Окись серебра - Виктория Александрова

страха, ей казалось, что её разрывает на части… София что было сил сжимала руку Хельмута и расцарапала ему кожу, но он лишь улыбался и то и дело прикладывал к её лбу влажный платок. Невзирая на улыбку, она рассмотрела в его взгляде смятение и страх — зрачки мужа то и дело двигались, и он, кажется, стремился не смотреть вниз…

— Ты боишься? — из последних сил шепнула София.

Хельмут покачал головой и сжал губы, в очередной раз проведя платком по её покрытому испариной лбу.

— Ваща светлость, дышите глубже! — напомнил ей лекарь, и София, закрыв глаза, сделала глубокий вдох.

Сколько всё это длилось, она не знала: мир утонул в бесконечном крике, в боли и слезах, и лишь Хельмут и его испуганный, но в то же время какой-то одухотворённый взгляд оставался настоящим лучом света. Наверное, если бы его не было рядом, то София бы попросту не выдержала. Она не представляла, что способна вынести такую боль, что вообще хоть кто-то способен… Хотелось буквально на минуточку провалиться в сон и отдохнуть, особенно когда она вдруг обнаружила, что за окном начало темнеть и в комнате постепенно зажигали свечи, чтобы лекарю и повитухам было удобнее работать. Боль выбивала Софию из реальности, но те провалы не превращались в заветный сон — это было тягучее беспамятство, длившееся считанные секунды.

Ребёнок родился, когда уже совсем стемнело: за незашторенным окном виднелась тёмно-синяя ночь, а комнату окутал тёплый свет, исходящий из множества свечей. Боль и прочие неприятные ощущения постепенно сошли на нет, а когда София услышала долгожданный крик своего младенца, то сразу же расплакалась. Хельмут, кажется, тоже всхлипнул, но она не стала смотреть на него в тот момент — не хотела смущать.

А когда ей в руки наконец положили её ребёнка, для Софии вообще перестал существовать весь окружающий мир, все люди рядом с ней… Исчезло всё, кроме дитя. Она смотрела на него и не могла оторвать взгляда. Пока у него были мутновато-голубые глаза, но София знала, что со временем цвет глаз может поменяться. Возможно, они станут такого же ясного голубого оттенка, как у Хельмута… Или зелёными, как у неё. Это не так уж и важно.

Важно, что спустя несколько лет мучительного ожидания, отчаяния и страха, что спустя несколько часов боли и криков у неё наконец-то родился ребёнок.

— Это мальчик, — улыбнулась Хельга, которой только что шепнул что-то на ухо лекарь.

— Эрнест, — тут же сказал Хельмут дрогнувшим голосом и осторожно, боязливо прикоснулся кончиками пальцев к крошечному лобику сына. — Мы с тобой так и хотели, помнишь?

София устало кивнула — не было сил и желания спорить, да и имя ей нравилось. Оно лишь раз мелькнуло в их с Хельмутом разговорах: София предложила назвать мальчика Эрнестом, в честь её деда, а девочку — Арабеллой.

И вот сейчас пригодилось первое имя. Эрнест Штольц. Барон Эрнест Штольц, наследник земель Хельмута, его замка, его богатств и почестей. Конечно, всё это он получит не сейчас, а через несколько дней — его отнесут в церковь и при большом скоплении народа, гостей и родственников, объявят имя, титул и права на наследство. А пока это был просто новорождённый малыш, несколько минут назад появившийся на белый свет и оказавшийся в любящих объятиях своей молодой матери.

Спустя ещё пару часов София немного пришла в себя. Её и ребёнка осторожно вымыли, мальчика отдали кормилице, а баронессу переодели в чистую льняную сорочку. Хельмут убежал писать лорду Штейнбергу и леди Кристине — не терпелось сообщить их с Софией ближайшим друзьям о радостном событии. Грязные простыни сняли с кровати и застелили новые, свежие, мягкие и блестящие. И лишь тогда девушка наконец-то почувствовала, что имеет право отдохнуть и расслабиться. Когда служанки оставили её в покое, заботливо накрыв тонким мягким одеялом, она откинулась на подушку и закрыла глаза. София всё ещё не могла отдышаться и чувствовала отголоски боли по всему телу. Сидеть было невыносимо, вставать — тем более, а то, что она как-то пережила омовение и переодевание, казалось настоящим чудом.

В полутёмную комнату зашёл светящийся улыбкой Хельмут с завёрнутым в пелёнки Эрнестом на руках. В отличие от Софии, муж не переоделся и даже не причесался: его светлые, чуть вьющиеся локоны растрепались, падали на лицо и торчали в разные стороны. Сиреневая рубашка была измятой, чёрная жилетка распахнулась, но Хельмут совершенно не обращал на это внимания.

Девушка рассмеялась. Немного приподнявшись (и сдавленно прошипев при этом), она вытянула руки, и Хельмут отдал ей сына. Сам же он сбросил ботинки, быстро забрался в свежую, сверкающую чистотой постель, накрыв ноги краем одеяла, и приобнял Софию за плечи. Она с облегчённым выдохом откинула голову, прижимаясь затылком к его груди.

Ребёнок спал, но она инстинктивно начала его покачивать, убаюкивая. Удивительно, но саму её в сон совершенно не клонило: несмотря на жуткую усталость и минувшее перенапряжение, София хотела часами смотреть на своего сына, неотрывно и бесконечно. И Хельмут, кажется, тоже. Они оба молчали, изредка поглядывая друг на друга и улыбаясь. Все опасения, все тревоги, страхи и боль остались позади.

Теперь их было трое. И не было на свете никого счастливее, чем они.

Первая жертва

1394 год от Великого Затмения, март

Тоулл был замком небольшим и, судя по всему, слабоватым и бедноватым. Однако он оказался первой и одной из важнейших целей их наступления. Важнее, пожалуй, только Эори. После взятия Тоулла Джонат и Анабелла как раз собирались направиться к главному замку Нолда, более мелкие крепости, замки и башни оставив в распоряжение своим вассалам.

Но это были пока просто планы. Это им ещё предстояло сделать в будущем, а сейчас… Сейчас нужно брать Тоулл. Нужно наконец-то вступить на землю Нолда и заявить на него свои права.

Тоулл ощетинивался лучниками, плевался камнями и кипятком, и казалось, что в нём находится бесконечное количество воинов. Впрочем, чего ещё ожидать от пограничной крепости? Это место всегда должно быть готово к войне — тут сиру Тоуллу следует отдать дань уважения.

Джонат и Анабелла в штурме участия не принимали: оба разумно решили, что им следует поберечь себя для более важного действа. Когда ворота Тоулла пробьют тараном, когда путь в крепость будет свободен, нужно будет лично зачистить его полностью.

— Уничтожим гарнизон, и хватит, — решил Джонат. Анабелла резко повернула голову, посмотрев на него вопросительно; взгляд мужа был устремлён вперёд — на бурлящий в котле штурма замок.

Сейчас