Вооруженные силы на Юге России - Коллектив авторов -- История
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда пели на мотив известного романса: «Мне все равно, грузить иль разгружаться. К погрузкам я привык уже давно». Действительно, будни войны с грязью и вшами были бесконечно далеки от той романтики и жертвенного энтузиазма, который привел сюда большинство добровольцев — гимназистов, студентов, кадет из различных концов России. Когда бывала дневка, начиналась с энергией стирка белья где-нибудь около ручья на пне, надо было воевать с паразитами. Было и постоянное недоедание.
В один из таких, ничем не отличавшихся от других дней батарея стояла на позиции под холмами на направлении к станции Горловка, откуда красные неудачно пытались наступать. Перед погрузкой оставалось некоторое время, так как товарный состав еще не подошел. Кто-то вспомнил, что сегодня Страстная суббота.
— Совсем язычниками стали, воюя против этих безбожников, — заметил вольноопределяющийся телефонист.
Погрузились и, как всегда, поехали на станцию Криничная. Сразу после раздачи фуража и пищи пошли нагружать снаряды в ящик и передки. Снарядов неожиданно получили полный комплект.
— Видно, что-то готовится, — сказал замковый номер.
— Неужели же в Пасхальную ночь? — отозвался другой.
Часов в 11 ночи мы были разбужены дневальным. Построились между эшелонами. Там уже были в сборе все офицеры батареи. Стоял стол, накрытый скатертью. В темноте мерцали зажженные свечи. Седенький, старый священник служил заутреню. Быстро окончилась служба.
Христос Воскресе!
Каждый подходит ко кресту. Христосуется со священником, потом с командиром батареи и получает угощение: стакан водки и яйцо.
— А теперь с Богом, ребята, в эшелон на 4-е орудие, — говорит командир.
Толчок прицепляемого к составу паровоза.
— Куда это они нас попрут в Пасхальную ночь? — задает риторический вопрос один из людей.
— На запад повезли, наверно, под Авдеевку.
Уже рассвет. Но все заволакивает серый, молочный туман.
— Держись, хлопцы! — зловеще предупреждает доброволец Болотов во время разгрузки. — Тут с нами не Дроздовская пехота, а сводно-стрелки!
Начинаем продвигаться. На коротком прицеле открываем огонь по станции Авдеевка.
Не проходит и получаса, как конный разведчик, прискакавший на батарею, сообщает, что станция взята, а главное, что есть куличи, пасхи, яйца и окорока — все это бросили «товарищи», застигнутые врасплох на станции. Другой разведчик привозит в мешке часть этих сокровищ.
— Ну вот и маем чим разговеться, — говорит ездовой, кубанский казак с запорожской фамилией Жила. — А то бачите яйцо, що командир дав, у мене у нутру, як мыш бигае!
— Хорошо товарищи живут, себя не стесняют, смотри, сколько понаготовили! — замечает разведчик. — Снабжение у них лучше.
— Какое там, черт, снабжение, это все от «благодарного населения».
— Не будем погружаться в вопросы, откуда это, — решает Болотов. — Теперь это военные трофеи. Аучше сядем да закусим, пока красные не оправились и не пошли свои пасхи и окорока назад отбивать.
И он был прав. Через час, подтянув резервы, красные перешли в контрнаступление. С наблюдательного пункта прицелы подавались все короче. Потом последовала команда «передки на батарею» и приказ немедленно сниматься и идти к зарослям железнодорожной посадки. Прискакал с наблюдательного пункта капитан Камлач. По его виду бывало трудно оценить положение, так как в бою он всегда был спокоен, но на этот раз он почему-то торопил нас и ругался.
Сниматься с позиции пришлось уже под редким ружейным огнем, но когда мы добрались до посадки, то обстрел значительно усилился. Дойдя до конца посадки и выйдя на открытое пространство, мы поняли серьезность обстановки. Частый ружейный обстрел с близкой дистанции заставил батарею переменить рысь на карьер. До сих пор мне непонятно, почему они нас всех тогда не перестреляли. Для нас стало ясно, что мы чуть не попались в западню с нашими разговенами.
Оказалось, что одна из рот сводно-стрелков, составленная из недавно взятых в плен красноармейцев, сдалась. В получившийся прорыв проник красный батальон, и мы выскочили в последний момент замыкавшегося полного окружения.
— То ж, хлопци, я вам кажу, це що ми краденым от людей разговелись! То не добре! — философствовал Жила. — Ти бисовы диты у людей понаграбили, а мы зъили!
— Молчи уж! Сам лопал за троих, — огрызнулся Болотов.
На полустанке, к которому мы подходили, разгружалась уже свежая пехота на поддержку потрепанным сводно-стрелкам.
Ваня Прокопов
Он не был заметным лицом в батарее. Один из числа многих юношей, которые послушали голос совести и зов русского сердца и, не рассуждая и не взвешивая шансов борьбы и ее возможный исход, пошли за Михаилом Гордеевичем Дроздовским в туманную даль казачьих степей с одним только стремлением освободить Россию от красной неволи или погибнуть в борьбе. С неоконченным средним образованием, происходя из семьи в маленьком бессарабском городке, он ясно и отчетливо сознавал только одно основное и главное — свой долг перед Родиной.
Когда я попал в батарею, то как-то сразу подружился с ним. Был Ваня в команде конных разведчиков и придан нашему взводу. Из-под фуражки выбивался у него небольшой чуб, немного напоминавший казачий. Был он всегда подтянутый, аккуратный и исполнительный, а на присутствие пряди волос, выбивавшихся из-под козырька, начальство внимания не обращало, не до того было.
Бои в 1919 году весной шли в Донецком бассейне. 3-я пехотная дивизия под начальством молодого талантливого генерала Владимира Константиновича Витковского несла на себе всю тяжесть боев. Изо дня в день погрузки и новые участки колеблющегося, подвижного фронта. Как и мы все, Ваня изрядно вымотался.
Один раз, еще затемно, разгрузились. Не помню ни названия полустанка, ни названия рудника. Когда двинулись, то мы, орудийная прислуга, дремали на передках или ящиках. Кое-кто примостился и спал на лафете орудия. Дремали, по временам встряхиваясь, ездовые. Уставший командир взвода дремал в седле, поручив Ване вести батарею. Тот