Лаки Лючано: последний Великий Дон - Артем Рудаков

Два конкурирующих профсоюзных босса назначили Питеру Панто встречу на 18-й улице в Вест-Сайде. Отправляясь туда, он не подозревал, что эти двое были подставными людьми Анастасиа. За свое иудино дело один получил 85 долларов, другой — 90. Пригласив Питера в небольшое кафе, они стали склонять его к сотрудничеству с мафией, сулили большие деньги. Обозвав их «продажными шкурами», Питер Панто вскочил из-за стола и вышел на улицу. Там его уже ждали. Менди Вейсс и Тони Ромеро нанесли ему несколько ударов по голове рукоятями пистолетов. Бесчувственное тело швырнули в машину. Прохожие, наблюдавшие эту сцену, поспешно прибавили шаг.

Питера Панто вывезли за город и доставили к заброшенному карьеру в районе Пассейика. Здесь располагалось одно из тайных кладбищ «Корпорации убийств». Хотя Питер не отличался особой физической силой, троим киллерам пришлось с ним повозиться. Он яростно сражался за свою жизнь. Менди Вейсс едва не лишился правого глаза. Тони Ромеро получил удар ногой в переносицу. У водителя Джимми Феррако было исцарапано лицо. Наконец Менди Вейсс как следует схватил Питера за горло обеими руками и стал душить. Ромеро и Феррако крепко держали жертву за руки. Через две минуты все было кончено. Труп Питера Панто закопали на дне карьера, где по соседству разлагалось два десятка тел других казненных.

Террор в профсоюзах принял размеры настолько угрожающие, что даже боссы Высшего Совета осознавали очевидную необходимость скорейшего ухода Лепке со сцены. 20 августа 1939 года Фрэнк Костелло, сопровождаемый адвокатом Мозесом Полакоффом, прибыл в городок Даннемора. Надзиратель Томас Мерфи встретил их весьма радушно и вызвал служебную машину. Как обычно, он провел гостей из Нью-Йорка в канцелярию. Через несколько минут брат Мерфи Фрэнк почтительно распахнул дверь перед боссом всех боссов.

Лаки Лючано неважно выглядел в полосатой тюремной робе. Из-под куртки с нашитым номером 92168 торчал грубый шерстяной свитер. Ноги притягивали к земле тяжелые, неуклюжие ботинки. Под глазами короля гангстеров залегли густые синие тени — след длительного отсутствия женщины. Однако даже в таком жалком виде он оставался при власти.

— Пойди покури, Моз, — распорядился Костелло. Адвокат послушно вышел. Фрэнк обнял Лаки и со слезой в голосе сказал:

— Cospetto! Pio Mio![41] Чарли, я никак не могу привыкнуть. Мне очень больно видеть тебя в этой проклятой каторжной одежде.

— Ничего, мое время скоро придет, — угрюмо произнес Лаки, — теперь Дьюи осталось только победить на выборах губернатора. Для этого он должен упрятать Лепке. Рассказывай, как идут дела.

— Когда мы передали властям, что Лепке согласен сдаться, нас оставили в покое. Все в порядке, все наладилось. Единственное, что мне не нравится, — это наркотики. Очень грязный бизнес, Чарли, от него одни неприятности.

— Белый порошок — это большие деньги. Да, это грязный бизнес, но очень перспективный. Если мы устранимся от него, им займутся ниггеры или кто там еще. Они сделают на этом миллионы. А у кого деньги — у того и власть. Мы не можем допустить, чтобы власть перешла к кому-то другому. Это противоречит нашим интересам.

— О’кей. Ты босс, — вздохнул Костелло и сменил тему. — Чарли, ты знаешь, Лепке совсем сошел с ума. Он устроил такую бойню, какая была во время кастелламарской войны.

— Мы уже говорили об этом, Фрэнк. Лепке должен сдаться.

— Да, но… Он говорит, что прежде должен привести в порядок свои дела. Этому кровососу все мало трупов. Чарли, его надо остановить. Только ты можешь сделать это.

