100 великих поэтов - Виктор Еремин

полностью остается на совести Пушкина.

Воронцов «отблагодарил» молодого человека малоприятным поручением – собирать сведения о появившейся в Новороссии саранче. Пушкин ответил веселым отчетом:

Саранча летела, летела – и села.Сидела, сидела, все съела и вновь улетела.

Воронцов попросил императора удалить от него Пушкина. Поэта сослали в родовое псковское поместье Михайловское под присмотр отца. К тому времени Александр Сергеевич уже работал над стихотворным романом «Евгений Онегин» и гениальной драмой «Борис Годунов».

В Михайловском Пушкин встретил Анну Керн[195], женщину сомнительного поведения, но идеализированную впоследствии биографами поэта. По крайней мере, вопреки официальному пушкиноведению, не раз утверждалось и даже представлялись доказательства того, что великое стихотворение «К Керн» – «Я вас любил…» – на самом деле было обращено не к ней.

В декабре 1825 года Пушкин узнал о восстании декабристов и был потрясен. Новый император Николай I призвал Пушкина в столицу и дал поэту аудиенцию. Одним из первых вопросов Николая был – где бы Пушкин находился, окажись он в декабре в Петербурге. Александр Сергеевич честно ответил, что был бы в рядах декабристов. Это дало повод демократической, а затем советской критике разрабатывать тему Пушкина-революционера. Как бы там ни было, император, ценя гений поэта, удостоил его высочайшей чести и известил:

– Я сам буду твоим цензором.

Таким образом, Пушкин был одновременно избавлен от преследований огромной бюрократической машины цензуры, сильно грешившей самодурством всего боявшегося чиновничества, а с другой стороны, вся ответственность за публикацию его произведений перекладывалась на плечи монарха.

Лишь один раз разгневался Николай I на своего поэта. Под влиянием поэзии Парни Пушкин написал хулиганскую поэму «Гавриилиада». Распространялась она в списках, поскольку император стремился жестко блюсти моральные устои общества. Когда рукопись поэмы попала в руки Николаю, он немедля приказал отдать Пушкина под надзор полиции.

В 1829 году Александр Сергеевич сделал предложение известной красавице Наталье Николаевне Гончаровой[196]. Девица медлила с ответом. Но тут помог случай. Пушкин очень выгодно продал свое собрание сочинений и поправил материальные дела, вследствие чего тут же получил согласие от матери Гончаровой.

В феврале 1831 года состоялось венчание Пушкина и Гончаровой в церкви Большого Вознесения у Никитских Ворот в Москве. Во время церемонии поэт выронил обручальное кольцо, затем у него погасла свеча… Пушкин понял все случившееся как предзнаменование его печальной участи.

И действительно, после женитьбы жизнь поэта приняла совсем другой оборот. В мае 1832 года у него родилась дочь Маша, затем сыновья – Александр и Григорий – и еще одна дочь Наталья. В доме с Пушкиными жили две незамужние сестры Натальи Николаевны. Расходы увеличились настолько, что денег стало не хватать. Появились долги, которые росли чуть ли не в геометрической прогрессии[197].

В 1835 году Пушкин получил разрешение на издание журнала «Современник», первый номер которого вышел уже в 1836 году. В то время семья жила в Петербурге.

Александр Сергеевич уговаривал жену поехать жить в деревню. Но Наталья Николаевна отказалась наотрез. Познакомившись с Жоржем Дантесом[198], приемным сыном нидерландского посла Геккерна[199], Наталья Николаевна стала выказывать ему благосклонность. По городу поползли слухи, Пушкин получил по этому поводу оскорбительную записку.

Вопреки строжайшему запрету Николая I проводить дуэли, по законам того времени оскорбленному Пушкину ничего не оставалось, как вызвать Дантеса. Дуэль состоялась на Черной речке, излюбленном месте дуэлянтов. После первого выстрела Дантеса Пушкин был ранен, он упал на шинель, но сумел лечь на живот, прицелиться и выстрелить в Дантеса, попав ему в руку.

Поэта отвезли домой. Ночь и целый день Пушкин провел в мучениях. Последние дни и часы поэта подробно описаны во многих книгах. Здесь же расскажем о малоизвестных событиях.

Александр Сергеевич очень переживал, что нарушил царский запрет на дуэли, и просил прощения у императора Николая I.

– Жду царского слова, чтобы умереть спокойно, – говорил он друзьям.

Николай I в записке, переданной через В. А. Жуковского, написал: «Если Бог не велит нам уже свидеться на здешнем свете, посылаю тебе мое прощение и мой последний совет умереть христианином. О жене и детях не беспокойся, я беру их на свои руки».

Пушкин ответил Жуковскому:

– Скажи Государю, что я желаю ему долгого, долгого царствования, что я желаю ему счастия в сыне, что я желаю ему счастия в его России.

И все-таки преступление дуэли было совершено, и прощать дуэлянта публично император не имел права. Поэтому похоронить Пушкина было приказано негласно.

Царь, как и обещал, взял на себя заботу о семействе Пушкина. Распоряжение Государя: «1. Заплатить долги. 2. Заложенное имение отца очистить от долга. 3. Вдове пенсион и дочери по замужество. 4. Сыновей в пажи и по 1 500 р. на воспитание каждого по вступление на службу. 5. Сочинения издать на казенный счет в пользу вдовы и детей. 6. Единовременно 10 т.».

В завершение статьи невозможно не упомянуть о трудах пушкиноведа Киры Павловны Викторовой (ум. 2001). В настоящее время ее версия биографии Александра Сергеевича принимается в штыки подавляющим большинством профессиональных исследователей жизни и творчества поэта и уж тем более малосведущими любителями пушкинистики. Правда, последние годы идеи Викторовой стали приписывать создателю Государственного музея-заповедника А. С. Пушкина (Пушкинского заповедника) Семену Степановичу Гейченко, но документальных подтверждений таким заявлениям пока не найдено.

Жизнь Пушкина Викторова трактует с тех позиций, что в судьбе и творчестве поэта была единственная муза – его тайная любовь императрица Елизавета Алексеевна, супруга Александра I. Знаменитый же «Любовный список» Александра Сергеевича – это его ерническое издевательство над пошлостью обывателей. Исследовательницей собраны и представлены многочисленные доказательства, подтверждающие ее точку зрения. Вокруг проблемы Елизаветы Алексеевны и идет весь сыр-бор: любил Пушкин Елизавету Алексеевну или не любил, писал ли поэт с Елизаветы Татьяну Ларину или не писал, была ли императрица для Пушкина дороже всех на свете или к концу жизни он все-таки предпочитал Наталью Гончарову…

За этими бесплодными толками и теряется квинтэссенция исследований Киры Викторовой, ради которой я и упоминаю о ней в этом рассказе. Исследователь выдвинула спорный, но, на мой взгляд, необычайно важный тезис о равнозначном триединстве пушкинского гения – гениального поэта, гениального историка, гениального философа. Данным тезисом Викторова открыла новую страницу в истории пушкиноведения и распахнула перед каждым из нас необъятные просторы для личного познания Первого поэта России.