Золото Каралона - Александр Цуканов

– Миллион рублей за грамм, и точка. Передашь золото водителю.

– Нет, не могу, мне завтра позарез нужны деньги.

– Ладно. Завтра в обед приносишь золото, я быстро проверяю подлинность. Взвешиваю. Сразу отдаю деньги.

Смирнов заперся в шлихоприемной кассе. Проверяет диктофон, портативную камеру. Идет к машине Аркадия Цукана, открывает ключом. Радиостанция «Алтай» шипит и скворчит, как сало на сковородке. Он дважды диктует в телефонную трубку:

– Меня пригласили за черной смородиной на завтра. Сломался мотоцикл, срочно до обеда привозите бензонасос. Очень срочно.

– Вас понял. Отбой.

Кабинет заместителя начальника УФСБ Ахметшахова

Смирнов улыбается, довольный новым своим положением.

– Улыбаешься, Вадим Игоревич. Думаешь, у меня орден в кармане лежит. Нет, пока только представление направили на внеочередное звание, за успешно проведенную операцию с Дмитриенко.

– Служим отечеству не за награды!

Смирнов изображает тупого служаку, дурашливо выпячивает грудь.

– Правильный ответ. Так и доложу начальнику. От ордена отказался…

Ахметшахов усаживает Смирнова, садится рядом.

– Когда задержали бойцов из бригады Мансурова, я думал, покрутим дня три и выпустим… Ты настоял, чтобы сделали у задержанных подноготные срезы?

– Да. Вспомнил. Преподаватель у нас на кафедре из бывших розыскников. Я ни одной лекции не пропустил… Коледанов на меня сначала обиделся. Что ты не в свое дело лезешь? А когда криминалисты обнаружили следы пластида, пришел с извинениями.

– Теперь мы их подвяжем к чеченским боевикам. Немного подчистим озоевцев.

Смирнов из папки выкладывает на стол бумагу.

– Это рапорт от начальника следственного изолятора. Повезло нам, Тимур Фаридович. Не выдержал Дмитриенко…

Ахметшахов читает рапорт, затем записку: «Срочно организуй передачу с продуктами, сигаретами. Встречу с адвокатом. Гэбисты достали. Выдергивайте отсюда быстрей».

Ахметшахов внимательно разглядывает торопливую карандашную скоропись. Стремительно вскакивает. Открывает папку с документами Дмитриенко. Листает. Находит автобиографию, написанную Дмитриенко с некоторым изяществом технаря, приученного к шрифтам на занятиях по начертательной геометрии и при составлении курсовых проектов. Кладет рядом записку.

– Посмотри, Вадим!

Смирнов, не понимает восторга начальника. Медленно читает снова записку и автобиографию.

– Возможно, он торопился…

– Эх, ты, оперативник! Нужно срочно делать очередной запрос в Москву, затем передать паспорт Дмитриенко криминалистам.

Поселок Тенька

Аркадий Цукан привычно проснулся с рассветом. На кухне пьет крепкий чай из прокопченной алюминиевой кружки. Из комнаты выходит Осипова, смотрит внимательно.

– Не успела выбросить на помойку эту кружку. Теперь с собой потащишь в Анапу… Слава богу, закончилась приисковая круговерть.

Цукан встает. Смотрит с мягкой улыбкой.

– Ах, упертая ты моя Машуня! Голубика ты моя сладко-кислая…

Осипова с наигранной строгостью, сведя к переносице черные брови:

– Соскочил с кровати. Письма любовные разложил на столе. А я их сейчас в печку!

– Маша! Это же документы на новое месторождение в Зейском районе. Лицензию, слава богу, Шуляков помог пробить.

– Да ты опять за свое. Хватит, Аркаша! Всё, последних разов не будет. Сыну под сорок, пусть управляется сам.

– Не шуми, Машуня. Все передаю сыну. Ты посмотри на эту красоту. Осень хвалится своим разноцветьем перед долгой зимой.

Они смотрят через окно на линейку охристо-багряных тополей, на дальние отвалы отработанной породы, которые затянуло желтой и бурой кустарниковой порослью, скрашивая безжалостные раны распадков, ручьев и речушек, где прошли бульдозера по второму, а то по третьему разу, выбирая остатки россыпного, когда-то богатого золота.