Лаки Лючано сел за стол и быстро набросал короткую записку.

— Надеюсь, Лепке умеет читать? — язвительно спросил он.

— По идее, да.

— Если все-таки не умеет, прочтешь ему сам. И еще, это ты должен передать на словах Тому Луччезе. Как только Лепке сядет, я разрешаю ему взять в свои руки бизнес в сфере готового платья.

Костелло понял. Это означало только одно: для преступного мира Луис Бачелтер отныне был заживо похоронен.

Душной августовской ночью черный «Паккард», за рулем которого сидел Альберт Анастасиа, остановился перед домом номер 101 на Третьей улице в Бруклине. Из подъезда стремглав выскочил человек в огромных солнцезащитных очках, одетый в зимнее пальто с высоко поднятым воротником. Внимательно осмотревшись по сторонам, он сел в машину. Анастасиа пересек Бруклинский мост и въехал в Манхэттен. На углу Пятой авеню и 28-й улицы стоял «Кадиллак» с зашторенными окнами, который при приближении «Паккарда» зажег и погасил фары. Анастасиа припарковал автомобиль рядом. На всякий случай вытащил из-под приборной доски свой «люгер» 45-го калибра.

Находившийся за рулем «Кадиллака» Уолтер Уинтшелл помахал рукой. Анастасиа последний раз взглянул на босса. Лепке, казалось, одолели сомнения. Но все было уже решено, и он не мог ничего изменить. Не колеблясь больше, он вышел из машины навстречу судьбе. Задняя дверца «Кадиллака» распахнулась. Шеф «Корпорации убийств» настороженно замер на месте. Слишком часто он видел это на улицах: автомобиль с потушенными фарами, распахивается дверь, и в следующий миг из салона гремят выстрелы. Но ничего не случилось.

— Хэлло, я — Эдгар Гувер.

— Хэлло, я — Луис Бачелтер.

— Лепке?

— Да… так когда-то называла меня моя мамаша.

Эдгар Гувер надолго замолчал. Потом задумчиво произнес:

— Твоя мамаша? Это немыслимо, чтобы у такого типа, как ты, могла быть мать.

Было 23 часа 10 минут 24 августа 1939 года. Над городом нависла удушающая предгрозовая жара.

Сенсационные репортажи Уолтера Уинтшелла появились на первых полосах всех крупных нью-йоркских газет. За один день отважный журналист «срубил» столько денег, сколько раньше зарабатывал за год. Не говоря уже о славе, которая гремела по всей Америке. Эдгар Гувер тоже был доволен своими лаврами. Именно на ниве ареста Лепке возникла старательно взращиваемая в сознании общественности легенда о «всемогущем и всезнающем» ФБР. Какую бы ересь ни проповедовал Гувер в дальнейшем: «желтая опасность», затем «красная опасность» и далее «теория ЛКН», американцы искренне верили в это.

Суд над Лепке был назначен на 27 ноября. Он находился в комфортабельной камере федеральной тюрьмы Ливенпорт, штат Канзас, далеко от Нью-Йорка, где было слишком непримиримое общественное мнение и грозный прокурор Том Дьюи. Эдгар Гувер заверил его, что «джентльменское соглашение» с преступным синдикатом остается в силе. Обвинительное заключение содержало только один пункт: торговля наркотиками. При этом Генри Анслингер на пушечный выстрел не был допущен к процессу, хотя наркобизнес считался сферой деятельности ФБН, но никак не ФБР. Однако Лепке недолго пребывал в безмятежности. Вскоре его посетил Алли Танненбаум, сопровождаемый адвокатом Джорджем Вольфом. «Убийца с грустными глазами», как называли Танненбаума «коллеги» по ремеслу, принес боссу плохие вести — письмо от некоего Гарри Гринберга, отправленное из Монреаля. Там было всего три строчки: «Ты наплевал на меня и забыл обо всем. Зато я помню кое-что, чем очень заинтересуется прокурор Дьюи. Мое молчание обойдется тебе в пять кусков».