Месть розы - Николь Галланд

Бойдон усадил его около огня, взял промокшую накидку и предложил вина, от чего Виллем не стал отказываться. Никто впрямую не пялился на него, но он чувствовал, что всем этого хочется. В зале, меньше всего предназначенном для уединения, он сидел в полном одиночестве, как бы отгороженный невидимой стеной. И не сомневался, что остальные молча посмеиваются над ним.

Он заерзал, готовый встать, уйти отсюда, а потом и из ворот замка и прямиком отправиться в Доль, но тут его остановил чей-то шепот.

— Твои друзья, вон те, что играют в кости, действительно не прочь, чтобы ты присоединился к ним.

Это была Жуглет, внезапно возникшая рядом. Она кивнула на группу из пяти молодых людей, которые сражались под началом Виллема во время турнира и вышли из него с победой.

— Игра — неподходящее занятие для рыцаря, — сухо ответил он.

— Как и хандра, — прошипела она, растянув губы в притворной улыбке.

Ей, как и ему, было ясно, что внимание всех в зале сосредоточено на Виллеме, пусть они и делают вид, что углублены в свои занятия.

— Я не хандрил. Ездил по предгорьям в поисках разбойников, — упрямо гнул свое Виллем.

— Только, ради себя самого, даже не заикайся об этом Конраду. При дворе это расценят как опалу. Ты не знаешь здешних правил, Виллем, а я знаю. Делай то, что я говорю.

Выгнув дугой бровь, он прошептал:

— Тебе так нравится вести беседу на публике?

Жуглет начала отвечать, но внезапно смолкла. Он кивнул с бледной улыбкой.

— Да, это хорошая идея. Спускайся туда сначала ты, а я присоединюсь к тебе, как только мой плащ высохнет.

Она удивленно уставилась на него.

— Похоже, меня только что обошли в искусстве маневрирования?

В подвале было совсем темно. Виллем пообещал, что они непременно поговорят — потом. Расположившись рядом с огромным винным бочонком, они занялись любовью. В Жуглет, не считая самого ее пола, не было ничего привычно женского, тем более романтического или поэтического. Ее тело не ощущалось мягким, словно подушка, как это было со вдовой Сунья, зато в ее движениях присутствовал определенный атлетизм, и это чрезвычайно возбуждало Виллема. Когда они занимались любовью, Жуглет позволяла ему брать инициативу на себя, в отличие от других аспектов их дружбы, однако у нее то и дело возникали в высшей степени сумасбродные эротические идеи, которыми она откровенно делилась с ним. Все в целом не совпадало с представлением Виллема о том, как должны вести себя любовники, но (в отличие от истории с разбитой вдребезги репутацией сестры) это его радовало. Фактически, и он осознавал это, ему угрожала опасность слишком сильно втянуться в наслаждение, доставляемое их близостью.

Потом он расстелил среди корзин и бурдюков свой плащ, и они лежали, отдыхая, вслушиваясь в приглушенную симфонию бушевавшей снаружи непогоды. Ему нравилось ощущение, вызванное их соединенными телами: ее щека удобно устроилась во впадине его плеча, своими большими руками он обнимал ее гибкое тело, ее ладонь, такая легкая, покоилась у него на груди, а их ноги переплелись и казались вырезанными из одного куска мягкого дерева.

— Что ж, — заговорила Жуглет, когда приятное послевкусие их близости начало таять. Она высвободилась из его объятий и села, возвышаясь над ним. С ощущением сонной сытости он протянул руку и погладил ее волосы. — Теперь, когда ты удовлетворен, возвращайся наверх, излучая умиротворение. Напомни придворным, какого достойного рыцаря они приобрели в твоем лице.

Виллем тяжело вздохнул, мягко отодвинул ее, сел и начал одеваться.

— Не могу я выносить их… сочувствия.

Он натянул тунику.

— Тогда покажи им, что ты в нем не нуждаешься.

— Как? Рассказывать всем, что меня не волнует, как я своей тиранией сделал из собственной сестры шлюху?

Он зашарил в темноте, отыскивая штаны.

— Неужели ты и впрямь веришь, что Линор так поступила?

Жуглет тоже потянулась к своей тунике: она всегда одевалась гораздо быстрее Виллема.

— Ты — лучшее доказательство тому, какую пылкость способна… способна скрывать женщина, — проворчал Виллем, натягивая с трудом найденную одежду.

— Не городи чуши. Линор ни капельки на меня не похожа! Жуглет уже оделась.

— Что касается чувств, сестра всегда была гораздо восприимчивее меня. Ее восторгали — или ужасали — запахи, вкус и звуки. Почему бы ей не поддаться воздействию…

Говорить о Линор, используя такие слова, было крайне неприятно, и Виллем оборвал себя.

— У нас в Доле есть поговорка: «Кто не может управлять собой, тот не имеет права управлять другими».

— Ну и держи эту поговорку при себе, — начиная раздражаться, сказала Жуглет, завязывая пояс. — Она не доказывает ничего. Дай сестре возможность защититься, если ты не в состоянии сделать это сам. Пошли за ней.

Виллем снова испустил тяжкий вздох и взял в руки пояс.

— Если ее оправдания хоть в какой-то степени убедительны, Эрик вернется и будет свидетельствовать в ее пользу. Лично я на это не рассчитываю. И вообще, Жуглет, за последние два дня мы уже столько раз все это обсуждали. Какой смысл продолжать спор?

— А какой смысл продолжать киснуть? Если ты так уж веришь в ее вину, сделай, по крайней мере, вид, что тебе это безразлично. Напомни всем, что ты не только брат Линор.

Лицо Виллема исказила гримаса.

— Какую огрубевшую, подлую душу нужно иметь, чтобы оставаться равнодушным к тому, что произошло! Я до этого не унижусь.

Жуглет всплеснула руками.

— Ты меня с ума сведешь! Все впустую, мне давно следовало это понять. Ты чистейший человек из тех, кого я знаю. И больно видеть, что даже чистота способна переродиться в какое-то извращение. Все, я умываю руки. Иди себе с Богом — надо полагать, Он единственный, кто достоин тебя.

Чувствуя боль и обиду, Виллем сидел в темноте, вслушиваясь и стараясь понять, неужели она и впрямь ушла.

Увы, да.

Жуглет была в ярости и жаждала глотнуть свежего воздуха, чтобы прояснилась голова. По привычке она устремилась к кухонному выходу, менее приметному со стороны двора, чем большая дверь, через которую закатывали винные бочонки. К выходу на кухню вел короткий коридор в форме буквы S, и дверь там часто оставляли приоткрытой, поскольку люди все время сновали из кухни в подвал и обратно.

Завязывая пояс, Жуглет шла по коридору, как вдруг услышала знакомые голоса. Она резко остановилась, радуясь, что находится в укрытии. Прижалась к стене, вслушиваясь, но из-за дробного стука дождя о каменный настил двора поначалу не могла различить слов. Складывалось впечатление, что беседующие стоят, прячась за большим баком где-то между углом двора и коридором.