Кто не боится молний - Владимир Сергеевич Беляев

— В чем дело? — крикнул Бондарчук шоферу. — Почему остановились?

Шофер заглушил мотор и спрыгнул на землю.

Впереди поперек дороги стоял небольшой трактор с длинной четырехколесной платформой на прицепе. Правое заднее колесо платформы сползло в кювет, и, сколько ни пыхтел тракторишко, никак ему не удавалось сдвинуть с места тяжелый груз. Колеса прицепа месили мокрую жидкую грязь и еще глубже сползали по скользкому наклону.

У платформы, нагруженной крупной сахарной свеклой, похожей на снаряды, стояли несколько женщин и тракторист, и соображали, как выбраться из беды.

Бондарчук, Иванеев, Алексей и несколько других солдат вместе с шофером Игнатовым подошли в немцам:

— Авария? — спросил Игнатов.

Тракторист объяснил, что случилось, хотя и без объяснений все было ясно.

Женщины обступили солдат, весело заговорили, стали шутить.

Бойчее всех смеялась белокурая девушка в синей куртке и темных брюках. Подойдя к сползшему в кювет колесу платформы, она закричала солдатам:

— Давай-давай! Помогай, ну!

Эти русские слова, энергично и с акцентом произнесенные немкой, рассмешили солдат. Ребята живо обступили сзади платформу, навалились, подпирая ее руками и плечами. Как только тракторист завел свою машину и включил скорость, солдаты дружно уперлись и, подражая голосу молодой немки, закричали:

— Давай-давай! Давай-давай!

Солдатские сапоги топтались в жидкой грязи, сползали в лужу, снова карабкались на скользкий глинистый подъем кювета. Немки бросились на подмогу, вместе с солдатами подталкивали платформу, кричали «давай-давай!». Молоденькая девушка в синей куртке оказалась рядом с Алексеем. Упираясь рукой в борт платформы, она своим острым плечиком прижалась к Алексею.

Платформа сдвинулась с места, медленно пошла на подъем и через минуту выкатилась на асфальтированную часть дороги.

Теперь проезд был свободен. Но солдаты не торопились уезжать, им не хотелось так сразу расстаться с немецким трактористом и его спутницами.

— Спасибо, камраден, — пожимал руку тракторист всем солдатам по очереди. — Хороший русский «давай-давай!». Все может.

Солдаты закурили, дали сигарету трактористу, предложили женщинам, но те отказались.

Не обращая внимания на неприятный мелкий дождик, который моросил уже второй день и всем надоел смертельно, и солдаты и немцы продолжали стоять на дороге, как будто специально собрались сюда для неторопливой дружеской беседы. Так как многие солдаты умели кое-как изъясняться по-немецки, а немцы в свою очередь тоже знали некоторое количество ходовых русских слов, беседа шла оживленно, и обе стороны понимали друг друга.

Из разговора Алексей понял, что эти люди — члены сельскохозяйственного кооператива, организованного два года назад. Свеклу они везут с кооперативного поля, которое вот здесь, у края дороги. В этом году они вырастили богатый урожай, никогда столько не родилось свеклы на этой земле. Убирают свеклу в Германии не так, как в России. Ранней осенью ее складывают в бурты прямо на поле, а поле перепахивают плугом. Потом пускают на перепаханное поле овец, которые поедают вывернутые плугом корешки оставшейся свеклы, а также сорняки и таким образом очищают почву и пользуются дополнительным подножным кормом. Сложенная в бурты свекла может лежать в поле до поздней осени, так как морозов здесь не бывает. И вот теперь пришел черед возить свеклу на сахарный завод.

— Хорошо в кооперативе? — спросил Игнатов тракториста.

Длиннолицый, с круглыми маленькими глазками тракторист перестал улыбаться и, как на важном собрании, очень серьезно и почти торжественно ответил:

— Кооператив — это хорошо. Всем хорошо.

Когда стали прощаться, женщины подходили к каждому солдату, пожимали руки. Девушка в синей куртке все время смеялась, ее голосок был приятен, звенел и переливался. Алексей с охотой взял ее протянутую руку и крепко пожал. Девушка вскрикнула, отдернула руку и помахала кистью в воздухе, будто обожглась.

— Ой-ой! — поморщилась она от боли, но не рассердилась, а в отместку схватила двумя своими руками руку Алексея и стала сильно сжимать.

Прикосновение ее мягких и теплых ладоней было приятно Алексею. Ему совсем не было больно от ее пожатия, он покорно держал свою руку.

— Эй, Куприянов! — крикнул Игнатов из машины. — Поехали, не задерживай.

Девушка опустила его руку. Положив свою ладонь себе на грудь, она сказала:

— Ева. Ева.

Он понял и повторил:

— Ева.

И, уходя к машине, сказал ей:

— Алексей. Понятно? Алексей.

— Алекс? — переспросила Ева и помахала на прощание рукой. — Ауфвидерзеен, Алекс! Леб воль!

Этой ночью Алексей долго не мог уснуть, все думал о встрече на дороге.

— А ведь они разные бывают, немцы. Эти совсем похожи на наших колхозников.

Он вспоминал тракториста с маленькими веселыми глазами, который говорил, что теперь всем лучше живется. Земля своя; кто хорошо работает, тот все имеет.

Вспоминал бойкую девушку Еву в синей курточке и темных брюках. Ее белокурые пышные волосы были повязаны тонким платочком, совсем как у русской девушки. Голубые глаза озорно подсмеивались, дружелюбно поглядывали на Алексея.

«Алекс? — говорила Ева и махала рукой. — До свидания, Алекс! Леб воль!»

«Что такое «леб воль»? — думал Алексей. — Надо спросить у ребят, кто-нибудь знает».

Шли дни и месяцы, шла солдатская служба. Алексей все больше узнавал страну, где служил, ее людей, ее обычаи. Как ни ясна была ему обстановка, каждый день приносил новые открытия.

Однажды в свободный день, когда солдатам дали увольнительную в город, Борис Матвеев пригласил Алексея пойти купить красок для клуба. Матвеев, служивший третий год в Германии, научился говорить по-немецки и мог изъясняться без переводчика.

Продавщица красок, пожилая женщина, приветливо встретила их и живо заговорила с Матвеевым, как со старым знакомым.

— Я теперь знаю, на что ты употребляешь мои краски, — сказала она Матвееву, называя солдата на «ты», как своего сына. — Я была на концерте у вас в Доме офицера и видела много картин на стенах. Это ты писал?

Матвеев подтвердил, что это его работа.

— Очень хорошие картины, — с подъемом сказала немка. — Все добрые и веселые люди на твоих картинах. Ты сам добрый человек. Я очень хочу показать тебе картину моего сына. Ты художник и должен сказать, может ли мой сын стать майстером.

Она приоткрыла дверцу за своей спиной и крикнула в другую комнатку:

— Отти!

В дверях появился мальчик