Великая. История Екатерины II - Сборник

Но открытие Наместничеств открыло Дворянам новое поле деятельности, вывело их из произвольного заточения, соединило в общество, более познакомило между собою и возвысило цену доброго мнения о человеке. Прежде любопытные иностранцы находили в России пустые, унылые города, где пять или шесть Судей составляли все общество; но теперь в каждой Губернии находят они цветущую столицу, украшенную новыми зданиями, оживленную присутствием многочисленного Дворянства, которое призывает их к веселиям лучших Европейских городов и своим приятным гостеприимством, ласковою учтивостию доказывает им, что обширные степи и леса не служат в России преградою для успехов светской людкости.

Прежде какая-то грубая восточная пышность отличала богатых Дворян в провинциях – теперь общий вкус в жизни сближает состояния, без роскоши украшает посредственность и самому недостатку дает вид довольства.

Прежде Дворяне наши гордились какою-то, можно сказать, дикою независимостию в своих поместиях – теперь, избирая важные судебные власти и чрез то участвуя в правлении, они гордятся своими великими государственными правами, и благородные сердца их более, нежели когда-нибудь, любят свое отечество.

Прежде человеколюбивый родитель, удаленный от столицы, в сельском уединении не имел средства достойным образом воспитывать своих детей – теперь, в новом порядке вещей, нашел он более возможности образовать ум и сердце их. Пребывание многих дворянских семейств в Губернских городах и старания Правительства способствовали везде заведению благородных училищ.

Сия перемена, столь благоприятная для государственного просвещения, не имела вредного действия и на сельское хозяйство. Великая Законодательница все предвидела, и почти для всех Дворян, избираемых в должность, назначила месяцы отпусков в самое то время, когда сельские работы требуют глаз помещика. Ссылаясь на опыт, спрашиваю: не процвело ли в наше время и самое земледелие в России? Сие изъясняется двумя причинами: во-первых, открылись новые способы для торговли, всегда имеющей влияние на хлебопашество; во-вторых, Дворяне, чрез взаимное сообщение сведений, узнали лучшие способы земледелия, и старинные предрассуждения (ибо оно также имеет их) уступили место новейшим полезным опытам.

Дерзну ли еще сказать истину? Новое Учреждение пресекло многие злоупотребления господской власти над рабами, поручив их судьбу особенному вниманию Наместника. Сии гнусные, но к утешению доброго сердца малочисленные тираны, которые забывают, что быть господином есть: для истинного Дворянина, быть отцом своих подданных, – не могли уже тиранствовать во мраке; луч мудрого Правительства осветил их дела; страх был для них красноречивее совести, и судьба подвластных земледельцев смягчилась. Но чувствительное и патриотическое сердце желало бы еще найти другую, утешительнейшую причину такой благой перемены – и для чего сверх боязни, не признать нам в сем случае и спасительного действия лучшей нравственности?

Чрез умножение Окружных городов умножилось купечество и процвело чрез многолюдство Губернских, которых торжища скоро представили богатое собрание плодов Российской и чужеземной промышленности. Самые нравы торговых людей, от многих и близких сношений с Дворянством более просвещенным, утратили прежнюю свою грубость, и богатый купец, видя пред собою образцы в лучшем искусстве жизни, неприметно заимствовал вкус и светскую обходительность.

Земледельцы, сельскою добродетелию от плуга на ступени Фемидиного храма возведенные, судьи себе подобных, долженствовали с приобретением таких новых прав возвыситься в духе своем, узнать лучше гражданскую жизнь и законы, служащие ей основанием; долженствовали, возвращаясь под домашний кров свой, быть опытными советниками и миротворцами поселян.

Установлению сельского Благочиния обязаны мы безопасностию дорог и уменьшением всякого рода беспорядков. Давно ли еще путешественник трепетал грозных лесов России? Давно ли внезапный шум листьев ужасал его сердце? Давно ли дикие, уединенные гроты были вертепом разбойников? Но деятельная новая власть проникла в самую непроницаемость древних лесов, в сие отечество злодеев; истребила их тайные убежища и, обнимая всеместность взором своим, препятствует самому зарождению опасных скопищ. Теперь путешественник не страшится ничего в обширных пределах России; теперь, под щитом невидимой власти, беспечно и спокойно углубляется он в самые дикие места, и отечество наше есть для него самая безопаснейшая страна в Европе!

Сограждане! Я означил только главные действия сего «Учреждения» Екатерины, действия уже явные; но еще многие хранятся в урне будущего, или в начале своем менее приметны для наблюдателя. Оно, необходимо просвещая народ, окажется тем благодетельнее в следствиях, чем народ будет просвещеннее.

