Жизнь адмирала Нахимова - Александр Зонин

И еще столько же увещеваний, чтобы дорогой Павел не совершил опрометчивого поступка, который будет расценен как самоубийство – акт для христианина и патриота позорный.

Слишком очевидно было – письмо написано издалека, в обстановке, позволявшей бесстрастно толковать о том, что здесь, в Севастополе, рассуждениям не поддается. Павел Степанович даже не нашел, что ответить другу, и просто промолчал, предоставив писать о себе Платону Воеводскому. Но одно из письма он твердо запомнил: даже в Николаеве знают, что князь к нему не благоволит. И отлично. Не станет Нахимов заниматься искательством перед главнокомандующим и его генералами. Тем более в отношении Данненберга, как он и пророчил, самые тяжкие предположения оказались верными. Право, огорчительна была эта способность предвидеть мерзости!

Ему случилось сказать Новосильскому о Данненберге, что – не дай боже Меншиков назначит тупицу командовать задуманной атакой на правый фланг союзной армии, а так оно и стало – об этом появился письменный приказ…

Данненберг перед задуманным сражением появился в Севастополе – конечно, в тылах.

Павел Степанович встретился с Данненбергом в кабинете начальника гарнизона. Тощий генерал учтиво раскланивается:

– Я столько наслышан о вас, Павел Степанович! Я чрезвычайно радуюсь нашему знакомству. Простите, что еще не был у вас с визитом.

Павлу Степановичу противно потное рукопожатие. Глядя недобрыми потемневшими глазами прямо в довольное и тупое лицо, он без всякой учтивости предлагает:

– Помилуйте, какие нынче визиты, вы бы лучше отдали честь Сапун-горе.

Уж на что тяжело ворочаются мысли в голове престарелого Моллера, но и он понимает смысл намека Нахимова. Сапун-гора является целью предстоящего движения войск Данненберга.

Но, опасаясь ссоры, Моллер торопится предупредить ответ своего гостя.

– Кстати, дорогой Павел Степанович, генерал – наш старый севастополец. Командуя здесь дивизией, страстно охотился в окрестностях.

– В таком случае желаю генералу успеха в охоте на крупную дичь. Она, к сожалению, ружья не боится. Прошу извинить, мне нужно сейчас ехать по службе-с.

Данненбергу только теперь удается вставить свое слово. Явно не разобравшись, что Нахимов издевался, он восклицает:

– Так я непременно буду у вас, ваше превосходительство. Непременно!

– Какой болван! – возмущается через несколько часов Нахимов, беседуя с симпатичным ему полковником Васильчиковым, начальником штаба гарнизона. – ; Ему не корпус возглавлять, ему двери открывать во дворце батюшки-царя.

– А ведь он к вам пожалует на обед, сегодня же пожалует, – смеется Васильчиков. – Я знаю генерала, он страшно любит чужую славу. Пожалует, чтобы иметь право рассказывать: "Когда я запросто обедал с Нахимовым, синопский герой мне сказал…"

– Уж я ему скажу, поверьте, не поздоровится.

Свой флаг Нахимов для удобства сношений с бастионами держит на фрегате "Коварна", пришвартованном рядом с Графской пристанью. Приехав разобраться в бумагах, он недоверчиво встречает доклад племянника, Платона Воеводского, вступившего недавно в штат его адъютантов.

– Вас тут, дядюшка, важный гость дожидается, генерал от инфантерии Данненберг.

– А ты, пострел, уже прослышал об анекдоте. Не до шуток.

– Право, с полчаса ждет. Заказать обед? Нахимов неожиданно вспыхивает:

– Я его накормлю, в самый раз, по уши накормлю! Вели давать катер к борту и зови генерала наверх. Он прохаживается по палубе, дожидаясь Данненберга. Он бы сейчас посмеялся от души, если бы не мысль, что дураку, которого он проучит, все равно завтра вверят жизни десятков тысяч людей.

– Очень хорошо, ваше превосходительство, что вы меня дождались. К завтрашнему дню у вас назначено большое сражение. А я как раз собираюсь на Малахов курган, откуда отличный обзор. Вот и не потеряете время на бесполезный визит. Прошу вас на трап.

Данненбергу оставалось покориться.

А Павел Степанович нарочно повез гостя к Истомину дальним путем, через Киленбухту, и объяснил, что генералу полезно осмотреть исходную позицию его подчиненного. Ведь генерал Соймонов пойдет Киленбалочными высотами на соединение с инкерманским отрядом генерала Павлова. Данненберг устало кивал головой. Ему казался ненадежным средством передвижения нахимовский катер, его пугали растущие звуки стрельбы.

