Несущая свет. Том 2 - Донна Гиллеспи

Удаляясь все дальше и дальше от алтаря, откуда неслись теперь далекие монотонные звуки голосов жриц, бормочущих заклинания над кровью жертвенных животных, Ауриана припомнила врезавшиеся в ее память слова предостережения, произнесенные Рамис много лет назад: «Я вижу тебя в ожерелье из костей, в плаще из человеческой кожи. Иди же навстречу своей участи, Жрица Смерти…»

В полночь во дворе усадьбы Бальдемара состоялся военный совет. Вокруг костра, разожженного Зигредой, собралось пять наиболее почитаемых военных вождей хаттов и начали обсуждать способы и пути ведения боевых действий, с помощью которых они намеревались прежде всего одержать верх над изменником Одбертом. Зигвульф вышагивал размеренной важной походкой взад и вперед, сжав огромные кулаки, чуть ссутулив свои покатые плечи и раздраженно отпихивая путающихся под ногами собак. Ауриана сидела неподвижно, напряженная и настороженная, глядя немигающими глазами в огонь, она слушала вполуха, лихорадочно обдумывая и рассчитывая ходы предстоящей военной операции. Ателинда наблюдала за всем происходящим как бы со стороны, уйдя в молчание и прикрыв тяжелыми веками задумчивые глаза, светившиеся мыслью и терпением. Сколько бед, невзгод, роковых поворотов судьбы видела она в своей жизни. И если ей суждено увидеть последний трагический поворот, она встретит его не столько с ужасом, сколько с холодным безразличным удивлением.

Коньярик сидел, закинув за голову сцепленные руки, откинув свое длинное неловкое тело на щит, прислоненный к столбу. Казалось, его заботила только одна мысль — снова предстоит война, снова необходимо будет драться и проливать кровь. Планы же и военные расчеты как таковые его мало интересовали: он любил мирную жизнь и ее радости, во всяком случае всегда подчеркивал это. Рядом с ним лежал на спине Торгильд, пожевывая кончик своих длинных рыжих усов и устремив взор на почти уже округлившуюся луну, как бы ожидая от нее ответа на свои многочисленные вопросы. Оба они отчаялись в своих попытках отговорить Зигвульфа от намерения разделить войско пополам. Поэтому спор продолжал один Витгерн. Он то беспокойно расхаживал вслед за Зигвульфом, то замирал на месте как бы в отчаяньи, сложив руки и потупив взор. Он с пеной у рта спорил сразу на два фронта, отвергая оба плана, предложенных остальными участниками совета: ему казался проигрышным и план, предусматривающий выход в военный поход всех хаттских сил в Тавнские горы в тамошние крепости для того, чтобы, опередив Одберта, расположиться там и держать оборону от римлян, и план, заключающийся в разделении войска с тем, чтобы одна его половина выступила на юг навстречу римлянам, а другая ожидала Одберта, идущего с севера, для решающего сражения с ним.

Зигвульф в конце концов остановился и с досадой плюнул в костер из дубовых поленьев.

— Мы не можем повернуться спиной к этому проклятому богами мерзавцу, открыв ему свои тылы. Наши обозы и припасы станут легкой добычей. Почему вы все не хотите видеть это? По-твоему, Витгерн, он будет здесь через четыре или пять дней. Все правильно, вот я и советую встретить врага лицом к лицу в том месте, которое мы сами выберем для решающего боя.

Витгерн нетерпеливо взглянул на Ауриану, сердясь на нее за то, что та не помогает ему спорить с Зигвульфом. Но она все еще сидела совершенно неподвижно, уйдя в глубокое молчание, похожее на транс. Витгерн знал, что сейчас ее мысль лихорадочно ищет выход, словно живая стремительная лань в полной темноте. Витгерну внезапно припомнилось, что Бальдемар точно так же вел себя на военных советах. Он тоже уходил в свои мысли и погружался в молчание, пока другие спорили ожесточенно и нетерпеливо друг с другом, а затем, когда эти споры заходили в тупик, вождь наконец изрекал свое взвешанное решение. Причем всегда на фоне этого решения планы его соратников, из-за которых те только что ломали копья, выглядели по-детски смешными и несерьезными.

— А что, если наши силы, оставшиеся здесь, потерпят поражение? — проговорил Витгерн, как бы читая мысли Аурианы. — Одберт перешагнет тогда через трупы одной половины нашего войска, чтобы напасть с тыла на другую половину.

Говоря это, Витгерн бессознательно ласкал молодого пса, которого Зигвульф только что грубо отпихнул ногой, и благодарное животное лизнуло Витгерна в руку. Зигвульф резко повернулся к нему.

— Да как смеешь ты говорить такие слова!

— Да-да, Зигвульф. Поражение, — грустно повторил Витгерн, посверкивая своим единственным глазом. — Привыкай к звуку этого слова, бьюсь об заклад, ты еще не раз услышишь его. Неужели ты думаешь, что Одберт придет сюда без мощной поддержки? Он бы никогда в жизни не стал рисковать своей шкурой, если бы не считал, что ведет с собой достаточно воинов для того, чтобы уничтожить нас.

Взгляд Зигвульфа, который до этого имел выражение оскорбленного самолюбия, резко переменился и светился теперь угрюмым огнем. Витгерн видел у него такой взгляд только однажды — когда Зигвульф узнал о смерти Бальдемара. На несколько мгновений воцарилась полная тишина, в которой слышалось лишь потрескивание сухих поленьев в костре, и Витгерн почему-то как никогда остро почувствовал, что это горят остатки того, что некогда было могучим живым дубом, пожираемым теперь жадным огнем, оставляющим только легкую золу.

— Тогда мы должны позаботиться о том, чтобы погибнуть с честью, — наконец произнес Зигвульф голосом, в котором одновременно слышались уныние и ярость. — Давайте тогда открыто признаем то, что мы попали в когти хищного ворона. Но я не хочу позволять Одберту завладеть Деревней Вепря как военным трофеем без всякого боя. Ведь эта деревня — место рождения доблестного Бальдемара! И я не позволю поступать со мной, как с домашней скотиной, которую римляне гонят на бойню! — воинственный огонек вновь засиял в его мрачном взгляде. — Враг должен быть остановлен здесь. И я вызываюсь сам выполнить эту задачу со своей дружиной, если больше ни у кого из вас не хватает смелости поддержать меня в этом.

Витгерн вновь взглянул на Ауриану, удивляясь тому, что даже эти слова не вызвали в ней желания вступить в спор. Но, похоже, Ауриана находилась где-то далеко отсюда, полностью уйдя в свои думы.

— Речь здесь идет вовсе не о смелости, — возразил Витгерн, все еще более злясь на Ауриану за то, что она бросила его в этом споре, оставив один на один с Зигвульфом. — Все это тщеславная болтовня!

— А я чую, как от тебя просто воняет трусостью, — в сердцах бросил Зигвульф и повернулся к Витгерну спиной.

— Зигвульф, — резко вмешалась в их спор Зигреда. Она встала с дубового кресла, держа в руке маску вепря, которую надевала, когда зажигала костер. — Не произноси нечестивых слов!