Шепчущий череп - Джонатан Страуд

Локвуд приступил к своему ужину (или завтраку?), а я придвинула к себе «Признания». Внутри роскошного переплета с вензелем библиотеки агентства «Фиттис» было всего несколько страничек. На них – собрание разрозненных, не связанных между собой абзацев. Возможно, кто-то скопировал их с оригинала, пропуская по ходу дела те фрагменты, которые показались ему слишком нудными или лишенными смысла. Как и сказал Локвуд, это были стенания по поводу судьбы несчастной женщины, заброшенной в дикие лесные дебри, да пространные, напыщенные философские рассуждения о смерти и загробной жизни, которых я не понимала. Впрочем, немногочисленные замечания Мэри Дьюлак о Бикерстафе были связными и содержательными. Их-то я и принялась вычитывать, постукивая ложечкой по вареному яйцу.

«Кем был Бикерстаф, чья про́клятая тень висит надо мной все эти последние десять лет? О! Он был гением! И самым большим нечестивцем, какого я когда-либо знала! Да, я убила его. Да, мы закопали его глубоко в землю, в железном гробу, но стоит мне закрыть в темноте глаза, как я снова вижу его. Вижу выходящим из его лаборатории с мясницким ножом в окровавленной руке. Снова слышу его ужасный голос – вкрадчивый, умеющий убеждать. Инструмент, с помощью которого Бикерстаф сделал из нас послушных его воле марионеток. Ах! Какими мы были глупцами, согласившись следовать за ним! Он обещал открыть перед нами все тайны мироздания, просветлить наш разум. Но в результате только погубил и привел на край безумия».

После этого следовал абзац, в котором Мэри Дьюлак рассказывала о том, корой каких деревьев и какими именно грибами она питалась в те годы, что провела в лесу Чертси. Затем – вновь о Бикерстафе:

«В нем всегда чувствовалось темное начало – оно светилось в его волчьих глазах, прорывалось в виде гнева, который охватывал Бикерстафа по малейшему поводу. Я не могу забыть, как он сломал Лучано руку, когда тот уронил свечи, или как он сбросил с лестницы Мортимера! Не могу забыть. Да, мы ненавидели Бикерстафа и боялись его. Но его медовый голос умел завораживать, когда вкрадчиво говорил нам о великом Проекте, об удивительном Приборе, который можно изготовить, если мы найдем мужество и силы для работы. В сопровождении своего слуги – коварного и злобного юноши, глаза которого были способны отчетливо видеть фантомов, он ходил по кладбищам, собирал там необходимые для создания Прибора материалы. Юноша защищал его от злых духов до тех пор, пока Бикерстафу не удавалось заточить их в стекло. Бикерстаф говорил, что присутствие сразу нескольких духов придает Прибору силу. И какую силу! Ту, с помощью которой зеркало способно проникать за грань нашего мира и позволяет немногим счастливцам – о, ужас! о святотатство! – увидеть Небеса».

Я подняла взгляд на Локвуда.

– Что бы ты ни увидел сквозь зеркало Бикерстафа, – тихо заметила я, – думаю, точно не это будет Небесами.

– Я тоже так считаю, – качнул головой Локвуд. – Знаешь, Люси, мы оказались правы насчет этого костяного стекла. Бикерстаф со своими единомышленниками пытался увидеть то, что закрыто для всех нас. Они пытались заглянуть за границу смерти, узнать, что происходит с человеком после нее. Бикерстаф был безумцем – они все были сумасшедшими. Включая вот этого нашего приятеля, – он указал кивком на плавающее в банке лицо. Призрак смотрел на нас, в его глазницах мерцали искорки отраженного света. Наш «приятель» улыбался – широко и многозначительно.

– Похоже, он сегодня в очень хорошем расположении духа, – заметила я. – Не перестает ухмыляться с той самой минуты, как мы вошли сюда. Эй, Локвуд, послушай, о чем я подумала… Тот злобный юноша-слуга, о котором пишет Дьюлак… Ты не думаешь, что наш «приятель» может быть?..

– Кто знает? – ответил Локвуд и хмуро покосился на череп. – Не удивлюсь, если именно так и окажется. – Он откинулся на спинку стула. – Но, слава богу, зеркало теперь у нас и никому его больше не видать. Сам-то Бикерстаф в это зеркало не смотрел, это ясно, для этого он использовал других. Поэтому неудивительно, что его призрак такой жуткий и злобный. Я очень рад, что ты сумела шарахнуть его рапирой по голове.

– Когда я услышала на кладбище его голос, – сказала я, – он действительно был завораживающим, как пишет Дьюлак. Он гипнотизировал. Мог уговорить тебя сделать все что захочет, подчинить своей воле. Я думаю, этот голос заворожил и Джорджа с Джоплином, хотя они вряд ли действительно его слышали. Помнишь, как они стояли возле гроба? Именно как завороженные.

– Да. Идиоты. – Локвуд взглянул на часы. – Люси, если Джордж вскоре не вернется, я начну волноваться. Тогда нам придется найти Фло и узнать, где они с Джорджем расстались.

– Да придет Джордж, никуда не денется. Ты же знаешь, как медленно он ходит. О, послушай-ка. – Я открыла последнюю страницу брошюрки. – Вот то, что мы искали. Последнее признание Дьюлак.

Я начала читать вслух:

«Да, я его убила. Считаю ли я себя убийцей? О, нет! Если когда-нибудь мне придется предстать перед судом, я буду утверждать, что это была самооборона. Да, это была отчаянная попытка защитить и спасти свою собственную душу. Эдмунд Бикерстаф был безумцем! Он угрожал моей жизни столь же явно, как если бы приставил нож к моему горлу. На моих руках его кровь, но на мне нет вины за это.

Уилберфорс умер. Мы все это видели: он заглянул в Прибор и погиб. Затем нас охватила паника. Мы расселись по своим экипажам и поспешили покинуть это проклятое место. Мы клялись никогда больше не встречаться с Бикерстафом, но доктор не мог нам этого позволить. Не прошло и часа, как он вместе со своим ужасным юным слугой был уже на пороге моего дома, и с ними был тот кошмарный Прибор. Я боялась их, однако позволила им войти. Доктор был взволнован. Спрашивал, буду ли я молчать об обстоятельствах смерти несчастного Уилберфорса. Может ли он верить, что я стану держать язык за зубами. Несмотря на все мои заверения, он все больше приходил в ярость, затем принялся угрожать мне и наконец заявил, что поверит только в том случае, если я посмотрю в стекло. В ту же секунду его слуга прыгнул на меня сзади и скрутил мне руки. Бикерстаф вытащил из кармана ужасное стекло и встал с ним передо мной.

Я лишь мельком, совсем мельком взглянула в него, но этого хватило, чтобы мой разум помутился, а руки и ноги сделались холодными как лед.

Со всем этим необходимо было кончать. На столе лежал револьвер, оставшийся после моего отца-офицера. Я вырвалась и схватила его. Прикрыв лицо от вцепившегося в меня Бикерстафа, я закричала и выстрелила – пуля попала прямо ему в лоб. Затем я выстрелила в слугу доктора, но тот ловко увернулся, выпрыгнул в раскрытое окно и убежал. Да простит меня Господь, я была очень огорчена, что слуга убежал. Мне очень хотелось застрелить и его.