Но при конце сего начертания взор мой невольно устремляется на всю неизмеримую Империю, где столько морей и народов волнуется, где столько климатов цветет или свирепствует, где столько необозримых степей расстилается и столько величественных гор бросает тень на землю! Я воображаю сии едва вообразимые пространства со всеми их жителями, и думаю: «Екатерина, подобно Божеству, согласила все словом Своим; отдаленные берега Ледовитого моря представляют тот же государственный порядок, которому на берегах величественной Волги или Невы удивляемся; народы столь различные правятся единым уставом; части, столь несходные, всеобщим «Учреждением» Монархини приведены в целое, и бесчисленные страны Российские составили разные семейства единого отечества!» Сия мысль восхищает дух мой!

Как искусный художник, сотворив хитрое орудие и приводя его в движение, еще не опускает творческой руки своей, но внимательно наблюдая, прибавляет, чего не достает к совершенству оного – так Великая Екатерина, исполнив мудрое Свое «Учреждение», еще не успокоилась от трудов законодательных, но спешила увенчать их новыми.

«Устав Благочиния»[141] содержит в себе не только все способы внешнего порядка и безопасности, но и самые святейшие правила Гражданского нравоучения, столь любезного добродетельному сердцу Монархини. Так называемое «Зерцало Благочиния» есть зерцало всех взаимных гражданских обязанностей, предложенных с тою ясною краткостию, которая должна быть характером законов и которая сколь неплодовита словами, столь мыслями и отношениями богата. Оно дает Полиции священные права Римской Ценсуры; оно предписывает ей не только устрашать злодейство, но и способствовать благонравию народа, питать в сердцах любовь к добру общему, чувство жалости к несчастному – сие первое движение существ нравственных, слабых в уединении и сильных только взаимным между собою вспоможением; оно предписывает ей утверждать мир в семействах, основанный на добродетели супругов, на любви родительской и неограниченном повиновении детей[142] – ибо мир в семействах есть мир во граде, по словам древнего Философа. Одним словом – Монархиня превратила в закон мысли «Наказа» Ее о сем предмете, и никакое другое государство не имеет столь мудрого и совершенного Полицейского Устава.

Начало Дворянства нашего теряется во мраке веков. Благородные Россияне были, конечно, прежде сердцем и душою, нежели именем благородные. Мало-помалу, в течение времен, делами знаменитые роды составили в нашем отечестве первую ограду Трона и особенное состояние под названием Дворянского. Награжденные от Государей поместьями, они имели право умножать их куплею и сверх того занимать первые места как в гражданском, так и в воинском порядке. Петр III даровал им вольность; Екатерина распространила их политические действия; но еще недоставало полного изображения прав Дворянских, утвержденного Монаршею властию и торжественно преданного векам в образе священного монумента.

Екатерина обнародовала «Грамоту Дворянства»[143], где, представляя в блестящей картине все заслуги его, представляет Она и все награды, которыми отечество изъявило ему свою признательность. Монархиня именем Неба скрепляет святость, вечность и непоколебимость сих преимуществ…

Здесь обращаюсь к вам, мои собратия, благородные сыны России, потомки мужей именитых! И мысленно развертывая перед вами сию государственную хартию, на которой сияют все великие права Дворянства, вопрошаю: чего не достает к совершенству нашего гражданского благоденствия? Каких выгод можем еще желать? Кому завидовать? Мы свободны! Судимы только равными себе! Боимся одних законов! Имеем голос в Империи, и Монарх внимает ему! Наша собственность неотъемлема; достоинство родов и право наследства сохранены, но мы по воле располагаем приобретениями. Земля, которою владеем, для нас отверзает недра свои и тайные сокровища; для нас текут воды в ее пространстве! И если некоторые особенные склонности влекут нас в климаты чуждые; если полезное любопытство наше требует себе новой пищи; если кроткое небо южной Европы обещает нам лучшее здравие – мы свободны! Дворянин Российский есть гражданин вселенной; нет преграды для путей его. Но и там, в странах отдаленных, отечество не престает нам благодетельствовать; и там мы наслаждаемся плодами нашей собственности, в недрах его оставленной; оттуда располагаем ею, и вне России живем Россиею. Но если полная мера политического благоденствия есть наша доля, то будем же признательны и не забудем, что великие отличия приносят с собою и великие должности; что Благородный есть ли и человек добродетельный или поношение своего рода; что быть полезным есть первая наша обязанность; и что истинный Российский Дворянин не только посвящает жизнь отечеству, но готов и смертию доказать беспредельную любовь свою к его благу!