Созерцатель - Алексей Пехов

Уитфорд понял все точно так же, как и я, с той лишь разницей, что решил – девушка убежала к лифту на своих двоих, а не с помощью ингениума.

– Вот же упрямая!.. Мистер Хеллмонк, верните ее назад, и быстро! Мы с Маклиди сдержим их, сколько сможем, а потом… Лучше вам выбраться до того момента, как у нас закончатся патроны.

Я, сперва на четвереньках, а затем, оказавшись под прикрытием стены, выпрямившись в полный рост, побежал обратно.

Черное окно заброшенного цеха было точно вход в логово чудовища. Внутри все осталось неизменным, пыльным и сонным. Лифт ушел вниз, значит, питание есть, и я дернул бронзовый рубильник, замыкая контакты. Механизм, гудя и дребезжа, начал подниматься, а я все это недолгое время исходил потом и ждал, что теоретически возможный контаги все-таки перестанет лениться и выберется на свет, чтобы проверить, какого хрена происходит у него под самым носом.

Но ничего не случилось. В цехе были лишь я и тень, которую выхватил из мрака мой фонарик, напугав и заставив спрятаться.

Когда кабина оказалась на одном уровне со мной, я потянул складную решетку, вошел внутрь и захлопнул ее, надеясь, что это движение не выглядит излишне нервным и поспешным.

Мюр совсем потеряла голову!

А вместе с ней и я, раз полез сюда, чтобы вытащить наверх ту, кто этого решительно не хочет. Да, господа и дамы. Порой Итан Шелби ведет себя точно феерический полудурок, непонятно как переживший кампанию Компьерского леса и не угробивший подчиненных.

Очередной рубильник я нашел на ощупь, щелкнул им, с клацаньем вгоняя в бронзовый паз, в кабине зажглась тусклая лампочка, едва освещавшая руки, загудели шестеренки, и начался спуск.

На улице, ослабленный стенами, раздался звук взрыва. Вновь стучал ручной пулемет.

Лабиринт под кондитерской фабрикой вполне мог поразить мое воображение, будь оно сейчас занято чем-то иным, кроме поиска девчонки.

В прошлое столетие здесь построили огромные склады, сложенные из толстых кирпичей, целый город, но со временем увеличивающееся количество наводнений здорово подточили их, и теперь подземелье существовало лишь благодаря постоянно работающим помпам.

Я слышал их многоголосый рокот, удары поршней, стук двигателей. Вода подступала так близко, что, казалось, еще немного и она затопит широкую дорогу с рельсами для вагонетки, а затем поднимется до потолка, где проложены толстые жгуты электрических кабелей.

Но пока день и ночь работают механизмы, на которые должно уходить очень много мотории, можно не отращивать себе жабры. Я заблокировал лифт, разомкнув ключ питания кабины, и, вытащив предохранитель, засунул его в карман. Теперь даже если Уитфорд со своим человеком отступят, тем, кто наверху, придется попотеть, чтобы спуститься сюда.

Лампы на стене горели слабо, словно вот-вот собираясь сдохнуть и погрузить это место во тьму, то и дело начинали мигать, когда звук от помп усиливался. И я спешил, держа в одной руке фонарик, а в другой пистолет.

Я злился на Мюр, любопытство (ведь так называется желание все знать?) которой уже не довело до добра.

– Мы только посмотрим, Итан. Мы только глянем одним глазком, Итан, – ворчал я, и тень, следующая за мной, разве что не хихикала.

Мне все время хотелось повернуться к ней, заглянуть в глаза и спросить, что она обо всем думает. Только вот я знал – та не только не ответит, но и спрячется, снова оставив меня в дураках.

Коридор закончился залом, откуда я услышал сбивчивую речь. Осторожно заглянул… Мертвые охранники лежали на полу, а их выживший товарищ, раненный в грудь, сипел в воронку телефона, требуя прислать помощь. Он увидел меня, потянулся за лежавшим у ног револьвером и застыл, когда ствол «Стука» нацелился ему в лоб.

– Хватит болтать, – попросил я.

Он понял. Осторожно, стараясь не делать резких движений, повесил воронку обратно на упавший со стола аппарат.

– Хреново выглядит, – сказал я, указывая на рану. – Быть может, стоит позаботиться о том, чтобы остановить кровь, а не просить прислать роту солдат на помощь?

– Эта дрянь все равно меня убила.

Как бы я ни спешил, Мюр со своими «прыжками» оказалась быстрее.

– Да. Это она умеет делать даже слишком хорошо, – пришлось признать мне. – Толкни пистолет ко мне. Пожалуйста.

Охранник скривился, но приказ выполнил, и револьвер, подчиняясь пинку ноги, проехал по залитому кровью полу в мою сторону.

– Что это за место?

Он пробормотал что-то невнятное, зажимая рану одной рукой и расстегивая ворот потемневшего мундира другой.

– Не стоит меня злить.

– Тяжело говорить.

Я сделал шаг к нему, и «Яблоко», которое он прятал в левой руке, упало между нами.

Просто невероятно, сколько всего успевает сделать человек за три с половиной секунды, пока смерть пляшет на капсюле-детонаторе и бросает кости. Я влетел в соседнее помещение, когда громыхнуло и осколки ударили по стенам и потолку, не причинив мне вреда.

– Сукин сын! – не скрою, с восхищением сказал я о человеке, который хотел забрать меня с собой на тот свет.

…Мюр я увидел издали. Она сидела на полу в распахнутом пальто, прислонившись к стене, вытянув ноги. По щекам текли слезы, а лицо было белым, словно она вот-вот собиралась потерять сознание.

Все слова и эпитеты, которые я подготовил, пришлось оставить.

– Эй! Ты в порядке? – спросил я, склоняясь над ней.

Она вздрогнула, только сейчас заметив меня, посмотрела, не видя, ошалело кивнула, закашлялась, и кашель перешел в рвоту. Я поддерживал ее за плечи, пока ей не стало легче, а затем осторожно опустил. Дрожащую и совершенно не похожую на себя.

– Там, – сказала она, вытирая рукавом щеки.

На распахнутой двери висела табличка «Объект «Творчество».

Свет в лампах все так же дрожал, пахло холодом и моргом. Стальные столы со стоками для жидкостей, решетки в полу, вытяжки, стеклянные белые шкафы, архив из толстых папок и бумаг, сваленных как попало на стеллаже, грифельная доска без единой надписи.

И… трупы.

Человек двадцать или тридцать. Выброшенных к дальней стене, изломанных, вкуса… сине-желтых, исковерканных, выпотрошенных и побитых, точно старые ненужные куклы, созданные психически нездоровым мастером.

У некоторых были едва видимые изменения. Первый шаг от человека к контаги. И все они оказались юны. Совсем недавно дети.

Четверо лежали на столах, с подключенными к ним трубками, вскрытыми черепными коробками, введенными в мышцы электродами от слабо гудящих машин.

Мальчишка с тонкой шеей и красивым лицом, искаженным неприятной маской смерти, находился ближе всех ко мне. Его грудная клетка и брюшная полость были распороты, на тонких конечностях уже появились следы некроза, но какого-то странного, словно пыльца неведомого растения осела на коже и начала врастать в плоть, расползаясь в стороны.