Поля крови. Религия и история насилия - Карен Армстронг

Хотя о религии здесь речи не было, многие израильтяне восприняли такой поворот судьбы как чудо – сродни переходу через Чермное море{1451}. Особенное значение они придавали завоеванию Старого города, закрытого для израильтян с 1948 г. Когда в 1898 г. сионистский идеолог Теодор Герцль посетил Стену Плача, последний остаток Иродова храма, ему было неприятно видеть, как евреи малодушно льнут к ее камням{1452}. Однако в июне 1967 г. опаленные боями десантники и их атеистические офицеры прижимались к Стене и плакали – сакральная география мигом преобразила их секулярность. Как мы уже видели, национализм легко переходит в квазирелигиозный пыл, особенно в минуты повышенного напряжения и эмоционального накала. Преданность Иерусалиму тысячелетиями играла огромную роль в еврейской идентичности. Задолго до того, как люди научились картографировать местность, они определяли свое место в мире через духовные и эмоциональные ориентиры, ощущая неодолимое притяжение к некоторым местам. Израильский опыт 1967 г. показывает, что мы не полностью десакрализовали мир{1453}. «Верования» солдат не изменились, но Стена Плача пробудила в них нечто сродни переживанию сакрального: «нечто большое, страшное, неотмирное»{1454}, но и «узнаваемое подобно старому другу»{1455}. У Стены была судьба, похожая на их судьбу: она также едва избежала гибели. «Больше уничтожения не будет, – сказал солдат, целуя камни, – и Стену больше никогда не оставят»{1456}. «Больше никогда» – после холокоста эти слова повторялись евреями вновь и вновь. Сейчас их повторили генералы и солдаты. И впервые в сионистской риторике заговорили о «священном городе». А ведь согласно древней сакральной ближневосточной географии, «священным городом» никто владеть не вправе, ибо он принадлежит божеству: Мардуку, Ваалу или Яхве. «Градом Давидовым» правил Яхве со своего престола в Храме, царь же был его помазанным представителем. Иерусалим не становился частной собственностью правителя, а оставался «святым» (кадóш), «отделенным» для Яхве. Однако, когда эмоции, связанные с сакральной географией, смешались с израильским секулярным национализмом, с его упором на территориальную целостность, политики уверенно декларировали, что Иерусалим принадлежит только израильскому государству. «Мы вернулись в наши самые святые места, – сказал секулярный военный Моше Даян, – мы вернулись и больше не оставим их»{1457}. Это закрыло путь компромиссам. Хотя международное право запрещало постоянную оккупацию территории, захваченной во время вооруженного конфликта, Абба Эвен (посол Израиля в ООН) заявил, что Иерусалим «лежит за пределами всяких секулярных соображений; он предшествует им, стоит над ними и будет после них»{1458}.

Сакральная география Израиля также имела выраженный нравственный и политический аспект. Израильтяне называли Иерусалим городом «шалома» (то есть мира, целостности), но, согласно Псалмам, в Иерусалиме не будет мира без справедливости (цéдек). О царе сказано: «Да судит нищих народа, да спасет сынов убогого и смирит притеснителя»{1459}. На Сионе Божьем не должно быть насилия и угнетения: он должен стать безопасной гаванью для бедняков (эвьоним). Но когда «святость» Иерусалима смешалась с секулярным национальным государством, его палестинские жители стали уязвимым меньшинством, а их присутствие – помехой. 10 июня 1967 г., после подписания перемирия, 619 палестинским жителям квартала Мограби, примыкавшего к Стене Плача, дали три часа на эвакуацию. Затем, в нарушение международного права, пригнали бульдозеры и срыли этот исторический район, один из самых старых иерусалимских вакуфов. 28 июня израильский кнессет формально аннексировал Старый город и Восточный Иерусалим, объявив их частью государства Израиль.

