Водоворот - Питер Уоттс

Лабин вращался в потоке, чувствуя, как заполняются водой внутренности, и ощущал истинное наслаждение.

Он не думал, что Лени сразу уйдет ко дну. Возможно, она не подозревает о подлодках, курсирующих на больших глубинах, но о дельфинах и сонаре уже узнала. К тому же Кларк прекрасно понимала, как турбулент­ность влияет на сенсорные системы — и электронные, и биологические, — а потому будет держаться ближе к берегу, прячась в какофонии водосбросов. Скоро она украдкой двинется по краю на север или юг, поползет по мутным джунглям из отбросов и обломков, накопившихся за три века политики «с глаз долой — из сердца вон». Даже при полном штиле там нашлось бы где укрыться.

Сейчас же Лени, по всей вероятности, оправлялась от ударов, а может, и от шока. Ганди дважды достал цель, прежде чем та ответила: поразительно, что она вообще не потеряла сознание и даже дала бой. На время ей при­дется затаиться в какой-нибудь дыре и переждать.

Лабин взглянул на навигационную консоль, закрепленную на запястье. Там сверкала небольшая двумерная схема, где главной звездой, пересечением четких зеленых линий был сам Кен. Время от времени в периметр заплы­вали желтые точки — дельфины Кинсман патрулировали территорию. Еще одна точка, гораздо ближе, вовсе не двигалась. Лабин направил «кальмара» и выжал сцепление.

Ганди превратился в фарш. Заряд от дубинки Кларк пришелся в правую сторону головы; переднюю часть животного снесло моментально. За спинным плавником тело оказалось практически нетронутым. Мясистые обломки ребер и черепных костей торчали с левой стороны, а мани­акально-идиотическая ухмылка афалины не исчезла даже после смерти. От правой же стороны не осталось ничего.

Тело Ганди наскочило на затонувшую арматуру. Течение здесь шло от берега; видимо, дельфин встретил свою судьбу ближе к молу. Лабин развернул «кальмара» и поплыл к берегу.

— ...прини...Ла...янный?

Фрагменты слов жужжали вдоль нижней челюсти, практически теряясь в царящем вокруг грохоте. Неожи­данно Лабина осенило, и он вывернул мощность воко­дера на максимум:

— Никаких переговоров по этому каналу. У Кл...

Слова, превращенные механикой в грубый металлический скрежет, застали его врасплох. Уже несколько месяцев имплантаты не увечили ему голос так сильно. От этого звука в нем даже проснулось нечто сродни ностальгии.

— Никаких контактов, — продолжил он. — У Кларк есть имплантаты линейной амплитудно-частотной моду­ляции. Она может нас подслушать.

— ...не?..

Даже если бы Лени настроилась на правильный канал, Лабин сильно сомневался, что она смогла бы извлечь из сигнала больше пользы, чем он сам. Акустические моде­мы не были рассчитаны на пенящуюся воду.

«Да и с чего ей слушать? Откуда ей знать, что я вообще здесь?»

Но он ничего не хотел оставлять на волю случая, поэтому молчал так же, как и его жертва, где бы она ни притаилась, а вокруг бушевало озеро.

Интуиция — это не ясновидение. И не догадки. Интуиция — это сводный отчет, итог работы тех девяноста процентов высших мозговых центров, что действуют бессознательно — но не менее последовательно и строго, — чем самоосознающая подпрограмма, мнящая себя личностью. Лабин скользил сквозь такую муть, что даже «кальмара» едва видел; он оставил машину и медленно двинулся сквозь мертвый извилистый лабиринт обломков и отмелей. Со всех сторон торчали шипы и зазубренные края, пробиваясь сквозь слои слизи, которые смягчали разве что их вид. Кен положился на волю потока, тот поначалу нес его прочь от берега, затем подхватил и швырнул к основанию дамбы. Там рифтер пополз вбок по серой выскобленной поверхности, словно краб, вжимаясь в бетон, а вода пыталась отлепить и отбросить его, как старую наклейку. Он отдался на волю интуитивных подпрограмм; теперь они оценивали сценарии, рылись в памяти, вспоминали более счастливые времена, когда Лени обнаруживала такие-то мотивы, такие-то предпочтения. Он исследовал парочку подходящих убежищ, проигнорировал другие и даже не смог бы сказать, по­чему так поступил. Но все части Кена Лабина прошли хорошую подготовку — и мозговой ствол, и аналитические подпрограммы, и крохотный гомункул, неловко рассевшийся позади глаз. Каждый прекрасно понимал, что делать ему, а что оставить другим.

А потому Кен даже не удивился, когда наткнулся на Лени: та пряталась в тени одного из нелепых чикагских водопадов, втиснулась в каньон из обломков, оставшихся еще с предыдущего столетия.

Она была в плохой форме. Тело перекошено так, что ясно — удары Ганди достигли цели. Гидрокостюм порван вдоль грудной клетки, то ли от нападения дельфина, то ли из-за остроугольной геометрии самого озера. Еще Кларк баюкала левую руку. Но убежище она выбрала с умом: для сонара слишком много шума, для ЭМ-сигнатуры слишком много железа и слишком много всякого мусора в воде, чтобы кто-нибудь без глаз и инстинктов рифтера мог ее выследить. Бертон мог проплыть на расстоянии метра от нее и ничего не почуять.

«Хорошая девочка», — подумал Кен.

Она выглянула из укрытия, ее пустые белые глаза встретились с его собственными сквозь два метра молочного хаоса, и Лабин сразу понял, что она его узнала.

А он так надеялся, вопреки здравому смыслу, что Кларк ничего не поймет.

«Прости меня. У меня действительно нет выбора».

У нее по-прежнему есть дубинка. Она будет прятать ее до последнего момента, а потом пустит в ход с отчаянной быстротой. И разумеется, попытается обратить ее против себя: раз ты все равно обречена, можно ли придумать лучшую месть, чем выпустить Бетагемот на свободу, свершить последний акт самоубийственного катарсиса?

Лабин все это предвидел и разоружил Лени чуть ли не автоматически. Но, проверив дубинку, выяснил, что та уже опустела. Ганди принял на себя последний заряд. Оружие полетело на илистое дно.

«Прости меня». В нем начало пробуждаться сексуальное предвкушение неминуемого убийства. «Ты мне нравилась. Ты была единственной... только ты по-настоящему заслуживала победы...»

Она просто смотрела в ответ. Не включила вокодер. Не попыталась заговорить.

В любую секунду должен был вступить в права Трип Вины. Лабина в который раз затопила почти болезненная благодарность за то, что искусственный нейрокатализатор так легко брал на себя ответственность за любые его действия. За то, что сейчас он убьет своего единственного друга и не почувствует угрызений совести. За то, что...

В гидрокостюме было невозможно закрыть глаза. Материал крепился к линзам и удерживал веки, делал взгляд немигающим. Лени Кларк посмотрела на Кена Лабина. Кен Лабин отвернулся.

Никогда прежде Трипу не требовалось столько времени.