Одержимые сердца - Анна Морион

Ночное платье. Ее ночное платье. Белого цвета, строгое, без прикрас. В который раз прикасаюсь к этому куску ткани. Просто куску ткани. Но для меня этот кусок значит все. Это – кусок жизни Вайпер, все еще пропитанный запахом ее тела. Я миллионы раз представлял ее в этом ночном платье: она стоит передо мной. Ее волосы распущены. На ней – это белое ночное платье. Я касаюсь ее запястий и провожу кончиками пальцев по ее пальцам, медленно веду их вверх, к ее плечам. Касаюсь тонких лямок и аккуратно, с наслаждением, снимаю их. Вайпер молчит, но ее губы дрожат. Затем резким движением стягиваю ночное платье вниз и вижу маленькую белую грудь. Я видел грудь Вайпер лишь один раз: маловата, но идеальна. Вайпер стыдливо прикрывает свою обнаженную грудь руками…

Очнись. Очнись. Очнись!

Торопливо закрываю дверцы гардероба. Мои губы растягиваются в невольной насмешливой усмешке. Эта сцена могла стать реальностью. Но я все испортил. Нужно было просто закрыть ей рот или ударить, лишить ее сознания, а не отдаваться во власть гнева. Я вышвырнул ее из машины. Я. Ее. Сам. Она сидела рядом со мной. На пути к моему самолету. Но я все испортил. В тот миг я желал ее смерти. Я рассмеялся, выбросив ее. Но это был смех над самим собой. Смех над тем, каким жалким я стал. Она завладела мной. А теперь ее нет. И никогда не будет. Но я держу ее в своей крепко сжатой ладони и не отпускаю. И никогда Вайпер не освободится от меня. Ее смерть ничего не изменила. Она – моя.

– Чертова сука. – Я сжимаю кулаки и пытаюсь успокоить себя мыслями о том, что Вайпер мне не достать. Ее нет. А все эти сцены в моей голове – это мое право. Продолжить, повернуть сюжет ее жизни так, будто она осталась со мной. Она живет здесь. Я мучаю ее, не даю покоя по ночам, заставляю ее получать удовольствие от того, от чего получаю удовольствие я. В мыслях. В моем больном воображении. Даже там она сопротивляется мне, но я всегда выигрываю. – Чертова… Нужно было быть сдержаннее, так ведь Вайпер?

Ухожу из этой комнаты. Закрываю ее на ключ. Я приду еще миллиарды раз. В эту комнату. К этой одежде. К этому скромному ночному платью. Она не избавится от меня.

Нужно было взять ее на этом чертовом маковом поле. Сделать ее своей, подчинить ее.

***

«Карие глаза, длинные каштановые волосы, никаких татуировок и пирсинга»

«Телосложение?»

«Обычное. И у нее должна быть маленькая грудь»

«Если вы желаете, мы пришлем Монику, которая проводила с вами время в прошлый раз»

Моника. Да, она чем-то напоминала Вайпер, особенно когда лежала на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Но все в ней выдавало эту фальшивость, попытку замещения ее, грязь и отвращение, преследовавшее меня целую неделю. Все смертные девчонки, побывавшие в моей постели, были примитивной копией той единственной смертной, которая завладела мной. Она была смертной, но ее физическая слабость, хрупкость и нежная красота навсегда остаются тем, что я никогда не перестану проклинать. И любить, быть готовым на все, чтобы обладать ею. Вопрос в том, умеют ли вампиры возвращать к жизни мертвых? Отдать за это умение все, чем я обладаю – небольшая цена. Если бы только я мог заполучить ее.

«Нет. Она должна быть чешкой» – Я делаю долгую паузу. – «Или хотя бы говорить по-чешски»

«Боюсь, в данный момент мы не располагаем…»

«Найдите. Жду до вечера» – не терпящим возражений тоном говорю я.

«Она будет к восьми, мистер Грейсон»

«И не нужно косметики. Естественная красота и кроткий нрав»

«Я поняла вас, сэр»

Какая по счету? Двадцатая? И это только из службы девочек по вызову. Кроме них – с десяток чешских студенток, хоть едва напоминающих ее. Длинные каштановые волосы и карие глаза – единственный мой запрос с тех пор, как я встретил ее. После того августа в моей постели стали появляться смертные девчонки. Я стал извращенцем. Опустился до секса с этими ничтожными существами, и отчего же? Потому что одна смертная сукина дочь уничтожила меня, как цельную личность?

В кого я превратился. Я преследую ее образ и не даю покоя ни ей, ни себе.

***

Она сказала, что ее зовут Люция. Совсем не то, что я заказывал. По ее свободному поведению явно чувствовалось, что работа девочки по вызову приносит ей не только заработок, но и некоторое удовольствие. Поэтому в этот раз мне пришлось напрячь фантазию, чтобы видеть в этой продажной девке ее. Но увидеть ее мне удалось только, когда лицо Люции исчезло в подушке, и до меня донеслись всхлипы ужаса. То, что нужно. Вайпер никогда не легла бы в мою постель добровольно.

Люция тихо плачет, сидя на кровати. Обнаженная. Ее лицо спрятано в ладонях, а плечи содрогаются. Она так обманулась в своих ожиданиях, когда согласилась приехать ко мне за сумму, которую я назвал ее агентству. Наивная, глупая сука. Но, признаться, некоторое удовольствие я все-таки получил, слыша ее крики и визг. Этот сценарий я представлял не раз, и она в нем вела себя именно так – кричала, плакала, отталкивала меня. Но разница в том, что проститутка Люция всего-навсего боялась меня, а Вайпер – ненавидела, и мои прикосновения были для нее иглами, прокалывающими ее сознание. Она осознавала, что принадлежит мне одному, но боролась, упрямо отказываясь подчиняться мне. За что была наказана. Не раз. Люция же рыдала от осознания того, на что пошла добровольно, ради денег. Через полчаса приезжает машина, Люция быстро одевается и почти выбегает из замка, торопясь поскорее покинуть меня, «проклятого извращенца», как сообщает она водителю. Пока они находятся в зоне досягаемости моего слуха, я слышу клятву Люции покончить с проституцией раз и навсегда, потому что «этот мерзкий англичанин» стал последней каплей ее терпения. «Что ж, вопреки своему желанию, я наставил эту проститутку на путь истинный» – насмешливо думаю я.

Но через неделю Люция вновь оказывается в моей постели, а наутро вновь рыдает и клянется «завязать» с проституцией и особенно со мной. Противоречивая сука разрывается между любовью к деньгам и страхом передо мной. Но цифры на счету всегда оказываются слаще свободы, и каждую пятницу Люция проводит со мной. Потому что из всех смертных, что я знаю, она больше всего походит на нее. И этот факт достаточно удовлетворяет меня. Мне не жаль Люцию, но, когда я представляю, как плачет она, порой меня охватывает чувство, близкое к жалости. Вайпер – такая хрупкая, что я боюсь сломать ее. Люцию я сломать не боюсь, эта сука вызывает у