Сонная Лощина - Вашингтон Ирвинг

– Как это, – обратился принц к одному из соседей, – столько достойных людей находят удовольствие в болтовне без умолку лопочущей птицы?

– Ты не подозреваешь, о ком говоришь, – ответил его собеседник. – Этот попугай – потомок знаменитого персидского попугая[75], прославившегося своим талантом рассказывать сказки. Ведь на кончике его языка вся ученость Востока; он цитирует поэтические произведения так же легко и свободно, как говорит. Он посетил много иностранных дворов, где на него смотрели как на чудо учености. Он всеобщий любимец и в особенности пользуется успехом у представительниц прекрасного пола, которые, как известно, восторгаются учеными попугаями, умеющими цитировать чужие стихи.

– Довольно! – воскликнул принц. – Я непременно поговорю с этим всемирно прославленным странником.

Он добился беседы наедине и рассказал попугаю о цели своего путешествия. Едва только он начал, как попугай разразился приступом сухого, колючего смеха, вызвавшего на его глазах слезы.

– Прошу прощения за веселость, – сказал он, – но даже просто упоминание слова «любовь» неизменно приводит меня в смешливое настроение.

Принца глубоко оскорбила эта несвоевременная веселость.

– Разве любовь, – молвил он, – не великая тайна природы, не сокровенное основание жизни, не вселенская гармония чувства?

– Ерунда! – вскричал попугай, прерывая поток его слов. – Скажи, пожалуйста, где ты выучился этому сентиментальному языку? Поверь, любовь нынче не в моде, и в обществе блестящих умов и утонченных людей о ней что-то больше не слышно.

Принц вздохнул, вспомнив о совсем других речах своего верного друга голубя. «Но попугай, – подумал он, – жил при дворе; он производит впечатление блестящего и утонченного господина – и он ничего не знает о том, что зовется любовью». Не желая более выставлять на посмешище чувство, которым было полно его сердце, он перешел прямо к делу.

– Скажи мне, – молвил принц, – о высокообразованный попугай, ты, умеющий проникать к красавицам в самые сокровенные их приюты, не встречалась ли тебе в твоих странствиях та, с которой писан этот портрет?

Попугай взял портрет в когти и, поворачивая голову то в ту, то в другую сторону, принялся рассматривать его поочередно то левым, то правым глазом.

– Честное слово, – пробормотал он наконец, – прехорошенькая мордашка, чертовски хорошенькая, но когда перевидаешь на своем веку такое множество хорошеньких женщин, то исключительно трудно… погоди! Черт возьми, а теперь взглянем-ка еще разик… Да тут нет никакого сомнения – это не кто иная, как принцесса Альдегонда; как же я мог забыть ее, мою дорогую любимицу?

– Принцесса Альдегонда! – повторил за ним принц. – Но где же ее разыскать?

– Полегче, полегче, – сказал попугай, – ее проще разыскать, чем получить в жены. Она единственная дочь христианского короля, который правит в Толедо, и до семнадцати лет должна жить взаперти из-за какого-то предсказания пройдох астрологов. Тебе не удастся даже взглянуть на нее – ни одному смертному не позволено ее видеть. Меня, правда, пускали к ней, чтобы я развлекал ее, и заверяю тебя честным словом видавшего свет попугая, что мне приходилось беседовать с принцессами и поглупее ее.

– Будем друзьями, дорогой попугай, – сказал принц. – Я наследник престола и в один прекрасный день воссяду на трон. Я вижу, ты птица с талантами и хорошо знаешь свет. Помоги мне добиться принцессы, я тебе предоставлю у себя при дворе какую-нибудь важную должность.

– Премного благодарю, – сказал попугай, – но если возможно, предоставь мне, пожалуйста, синекуру[76], ибо нам, умам просвещенным, присуще великое отвращение к труду.

Итак, соглашение было достигнуто. Принц вышел из Кордовы в те же ворота, в какие вошел, вызвал сову из ее расщелины, представил ей нового спутника в качестве собрата-ученого, и они опять пустились в дорогу.

Они двигались много медленнее, чем того жаждал сгоравший от нетерпения принц, но попугай привык к светскому образу жизни и не любил, чтобы его беспокоили на заре. С другой стороны, сова спала среди дня, и ее долгие сиесты[77] поглощали немало времени. Кроме того, ее пристрастие к археологии также было немалой помехой, ибо, желая обследовать все встречавшиеся по пути развалины, она настаивала на частых привалах и любила к тому же рассказывать длинные малоправдоподобные истории о каждой башне и каждом замке в округе.

Принц вначале предполагал, что она и попугай, будучи птицами образованными, обязательно сблизятся и в обществе друг друга найдут обоюдное удовольствие, но никогда он еще так горько не ошибался. Один был, что называется, блестящим умом, другая была философом.

Попугай читал на память стихи, бранил новейшие произведения, витийствовал, проявлял эрудицию в пустяках, сова же считала ученость такого рода никому не нужною чепухой и не признавала ничего, кроме своей метафизики. Попугай распевал песенки, пересказывал чужие остроты, отпускал наглые шуточки по поводу своего степенного соседа и спутника, громко смеясь своим же собственным выходкам; все это сова рассматривала как покушение на ее достоинство; она хмурилась, дулась, злилась и молчала по целым дням.

Принц, всецело погруженный в мечты и в созерцание портрета прекрасной принцессы, не обращал внимания на пререкания своих спутников. Так понемногу они подвигались вперед. По дороге им пришлось одолеть суровые перевалы Сьерра-Морены, пересечь выжженные солнцем равнины Ламанчи и земли Кастилии, идти вдоль берегов «золотого Тахо», вычерчивающего свои хитрые петли по всей Испании и Португалии. Наконец они увидели хорошо укрепленный город со стенами и башнями, возвышавшимися на скалистой горе, подошву которой обегал неистовый и яростный Тахо.

– Смотрите! – вскричала сова. – Смотрите, вот древний славный город Толедо, знаменитый своей стариной. Поглядите на его величественные соборы и вышки, на седые от времени, одетые легендарным величием башни, в которых веками предавались размышлению мои предки.

– Тьфу! – вскричал попугай, прерывая высокоторжественные излияния археолога. – Какое нам дело до старины, до легенд и до твоих предков? Взгляни сюда – это ближе к цели нашего путешествия, – взгляни на этот приют юности и красоты, взгляни наконец, мой принц, на резиденцию твоей неведомой, далекой красавицы.

Принц посмотрел в ту сторону, куда указывал попугай, и на прелестной зеленой лужайке, у самого берега Тахо, увидел роскошный дворец, который поднимался среди зарослей чудесного сада.

Все здесь вполне соответствовало рассказу его друга голубя, описавшего ему резиденцию той, с которой был писан портрет. Принц с замиранием сердца взглянул на дворец. «Быть может, в это мгновение, – думал он, – прекрасная принцесса резвится в тени рощ, или, легкая и изящная, прогуливается по одной из этих великолепных террас, или предается неге и отдыху под этой высокой кровлей». Вглядевшись пристальнее, он заметил, что сад окружен очень высокой стеной, так что проникнуть внутрь почти невозможно, тем более что повсюду расставлена вооруженная стража.

Тогда принц обратился