Секулярный национализм эксплуатировал и искажал религиозные идеалы, однако религиозная санкция современному национальному государству была чревата не меньшими опасностями. Задолго до 1967 г. ортодоксальные евреи придавали сакральное значение секулярному государству Израиль. Религиозная версия сионизма, пусть даже несколько презираемая, всегда сосуществовала с секулярным национализмом большинства израильтян{1460}. Она стала несколько более значимой в 1950-е гг., когда группа молодых ортодоксов (в частности, Моше Левингер, Шломо Авинер, Яаков Ариэль и Элиэзер Вальдман) попала под влияние стареющего рабби Цви Иехуды Кука, который считал секулярное государство Израиль «божественной сущностью» и Царством Божьим на земле{1461}. В изгнании не получалось соблюдать заповеди, связанные со Священной землей, а теперь такая возможность возникла. Кукисты (как стали называть последователей Кука) не только не исключили сакральное из политической жизни, но и хотели, чтобы оно снова охватило «всякое время и всякую область»{1462}. Поэтому политическая деятельность стала «восхождением к вершинам святости»{1463}. Кукисты превратили Землю обетованную в идола, имеющего абсолютный статус и требующего безусловной верности и почитания, которые раньше подобали лишь Богу. «Сионизм есть дело небесное, – настаивал Кук. – Государство Израиль есть божественная сущность, исполненная святости и величия»{1464}. Кук воспринимал каждый клочок израильской почвы как святой, а израильские институты – как божественные. Оружие израильских солдат было для него не менее священным, чем молитвенные покрывала. А ведь Израиль, подобно любому государству, был далек от идеала и виновен в структурном и военном насилии! В прошлом пророки бросали вызов системной несправедливости государства, а священники обличали даже религиозные войны. Однако для кукистов секулярный Израиль был выше критики и необходим для спасения мира. Возникновение Израиля положило начало мессианскому искуплению: «Каждый еврей, который приезжает в Эрец Исраэль; каждое дерево, посаженное в почву Израиля; каждый новый солдат в армии Израиля представляет собой новую духовную стадию, новую стадию в процессе избавления»{1465}.

Если Древний Израиль с самого начала смотрел косо на государственное насилие, кукисты дали ему высшую санкцию. Но когда национальное государство обретает высшую ценность (вспомним слова лорда Эктона), ему прощается все что угодно. Возвысив государство до божественного уровня, кукисты также дали священную санкцию на темную сторону национализма – нетерпимость к меньшинствам. Они говорили: пока евреи не займут всю Палестину, Израиль будет неполноценным – а значит, аннексия арабской территории есть высший религиозный долг{1466}. Через несколько дней после Шестидневной войны лейбористское правительство предложило вернуть арабам некоторые оккупированные земли (включая некоторые библейские места на Западном берегу реки Иордан) в обмен на мир и признание. Кукисты резко выступили против этого плана и, к своему изумлению, впервые обнаружили секулярных сторонников. Группа израильских поэтов, философов и армейских офицеров, воодушевленная победой, желала оспорить это решение и предложила кукистам моральную и финансовую поддержку. Секулярные националисты выступили единым фронтом с доселе презираемыми религиозными сионистами: цели-то общие.

Воодушевившись поддержкой, в апреле 1968 г. Моше Левингер повел небольшую группу семей праздновать Пасху на Западный берег реки Иордан. Он и его сторонники вселились в «Парк-отель» и, к недовольству лейбористского правительства, отказались уходить. Однако их нахальство задело лейбористов за живое, ибо напомнило дерзость «халуцим», которые еще до возникновения государства Израиль селились на земле, выделенной арабам{1467}. Опять-таки секулярные и религиозные сантименты образовали опасную смесь. Для кукистов Хеврон был местом погребения Авраама, Исаака и Иакова – оскверненным присутствием палестинцев (хотя последние также чтили этих пророков.) Теперь они отказывались вовремя покидать Пещеру патриархов, мешая совместной молитве мусульман, а также шумно блокировали выходы и вывешивали у святилища израильский флаг в День независимости{1468}. Когда один палестинец бросил ручную гранату, израильское правительство неохотно создало за пределами Хеврона анклав, охраняемый Израильскими силами обороны; и к 1972 г. Кирьят-Арба насчитывала 5000 поселенцев. Кукисты рассматривали ее как аванпост на границе с демоническим миром («Другой стороной»).

И все же лейбористы отказывались аннексировать территории. После войны Судного дня (1973 г.), когда Египет и Сирия вторглись на Синайский полуостров и Голанские высоты, но были (с большим трудом) изгнаны, ряд кукистов, раввинов и агрессивных секуляристов сформировали «Гуш Эмуним» (Союз верных). Это была не столько партия, сколько инициативная группа с весьма масштабной целью: «полное освобождение Израиля и всего мира»{1469}. Как «святой народ», Израиль не обязан соблюдать резолюции ООН и международное право. «Гуш Эмуним» желал колонизировать весь Западный берег реки Иордан и переселить на оккупированные земли сотни тысяч евреев. Чтобы заявить о своей позиции, они устраивали марши и митинги на Западном берегу, а в День независимости 1975 г. почти 20 000 вооруженных евреев устроили своего рода «пикник», пройдясь воинственным маршем{1470}.