Месть розы - Николь Галланд

Первое место среди этих вещей, согласно ее плану, занимало белое платье девственницы, очень строгое, с закрытым воротом, и все драгоценности, которые она была в состоянии унести. В ночь перед отъездом она завернула свои пожитки в два слоя льняной ткани и положила в кожаный мешок, а его — в переметную суму. Эрик, отчаявшийся отговорить Линор и лучше понимавший, что ее ожидает, посоветовал кузине одеться как можно проще, а лицо прикрыть белой вуалью, чтобы походить на бедную монашку.

В результате Линор выглядела в высшей степени необычно, хотя и не менее привлекательно. Девушка собрала печенья и сушеного мяса в том количестве, которое по наивности считала достаточным для путешествия, поцеловала мать, окропила себя святой водой из сосуда у двери, помолилась святому Аполлинарию — это был его день — и вышла из дома в предрассветный туман.

Жуглет резко постучала в дверь. Мальчик-паж с выражением тревоги на лице крикнул, что можно войти. Виллем сидел с унылым и даже больным видом, завернувшись в толстое шерстяное одеяло темно-коричневого цвета, и глядел в окно. Сочувствуя ему, Жуглет тем не менее, не стесняясь присутствия пажей, набросилась на него с руганью. Он отвечал ворчанием и намеками на то, что лучше бы им лечь в постель. Его расстраивало не столько бесчестное поведение Линор, сколько сам факт ее обмана. Однако сильнее всего его огорчало то, что он сам способствовал этому.

— Это просто расплата за строгость, с которой я с ней обращался, — с покорностью фаталиста заявил он.

— Боги! — воскликнула Жуглет. — Выходит, ты у нас и преступник, и жертва. Впечатляет!

Он улыбнулся ей слабой, смиренной улыбкой и отослал мальчиков из комнаты.

— Иди ко мне, — жалобно попросил он. — Знаю, по-твоему, я заслуживаю выволочки…

— Ты заслуживаешь кое-чего похуже, — оставаясь у двери, резко ответила Жуглет. — Тебе повезло: Конрад проявляет снисходительность, но любое терпение может иссякнуть. Либо ты сегодня же возвращаешься в замок, либо будешь отослан в Доль. Это его приказ.

— Лучше бы он дал мне поручение подальше отсюда. — Виллем состроил гримасу. — Скажи, пусть ушлет меня куда-нибудь. Тогда никто при дворе не будет видеть моей унылой физиономии, и в то же время я останусь на службе его величества.

Жуглет так удивилась, услышав подобные речи, что не сразу нашлась что ответить.

— Меньше чем через неделю двор переедет в Майнц, и ты должен находиться рядом с Конрадом.

Он вздохнул и жестом подозвал менестреля к себе. Она подошла.

— Я жил и пытался вырастить Линор, руководствуясь самыми благородными представлениями, и все это был один обман.

Он обнял Жуглет за талию и прижался лицом к ее животу, словно маленький мальчик, который хочет, чтобы его утешили.

Она прикусила губу и оттолкнула его.

— Я тебе не мать. Я здесь для того, чтобы доставить тебя к королю.

— Не могу я вернуться туда, — еле слышно ответил он. — Понимаю, ты разочарована, но я вправду пытался жить согласно твоему нелепому, совершенно невероятному представлению обо мне.

— Ничего невероятного в нем нет. Я знаю, на что ты способен. Ты великая душа, Виллем. Кое в чем ты бываешь неслыханно туп и упрям, но в целом ты грандиозен, и Конрад понимает это.

Она подняла пальцем подбородок Виллема и повернула его лицом к себе.

— И ты даже более чем хорош в том, о чем он понятия не имеет.

Как будто дождавшись сигнала, он притянул ее к себе на колени, обхватил за плечи и поцеловал в губы. В первый момент она растерялась, но потом оттолкнула его, упершись руками в грудь.

— Это плохая идея.

— Павел нас тут не увидит.

Он провел теплыми губами по шее Жуглет, и ее тело автоматически откликнулось на это прикосновение, прижавшись к нему.

— Знаю, он везде ищет моральные отклонения, но здесь никаких отклонений нет.

— Его рука скользнула между ее бедер.

— Я имела в виду не Павла. — Жуглет снова оттолкнула его. — Оставь свои амурные настроения, сейчас не до того.

— Можно подумать, ты и в самом деле так считаешь. — Виллем начал развязывать ее пояс. — А мне кажется, ты говоришь это по привычке. Ну, как Павел раздает свои благословения.

Он был прав. Впервые на памяти Жуглет — и это беспокоило ее — прикосновение чьих-то обветренных губ и жестких кудрей приобрело такую власть над ее телом. Было приятно — слишком приятно — видеть, с каким выражением лица Виллем развязывает ее пояс. Это плохо. Она ничего подобного не планировала.

Жуглет снова оттолкнула его.

— Ты должен сегодня же вернуться в замок. Это приказ!

Виллем прикоснулся к растрепанной голове, обращая ее внимание на свой всклокоченный вид.

— Показаться в таком состоянии даже хуже, чем не показываться вообще. Но мне нужно чем-то заняться, а в местных холмах, по-моему, немало разбойников. Либо устрой мне назначение куда-нибудь подальше, либо дай возможность заняться… кое-чем еще.

Он снова переключился на ее пояс.

Жуглет прекрасно понимала, что, вознаградив Виллема за отсутствие при дворе удовлетворением его мужских желаний, ни за что не добьется его возвращения в замок. Если разум и собственные интересы не в состоянии выманить его туда, придется прибегнуть к другой уловке, пусть и бесчестной. Она сняла его руки со своего пояса, поднялась с колен Виллема и покинула комнату без единого слова, игнорируя его удивление и мольбы. Несколько часов спустя, уже из замка, она послала с мальчиком-пажом, которому доверяла и хорошо платила, сообщение, в котором клялась, что в следующий раз они займутся любовью либо в подвале Кенигсбурга, либо нигде.

Виллем появился в замке почти сразу же, несмотря на разразившуюся бурю.

Когда в середине дня доложили о его приходе, в большом зале, где придворные проводили свободное время, возникла неловкая пауза. Конрад был у себя, отдав распоряжение не беспокоить его. Маркус попросил Бойдона заняться гостем и удалился.

К тому моменту, когда Виллема ввели в зал, все, разбившись на группы, углубились в свои занятия: кто-то играл в кости, кто-то обсуждал вышивку, кто-то брал уроки музыки. Множество зрителей столпились вокруг играющих в нарды. Пока Виллем, мокрый, молчаливый, робеющий, пересекал зал, направляясь к камину, все по очереди приветствовали его, одни с легкостью, другие стесненно, и приглашали присоединиться к ним, но никто почему-то не огорчался, когда он отклонял их предложение.

Бойдон усадил его около огня, взял промокшую накидку и предложил вина, от чего Виллем не стал отказываться. Никто впрямую не пялился на него, но он чувствовал, что всем этого хочется. В зале, меньше всего предназначенном для уединения, он сидел в полном одиночестве, как бы отгороженный невидимой стеной. И не сомневался, что остальные молча посмеиваются над ним.