Родная старина - В. Сиповский

«Люди у нас просты, – писал он, – не умеют говорить. Лучше о вере не плодить никаких речей, а для того только собор учинить, чтобы еретиков казнить, жечь и вешать… Надобно их пытать накрепко, чтобы дознаться, кого они прельстили, чтобы искоренить их совсем и отрасли их не оставить».

В XIII в. епископ Владимирский Серапион сильно восставал против людей, вздумавших убивать волхвов как еретиков, а теперь ревнитель православия требовал лютой казни еретикам. Другого средства борьбы с ними не было. Невежественным духовным лицам пускаться в спор с еретиками было даже опасно. Невежество таким образом вело к жестокости, противной христианскому духу.

Благодаря посланиям Геннадия дело получило такую огласку, что нельзя было его замять, как хотелось митрополиту. По настоянию архиереев он принужден был в 1490 г. созвать собор. Здесь еретики были преданы проклятию. Некоторые из них, которых нельзя было укрыть, сосланы были в ссылку. Еретиков, бежавших из Новгорода, отправили к Геннадию.

Невиданное еще до тех пор зрелище пришлось увидеть новгородцам. По городу возили еретиков, посаженных верхом на кляч лицом к хвосту; на еретиках была надета одежда навыворот; на головах у них были соломенные венцы, остроконечные берестовые колпаки с мочальными кистями и с надписью: «Се есть сатанино воинство». Нашлись такие, что плевали еретикам в глаза и кричали: «Вот враги Божии, хулители Христа!» После поругания еретиков на головах у них зажгли берестовые колпаки.

Но позором и казнью ересь не была ослаблена. Наиболее сильные еретики уцелели. А тут еще случилось обстоятельство, которое на время придало новую силу ереси. Еще в древние христианские времена на Востоке составилось суеверное убеждение, будто бы мир будет существовать только 7000 лет. В 1492 г. как раз истекла седьмая тысяча лет (от сотворения мира до Рождества Христова считалось 5508 лет). Наступал конец мира и Страшный суд. Ужас обуял суеверных. Раньше и духовенство держалось мысли, что через 7000 лет от сотворения наступит кончина мира. Но роковой 1492 г. прошел, и еретики стали смеяться над православными, ругались над их книгами, над воскресением мертвых, над Страшным судом.

Геннадий продолжал всеми силами бороться с ересью. Нашелся ему сильный помощник – Иосиф Волоцкий. С юных лет Иван Санин (мирское имя Иосиф) полюбил строгую иноческую жизнь. Страшно сурова была жизнь в Боровском монастыре, где постригся юный подвижник, но он был из тех могучих духом людей, которых не пугают тяжкие труды и лишения, не останавливают никакие препятствия. Как ни сурова была жизнь в Боровском монастыре, но Иосифу казалась она недостаточно строгой. Он основал свой собственный монастырь в лесах Волоколамских самым строгим уставом. Вот этот суровый подвижнике несокрушимой волей выступил борцом против ереси, которая видимо крепла, находя опору в митрополите.

«С того времени, – писал Иосиф суздальскому епископу, – как воссияло на земле нашей солнце православия, у нас никогда не было такой ереси: в домах, на дорогах, на рынке – все иноки и миряне с сомнением рассуждают о вере; основываются они не на учении пророков, апостолов и Святых Отцов, а на словах еретиков, отступников христианства; с ними дружатся, учатся от них жидовству, а от митрополита еретики не выходят из дому, даже спят у него».

Иосиф в своих посланиях к русским епископам, к великому князю смело изобличал в ереси самого митрополита, требовал, чтобы владыки, верные православию, отказались от всякого общения с Зосимой, не принимали бы от него благословения. Наконец он добился своего: Зосима был отставлен (1494) от митрополии «за пьянство и нерадение о церкви».

Иосиф уговаривал великого князя казнить еретиков, но тот долго медлил. В это время большую силу при дворе имела Елена, невестка великого князя, зараженная ересью, да и сам великий князь одно время склонялся к ней: по крайней мере он впоследствии сам каялся, что знал о ереси. Понятно, как трудно было ревнителям православия бороться с нею. Притом не все духовные лица, подобно разгоряченному борьбой Геннадию и суровому Иосифу, стояли за лютые казни.

В то время как Иосиф требовал, чтобы огнем беспощадно выжечь язвы ереси из русского народа, слышался голос другого великого русского подвижника – кроткого Нила Сорского и его последователей, старцев Кирилло-Белозерского монастыря. Они напоминали о христианской кротости, о христианском прощении.

