались роскошной, обеспеченной частью города, но как только туда переехали первые из людей, цены на недвижимость начали резко падать. Постепеннно роботы оставили подешевевшие дома, и теперь там проживали исключительно люди. Там же, в человеческом квартале, несмотря на высоту положения, обязан был жить и Кроу. Его дом – стандартная жилая ячейка из пяти комнат, точно такая же, как и все прочие, – находился в дальней части квартала, в самой его глубине. Один дом среди великого множества…

Стоило Кроу поднести ладонь к парадной двери, дверь растаяла, словно воск. Быстрый шаг внутрь – и дверной проем вновь затянулся за его спиной. Кроу взглянул на часы. Времени – куча, около часа… а после ему нужно будет вернуться назад, в кабинет.

Оглядевшись, Кроу потер ладонь о ладонь. Возвращение сюда, в личные апартаменты, где он родился и вырос, где вел жизнь обычного, не принадлежащего даже к двадцатому классу человеческого существа, пока не наткнулся на то, что со скоростью метеора вознесло его к самым вершинам общества, всякий раз волновало его до глубины души.

Миновав небольшие безмолвные комнаты, Кроу вышел на задний двор, подошел к сарайчику-мастерской, отпер и сдвинул в стороны створки дверей. Навстречу дохнуло сухим, терпким жаром. Щелкнув тумблером, Кроу отключил систему сигнализации – затейливое хитросплетение проводов и звонков, в котором на самом-то деле не видел особой надобности: роботы в человеческие районы не заглядывали никогда, а люди крали что-либо друг у друга очень и очень редко.

Заперев за собою двери, Кроу уселся за пульт машины из многочисленных блоков, занимавшей всю середину сарайчика, и включил питание. Сложная аппаратура ожила, загудела, стрелки приборов качнулись вправо, лампочки замерцали, вспыхивая одна за другой.

Квадратное окошко прямо перед Кроу тоже засветилось, из серого сделалось светло-розовым. Вот оно, Окно… Участившийся пульс отдался болью в висках. Кроу щелкнул клавишей. На пару секунд Окно помутнело, а затем в нем появилось изображение. Придвинув к окну видеодиктофон, Кроу включил и его. Диктофон негромко защелкал. Туманные силуэты в рамке Окна зашевелились, задергались, то замирая, то вновь приходя в движение. Стоило Кроу осторожно повернуть верньер настройки, картинка сделалась четче, однако два робота, стоявшие позади письменного стола, двигались по-прежнему быстро, рывками. Поворот другого верньера замедлил скорость их движения, и Кроу сумел разглядеть, что роботы деловито разбирают какие-то документы. Тогда он слегка повысил напряжение тока. Бумаги в руках роботов придвинулись ближе, заняли собой всю рамку Окна, а видеодиктофон, замерцав линзами объективов, исправно записал на ленту их изображение.

Роботы разбирали Опросные Листы. Сортировали, раскладывали по стопкам заполненные Опросные