В семь утра Аркадий Цукан привычно обстукивает сапогом баллоны у ГАЗ-66, проверяет топливо в бензобаке. Подходит Малявин.

– Спишь долго. Небось, и позавтракать не успел? В кабине термос и бутерброды…

Выезжают с производственной базы на восток. Солнце бьет прямо в лобовое стекло. Цукан не устает нахваливать машину:

– Нам бы еще один такой вездеход раздобыть у армейцев…

– Проходимость отличная, но часто ломается этот газон. Лучше купить полноприводную грузовую «тойоту».

– А она что – не ломается?

– Ты, отец, неисправимый консерватор. У японского экскаватора ковш такого же объема, как у драглайна, а кушает солярки вдвое меньше и вдвое быстрее крутится на подаче грунта…

– Ниче, вот развалится у твоей «Субару» подвеска, посмотрим, где ты запчасти найдешь…

Они ведут давний спор с гневными восклицаниями: «Почему японцы могут, а мы нет?» Малявин вспоминает застарелый анекдот про туриста из Токио, который на вопрос, что вам понравилось в России? – отвечает: все понравилось, что русские делают не руками.

На дальнем участке Пионер выгружают продукты, новый трос для бульдозера. Старатели остановили гидровашгерд, сгрудились рядом.

– Спасибо всем! Мужики, уезжаю в длительный отпуск.

– Да не зарекайся, Федорыч. Прижмет тоска зеленая у Черного моря без нашей портяночной вони…

Шутят с полным почтением. Гуськов как-то развязно, с подковыркой, говорит про отвальную…

– Положено проставляться.

– Спасибо, Гуськов, что напомнил. Я тебе с материка вышлю посылку с перцовой настойкой.

Старатели смеются, Гуськов кривится:

– Ну, ты, Федорыч, вспомнил.

Цукан жмет ладони, твердые, как сосновые доски, говорит: не поминайте лихом и прочее, что обычно говорится при таких расставаниях.

– Когда самолет, Аркадий? – спрашивает Арифов, бригадир на этом участке. – Надеюсь, не на АН-24…

– Упаси Бог. На ИЛ-62 полечу до Москвы.

– Ты уж, Володька, не подведи. Я ведь помню, как ты ранней весной уехал за водкой на бульдозере и на обратном пути провалился под лед.

То давнее воспоминание промелькнуло в глазах и погасло:

– Все будет абгемахт, – подражая председателю, отвечает Володька. – Как я могу подвести, Аркадий? А помнишь, Иван, как мы золотили в ту пору, когда ты мальцом был?

Малявин вздрагивает от неожиданного посыла, старается вылепить на губах улыбку, отвечает:

– Командиров нам не надо, бригадиром буду я…

– Ага, вспомнил мою прибаутку, – радуется бригадир-бульдозерист Володька.

Цукан верит бывшему сидельцу лагерной зоны строгого режима, как никому другому, потому что Арифов пустых слов на ветер не бросает и твердо знает, что за фальшивые слова нужно держать ответ.

Вечером обсуждают с Иваном план переброски техники в Зейский район, обмусоливают детали, подробности быта, цены. Иван не выдерживает, шутит:

– Соску и памперсы в поездку я приготовил.

– Ладно, не ершись, сын. Занудой становлюсь, есть такой грех. Бандитов прошерстили, но охрану на участках до конца сезона надо оставить.

– Я тебя отвезу в Магадан. Заодно новое оборудование присмотрю на заводе.

Прощаются.

От взрыва вылетели стекла в столовой и ближайших бараках. Фасад дома, где живет Цукан, разнесло в щепки. Его вытаскивают из завала живого, с размолоченной левой рукой, которой он держался за входную дверь. Командует всем взрывник Трехов, повидавший за долгую жизнь разные увечья. Он накладывает жгут на руку выше локтя, вкалывает промедол. Тампонами останавливает кровотечение из носа после контузии.

– Взрывное устройство, сволочи, заложили под крыльцом. Похоже, сработало с запозданием. Повезло Аркадию, дверь металлическая,