Тень твоего поцелуя - Джейн Фэйзер

– Эй, человече, у тебя, что, свечи нет? Здесь темно, как в колодце! – нетерпеливо воскликнул Лайонел.

– Чего ради жечь собственные денежки? У меня лишних нет. Кто ты и чего хочешь?

– Кто я, тебя не касается. А нужны мне еда и эль для четырех путников. Тебе хорошо заплатят.

Он многозначительно позвенел кошелем.

– Четверо?

Старик, не снимая берета, поскреб лысую макушку. Красноватые маленькие глазки жадно блеснули в темноте.

– Именно, – подтвердил Лайонел, пристально рассматривая его. – Что это значит: «никого, кроме клиентов»?

Старик пожал плечами и скользнул взглядом куда-то вбок.

– Ничего, – бросил он, нагибаясь и сплевывая в опилки, устилавшие пол. – Только вот проезжающих здесь не бывает, одни только местные, заходят время от времени промочить горло капелькой октябрьского эля да проглотить чашу пунша, когда мне в голову придет его сварить. Так что, вы сказали, вам требуется?

Лайонелу почему-то стало не по себе.

– Эль, хлеб, сыр, все, что у тебя есть. Можешь продать? Если нет, я поеду дальше.

В кошеле снова звякнули монеты.

Взгляд старика метнулся к дальнему углу комнаты, и Лайонел едва подавил порыв проследить за его направлением. Если в темноте, подобно пауку, выслеживающему муху, прячется шпион Ренара, он не выдаст себя.

Лайонел потянулся к сапогу, где лежал кинжал. Одно движение из дальнего угла – и клинок найдет цель так быстро, что никто не увидит, как он летит.

– Эй, Бетси, покажись-ка, – окликнул старик удивительно сильным для столь ничтожного сгорбленного существа голосом.

Только теперь Лайонел позволил себе с видимой небрежностью всмотреться в угол, где шевелилось нечто похожее на узел с тряпьем. Узел чихнул и принял очертания женщины неопределенных лет.

– Собери провизию для джентльмена. Что у нас есть?

– Холодный рубец, немного осталось от свиной головы.

– Хлеб, – резко потребовал Лайонел. – Хлеб и сыр. И не говори, женщина, что у тебя этого нет.

– Может, и есть.

Она прошаркала в темный угол, а старик вернулся к очагу.

Лайонел твердо стоял посреди комнаты, напряженный, как натянутая тетива, стараясь расслышать посторонний звук.

Старая кляча появилась снова и сунула ему половину круга сыра с толстой коркой и каравай черствого пшеничного хлеба. Лайонел с брезгливой гримасой исследовал принесенное, зная, впрочем, что в этой жалкой дыре им все равно не предложат ничего лучшего. Придется просто соскрести плесень и с того, и с другого.

Оглянувшись, он заметил свисавший с потолка копченый свиной бок.

– Я возьму немного бекона.

Он вынул нож и отрезал треть куска. Женщина захныкала, но не посмела возразить.

– Эля! – потребовал Лайонел. – Кувшин эля, и мне нужно наполнить водой фляги.

– Эль в бочонке, что у порога.

– Я наполню кувшин по пути назад.

– Колодец в деревне. Там и возьмете воды.

Лайонел бросил горсть монет к ногам старика.

– Этого более чем достаточно за твое гостеприимство, приятель.

Завернув добычу в плащ, он поспешил на улицу, в спешке едва не ударившись лбом о притолоку.

– Где Пиппа, черт возьми? – скомандовал он, видя свою лошадь без всадника.

– Пошла искать нужник, – пояснила Луиза.

– Как, снова?!

Робин, глядя строго вперед, между ушами лошади, добавил:

– Она сказала, что в нынешних обстоятельствах и в ее теперешнем состоянии не собирается упускать любую возможность.

– Она сейчас вернется, – утешила Луиза, видя, что ее обычно невозмутимый опекун вот-вот взорвется.

А Пиппа в этот момент стояла на углу хижины, с ужасом глядя на дверь того, что, как она предполагала, было нужником на задах маленького, заросшего сорняками двора. Как раз когда она уже собиралась поспешить туда через двор, какой-то незнакомец нырнул в крохотное помещение. Пиппа инстинктивно отступила в тень обмазанной глиной стены. Только сейчас она заметила во дворе еще троих. Они ели яблоки. Все были одеты в безрукавки из воловьей кожи, какие обычно носили солдаты. С поясов свисали шпаги и кинжалы. Под навесом уткнулись мордами в торбы четыре неоседланные лошади. Из нужника вышел мужчина, на ходу шнуруя шоссы. В дверях домика показался старик и поковылял к незнакомцам.

Пиппа не могла понять, что происходит, зато чуяла опасность, как стервятники – запах падали. Поэтому повернулась и побежала назад.

Лайонел как раз успел уложить еду в седельную сумку и закупоривал пробкой узкое горло кувшина с элем.

– Господи, Пиппа! Где тебя носит?

– Люди, – отчетливо выговорила она. – Четверо. Вооружены. Какой-то старик говорит с ними.

Лайонел, не тратя слов, подхватил ее, почти швырнув на подушку, и вскочил в седло сам, прежде чем сунуть в сумку кувшин. Робин уже сворачивал на узкую дорожку, и Лайонел подхлестнул своего коня. Ни он, ни Робин не жалели уставших животных, и те помчались по дороге, поднимая облака пыли. Сзади послышался крик, а потом и глухой стук выстрела из кремневого пистолета. Лайонел не обременял себя подобным, недавно изобретенным оружием: слишком сложно было прицелиться, и чаще всего пуля проходила мимо цели. Но это подсказало ему, что за ними гонятся люди Филиппа. Испанцы чаще пользовались огнестрельным оружием и, возможно, решили снабдить им тех, кто на них работал.

– Их лошади… – выдохнула Пиппа, – стоят под навесом. Их еще нужно оседлать.

Лайонел молча кивнул, понимая, что они все равно не смогут уйти от погони со своими измученными непосильной ношей животными. Что, если придется драться? Их двое против четверых. Зато у них есть несколько минут.

Он натянул узду и спешился. Робин последовал его примеру.

– Расседлай их и пусти по дороге, – велел Лайонел, хватаясь за ремни на сбруе. – Если повезет, люди Филиппа будут гнаться за ними милю-другую.

Пиппа уже снимала седельные сумки. Луиза ей помогала.

– Идите в поле!

Пиппа беспрекословно повиновалась и, держа перед собой сумки, протиснулась в крошечную дырку, образованную кривыми ветвями зарослей ежевики. Сумки защитили ее лицо от шипов, но руки покрылись красными полосами.

Луиза ни на шаг не отставала: бледная, задыхающаяся, перепуганная, но исполненная решимости. Кровь сочилась из длинной царапины на щеке.

За ними протиснулся Робин с седлом, сбруей и седельной сумкой Луизы. А Лайонел тем временем огрел животных хлыстом, и они, фыркая от страха, ринулись вперед. Сам Аштон присоединился к остальным, нагруженный кожаным мешком Пиппы и конской сбруей.

Он огляделся. Времени бежать не оставалось.

– В канаву, – скомандовал он, показывая на глубокую канаву, огибавшую поле как раз рядом с кустами ежевики. – Быстро.