Павел Степанович был готов безжалостно подвергнуть Данненберга всем случайностям жизни на Малаховом кургане, но Истомин благоразумно сократил обход. А Данненберг наконец спохватился, что может просто избавиться от проклятых моряков.

– Не найдется ли у вас лошадей, господа, до Инкермана? Мне еще предстоит отдать распоряжения и подписать приказы.

– Как?! – деланно изумился Павел Степанович. – А я полагал, что вами все распоряжения отданы.

Когда генерал уехал, Нахимов заходил по землянке Истомина, угрюмо посвистывая. Владимир Иванович, следя за ним понимающим взглядом, решился спросить:

– Нам-то что делать завтра, Павел Степанович?

– Известно что! Если отгонят наших солдат благодаря этим прохвостам, поможете огнем через Килен-балку. Я Бутакова поставлю с пароходами в Киленбухту с той же целью – пусть побросает бомбы в английский лагерь. Не обойдется, должно быть, и без демонстрации с вашей стороны, чтобы англичане не слишком сосредоточивали силы.

Он опять засвистал, прислушиваясь к однообразному шуму дождя.

– А я, пожалуй, ночью к вам ворочусь. Беспокоит меня завтрашний день.

…И Меншиков и Данненберг не отдали необходимых для успеха боя распоряжений. Карт нет, рекогносцировка на местности не произведена, расчет движения не сделан. Полки идут, зная одно: где-то впереди англичане, их надо выбить из редутов и овладеть лагерями.

Вместо Меншикова и Данненберга войскам, назначенным для атаки, помогают генерал-туман и генерал-дождь. Моросит с утра, как и в ночь. В бесконечной смене низин и подъемов солдат укрывает цепкая и плотная пелена мглы, спустившаяся с гор. Идти с грузной и неудобной выкладкой, конечно, трудно; дрянные шинели впитывают воду, оттягивают плечи и тяжелым коробом облегают тела. Зато неприятель ничего не знает о движении, не видит суеты у артиллерийских упряжек на крутых тропинках и у моста через Черную речку.

Колыванцы и томцы быстро атакуют редут у старой почтовой дороги, захватывают его со всеми орудиями и продолжают наступление на редут возле лагеря правофланговой английской дивизии. Екатеринбуржцы круто сворачивают вправо и врываются в другой английский лагерь на Сапун-горе. Но колонна Павлова опаздывает. Саперы мешкают с восстановлением моста, и нельзя перевезти артиллерию через вздутую дождями Черную речку. А резерв Соймонова из четырех полков под начальством генерала Жабокритского бездействует. Жабокритский не получает приказаний; Соймонов уже убит, а Данненберг без всякой связи со вступившими в бой войсками болтается в тылах отряда Павлова.

Между тем англичане энергично отправляют подкрепления на смятый фланг, хотя из тридцати пяти тысяч своих солдат Данненберг в сражение ввел едва тринадцать тысяч. Русским еще и еще нужно одолевать подъемы в Сапун-гору. Англичане же на подготовленных к обороне высотах сосредоточили шестнадцать тысяч солдат. Против дрянных ружей и слабой артиллерии русского отряда действуют их дальнобойные штуцера и орудия с укрытых позиций.

Полки Соймонова, потеряв бригадного и двух полковых командиров, вынуждены отойти в Каменоломную балку. Англичане вновь занимают свои укрепления. Но держатся в них недолго. Полки генерала Павлова наконец перебрались через Черную речку. Охотцы, селенгинцы и якутцы, несмотря на картечный и штуцерный огонь, штыками выбивают противника и уничтожают британскую гвардию. Фронт снова взломан. Свежие войска могут идти в прорыв, сделанный кровью русских солдат в трехчасовом сражении. Но Данненберг, получив пять донесений от измученных и истощенных полков, никого не посылает и ничего не отвечает.

А главнокомандующий? Он пребывает в своем Бельбекском лагере. Он не обращает внимания на бездействие двадцатидвухтысячного отряда князя Петра Горчакова. Этот отряд должен бы сковать демонстративной атакой перед своим фронтом французский корпус Боске, но остается неподвижным. Французы могут три четверти своих войск безнаказанно бросить против уставших полков Соймонова и Павлова.

Только гарнизон Севастополя выполняет долг воинской помощи наступающим. В районе 6-го бастиона атаки одного отряда удерживают французские войска на месте, и крепость ведет сильный огонь. Солдаты генерала Тимофеева в течение двух часов перемалывают три бригады французов и приводят в негодность одиннадцать осадных орудий. До конца борьбы на решающем направлении корпус генерала Форэ не может выделить ни одного солдата.