Но Иосиф настойчиво добивался у князя расправы с еретиками. Наконец великий князь после долгих колебаний созвал собор (1504), чтобы окончательно решить дело о ереси. Иосиф требовал, чтобы без пощады казнить главных еретиков, не обращая внимания на их раскаяние. Собор обвинил и предал проклятию нескольких уличенных лжеучителей. Великому князю неудобно было дольше отстаивать их, и 28 декабря главные еретики были сожжены в железных клетках. В Новгороде также сожгли нескольких. Остальных, менее виновных, одних заключили в тюрьмы, а других разослали по монастырям. Иосифу это было не по душе.

– Этим ты, государь, – говорил он великому князю, – творишь мирянам пользу, а инокам погибель.

Ересь не была совершенно истреблена. Она еще существовала втайне и лет через 50 снова сказалась.

Борьба с жидовствующими показала, как необходимо просвещение, подняла вопрос и о церковном нестроении. Геннадий жалуется, как сказано выше, что приводят к нему почти безграмотных людей ставиться в священники, и прямо заявляет о необходимости училищ.

«Челом бью государю, – пишет он митрополиту, – чтобы велел училища учинити, да его разумом и грозою, а твоим благочестием, то дело исправится. А ты бы, господин отец наш, государям нашим, а своим детям, великим князьям, печаловался, чтобы велели училища учинити. А мой совет учить в училищах азбуке с толкованием, да псалтырь с объяснениями, а потом могут читать всякие книги. А то мужики говорят – невежды учат ребят, только речь им портят. Выучат прежде всего вечерне, за что мастеру (т. е. учителю) надо принести каши да гривну денег; за заутреню так же, даже больше того, за часы особо, да сверх того еще подарки, как рядился. А кто отойдет от такого мастера, то ничего не умеет, – только по книге бредет, а церковного устава совсем не знает».

Неизвестно, насколько эти советы принесли пользы делу.

Понадобились и книги. Еретики ссылались на Библию, а полной Библии не было на Руси; не было также ни одного вполне исправного списка Псалтыри. Геннадий озаботился составить полный список Библии; недостающие книги ее были переведены с латинского языка. Борьба с ересью вызвала и новые сочинения. Иосиф написал несколько посланий. Они вошли частью в замечательную его книгу «Просветитель». Здесь заключается история ереси жидовствующих, обличения ее; тут же приводятся все главные основания православного вероисповедания.

Борьба с ересью заставила обратить внимание и на церковные неустройства. Еретики постоянно корили православных, что у них священники ставятся на мзде. На соборе 1504 г. было постановлено отменить пошлины при поставлении на священнослужительские места, чтобы не вводить людей в соблазн. С этих пор строго стали смотреть, чтобы это постановление не нарушалось. Даже сам Геннадий должен был отказаться от своего сана и поселиться в монастыре, когда его враги, которых у него было очень много, стали жаловаться, будто он по-прежнему брал «мзду» со священников.

Поднят был на соборе и другой весьма важный вопрос – вопрос о том, следует ли монастырям владеть селами. Монастыри, эти «тихие пристанища», куда удалялись люди, чтобы вдали от мирских забот проводить жизнь в покаянии, слезах и молитве, казались благочестивым и набожным людям лучшим местом для спасения души, а монашеское житие – образцом праведной жизни. Оно представлялось им «лучше царской державы»; о нем говорили: «свет инокам ангелы, свет же мирянам иноки».

И в самом деле, подвижники, подобные святому Феодосию и святому Сергию, были таким светом для мирян: они своею жизнью напоминали, что, кроме мирских забот, есть заботы высшие, духовные, воочию показывали примеры христианского милосердия и кротости. Толпы богомольцев наполняли монастыри, прославленные подвигами святых угодников, несли сюда свои пожертвования. Князья, бояре и богатые люди жертвовали часто земли, деревни, села и разные угодья: кто делал вклад, чтобы молились о здравии и долголетии его, вкладчика, и его родичей; кто жертвовал «на вечный помин души». Особенно много делалось вкладов и завещаний в пользу монастырей во второй половине XV в., когда ожидалась скорая кончина мира.

Чем больше богатели монастыри, тем сильнее монахи втягивались в мирские дела: приходилось управлять имениями, собирать доходы, а иногда даже и тяжбы вести.

Кстати ли было всем этим заниматься инокам, посвятившим свою жизнь Богу, отрекшимся от грешного мира и корыстей его? Не повреждалось ли этим монашество в самом корне своем? Этими вопросами еретики кололи глаза православным. Этими вопросами смущались и сами благочестивые люди. На соборе восстал против права монастырей владеть селами Нил Сорский (из рода бояр Майковых, р. 1433, ум. 1508).