Татуированная любовь - Гайя Алексия
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я… Я не хочу, чтобы… мой отец узнал, он…
Вздыхаю, обрывая ее. Мне легче от того, что она затронула эту тему, а не ту, что мне подсунул ее брат. Елена опускает глаза, и ее длинные каштановые волосы закрывают лицо, но я все равно вижу, как по ее лицу текут слезы.
Это сильнее меня. Поворачиваясь, забираюсь на кровать и кладу ладони на ее мокрые щеки.
Осторожно поднимаю ее голову.
– Не знаю, что мне делать, – плачет она.
– Его имя, – шепчу я.
Она покачала головой.
– Извини… Теперь, когда ты все знаешь, я, наверное, тебе противна. Я сама себе противна.
Задыхаюсь от ярости.
– Замолчи. Не неси ерунды. Ничего… ничего для меня не изменилось, ясно? Ты моя львица!
Она смотрит на меня, пока еще одна слеза катится по ее лицу. Молчит, но глаза говорят за нее. Наступает тишина, и я хватаю ее и тяну за собой. Разберемся после того, как поедим.
Завтра решим вопрос с именем. Она прижимается щекой к моей груди, пока моя рука касается ее волос.
Ласково поглаживаю ее. Может быть, это и есть влюбленность: никогда ни в чем не быть уверенным, бояться, пытаться читать по взгляду и испытывать ненасытную потребность друг в друге.
Кажется, я не готов к этому, но похоже, что у меня нет выбора. Невольно львица диктует свой закон: быть без нее – пытка, быть с ней – тоже пытка. Так что просто будь с ней рядом, пусть от этого и будет хреново.
Даже если какие-то моменты и принесут мне наслаждение, по-настоящему я успокоюсь только тогда, когда разорву парня, сделавшего ее такой. И если для этого мне придется урыть всю бейсбольную команду, я это сделаю.
Глава 38
Когда мы с Еленой входим, все уже были в столовой. Парнишка болтает сам с собой, пока его слушают родители. Я не смог объяснить львице, что голодание не разрулит ее проблему, и что один из моих основных принципов выживания – побеждать зло злом; но и без моих слов она последовала за мной.
Елена устраивается напротив меня, а я занимаю место рядом с Чеви.
За едой полным ходом идет разговор. Елена и мать говорят об утреннем приступе, и отец благодарит меня. Не хочу притворяться любезным. В том, что происходит с Еленой, он тоже виноват: что-то происходит с его дочерью у него под носом прямо в школе, и он позволяет ей уйти без объяснений?
– Завтра вы начинаете только в полдень, не так ли? – вдруг спрашивает мать.
Возможно. Плевать мне на уроки. Львица кивнула.
– Отлично, потому что утром вы сможете пройтись по магазинам, чтобы найти себе наряды на День Благодарения, – произносит она.
Я правильно услышал «магазины», «наряды» и «День Благодарения» в одной фразе?
Львица поднимает голову от своей тарелки, так же, как и я, мысленно говоря: «О нет, только не это!». И, кстати, они что, не слышали, как я кричал на их дочь?
Если да, почему делают вид, будто ничего не было?
– Не терпится увидеть вас обоих в шикарной одежде, – добавляет мать с легкой усмешкой.
Бред. Пока я жив – никогда.
– Тиган, я рассчитываю, что ты выберешь Елене наряд по размеру.
Уже представляю ее зад в облегающем платье. Вынужден напрячься и прекратить воображать, чтобы не возбудиться и не напугать ее.
С улыбкой смотрю на львицу.
Чувствую, как она закипает, разве что пар из ушей не идет.
– Елена, я доверяю тебе, присмотри Тигану что-нибудь, кроме его дырявых джинсов.
Что? Нет. Нет. Нет.
Моя улыбка разрывается на мелкие кусочки и отображается прямо на лице львицы.
Вот-вот и пойдет пар. У меня такое чувство, что она собирается одеть меня как пингвина. Я уже носил белую рубашку, когда только приехал сюда, с меня хватит. И потом, эту власть надо мной имеет только Солис. Ловлю взгляд зеленых глаз и понимаю, что Елена не оставит меня в покое, пока не получит свое.
Выбегаю из-за стола, чтобы не убираться, и направляюсь в комнату львицы. Она не закрыла дверь, так что я могу поваляться на ее кровати. Включаю телевизор в ожидании ее появления.
* * *
Толкаю дверь кухни. Мне не нравится этот дом, тут всегда воняет. Отец, мистер Майлерс, курит и пьет. Он сказал, что если я скажу Натали, он сделает со мной то же, что и с Тристаном. Не знаю, что это значит, но я слышу, как Тристан плачет по ночам.
Мать тоже не очень добрая, но все-таки не хуже других.
– Чего ты хочешь? – спрашивает она, когда я подхожу.
Она курит вонючую сигарету. Я бы с удовольствием поел, но не смею слишком много просить.
Я часто бываю голоден, но мне всегда говорят, что нельзя есть между приемами пищи. В детдоме был обед, а здесь его нет. Они говорят, что я слишком много ем и не хотят, чтобы я потолстел.
– О! У меня нет времени, так что говори скорее!
– Э-э… Я… Я бы хотел… позвонить маме… Эм-м, Натали, – говорю я.
Дама смотрит на меня недобро.
– Что? Ты ничего не забыл?
– П… пожалуйста… пож… пожалуйста.
Я опять забыл про это слово. На днях она заставила меня торчать на морозе, потому что я этого не сказал. Тристан издевался надо мной, когда я вернулся домой в рыданиях.
– Почему ты хочешь позвонить ей?
Пытаюсь посмотреть ей в глаза, но не могу.
– Она… она… скучает по мне.
Она смеется и говорит “нет”.
– Брось. У тебя нет причин звонить ей.
Быстро ухожу, чтобы она не заметила, как я плачу.
* * *
Клац!
Пять…
Вздрагиваю каждый раз, когда раздается шум.
Считаю удары, но не знаю зачем.
– Мама ведь тебе говорила, придурок!
Крепко зажмуриваю глаза и затыкаю уши, но все равно слышу, как кричит Тристан, когда шлепает ремень.
– Нет! Я не хотел, папа! Перестань.
– ЗАТКНИСЬ.
Я тоже плачу. Я хочу уехать отсюда, но они закрывают дверь на ключ, поэтому я больше не могу позвонить Натали. На днях я слышал, как мать Тристана говорила по телефону и сказала Натали, что я не хочу с ней разговаривать, потому что слишком занят игрой. Это неправда. Я здесь не играю.
Клац!
Шесть…
– Ай! Папа…
– Заткнись, я сказал!
