Великий магистр - Елена Грушковская

— Не, точно с дурдома…

Видимо, с утра она ещё не похмелялась, плохо видит, потому что длина моих клыков должна вызывать другие впечатления. Если я зверь, то это — грязь.

— Не пОняла!.. Ты шо, русский язык не понимаш? Сказано же: мотай отсель! А то я те щас…

Моя рука, её горло. Её метла, мой глаз, боль.

Никогда раньше не видела, чтобы такие проспиртованные особы ставили олимпийские рекорды по бегу. Догнать?

Грязь. Не стоит.

Почему я так хочу спать?

Глаз болит. Ууууу…

11.4. «Дело врачей»

— Как могло получиться, что «демоны» не справились с задачей, доктор Гермиона?

Затея со штурмом замка Великих Магистров с треском провалилась: в самый ответственный момент «демоны» прекратили сражаться, штурмующие обратились в бегство, президент «Авроры» была ранена. И сейчас временно исполняющий обязанности президента Мигель Альварес допрашивал меня в кабинете Юлии.

Невысокий, коренастый, с чёрным ёжиком волос на круглой лобастой голове, он восседал в президентском кресле, буравя меня тяжёлым холодным взглядом. Черты его смуглого чернобрового лица были, пожалуй, приятны, но это жёсткое и властное выражение сводило на нет всё приятное впечатление. Нахождение под его взглядом было почти равноценно личному досмотру с раздеванием.

— Об этом нужно спросить у них самих, сэр, — ответила я.

Альварес криво усмехнулся.

— А я вот вас хочу спросить. Вы занимались их психикой. Возможно ли, что это — недоработка психотехников?

— Исключено, — сказала я. — Мы работали на совесть. Была проведена глубокая обработка с долговременным программированием.

— Программу можно каким-то образом снять? — спросил он.

— Ключа к выходу из неё нет.

— Но ведь эти… достойные как-то взломали её!

«Эти достойные» — два эти слова были даже не сказаны, а презрительно сплюнуты им на стол. А между тем, шесть «этих достойных» были в нашем центре, и я сама принадлежала к их числу.

— Была ли программа взломана извне или преодолена самими «демонами» — это ещё не выяснено, — возразила я.

— Но вы ведь говорите, что ключа к выходу из неё нет. Могли ли они сами преодолеть программу?

— Я знаю только то, что нет ничего невозможного.

— Возможно ли повторное проведение обработки для исправления недочётов?

— Нецелесообразно, сэр. Это приведёт к разрушению психики.

— То есть, они будут непригодны к дальнейшему использованию?

— Именно так.

Альварес откинулся в кресле, потом снова навалился локтями на стол.

— И как вы сами полагаете, что мы должны с ними теперь делать? Если они вышли из повиновения… Какой нам от них прок?

Я не спешила с ответом. А он спросил:

— Столько работы — и всё впустую… Не досадно?

— Досадно, разумеется, — сказала я.

Он холодно прищурился и проговорил, отчеканивая каждое слово:

— Что-то не похоже, чтобы вы были сильно огорчены, доктор. А между тем, такой провал бросает тень на весь ваш центр. Вам поручили дело, результат которого был чрезвычайно важен для «Авроры», а вы… облажались. По полной. Или вы хорошо владеете собой, или… Или вы облажались намеренно. А точнее, по заданию Ордена.

— Вы можете это доказать? — спросила я бесстрастно.

— Будем разбираться, — столь же бесстрастно ответил Альварес. — Особый отдел уже разрабатывает эту версию. Будем беседовать с каждым сотрудником, принимавшим участие в проекте по созданию «демонов».

Альварес открыл хьюмидор с сигарами любимой марки Юлии — «Slim Panatela», достал одну, обрезал кончик и закурил.

— Каково состояние президента? — спросил он.

— Без изменений, — ответила я.

— Хорошо. Можете быть свободны, — сказал Альварес. И добавил многозначительно: — Пока свободны.

Я вернулась в центр. Присутствие там сотрудников особого отдела не могло способствовать созданию спокойной рабочей атмосферы, а с момента поступления президента они дежурили в центре круглосуточно. Каждое наше движение фиксировалось ими, а их постоянный, многократно повторяемый вопрос «что вы делаете?» приводил нас на грань нервного срыва. Нельзя было ничего предпринять без объяснения.

Президент поступила к нам через три дня после штурма замка; её физическое состояние могло быть оценено как удовлетворительное, никаких серьёзных повреждений на её теле нами не было обнаружено, хотя следы крови на одежде имелись в изобилии. Одежда, надо сказать, была в ужасном состоянии — в нескольких местах разорвана, вся в грязи и уже упомянутой крови. Обувь отсутствовала. Но не только внешний вид Юлии шокировал всех, ещё более тягостное впечатление производило состояние её рассудка. Сознание было спутано, налицо была полная дезориентация в окружающей реальности и собственной личности, приступы маниакального возбуждения чередовались с периодами апатии и сонливости. В момент поступления она была как раз во власти возбуждения, и пришлось прибегнуть к успокоительной инъекции, иначе она разнесла бы нам весь центр.

Трудно было сказать, временное ли это психическое расстройство, или же президент сошла с ума окончательно и бесповоротно. В её палате неотлучно дежурили сотрудники особого отдела, сменяя друг друга на посту, и, как я уже говорила, невозможно было ничего сделать с Юлией без дачи объяснений, что и зачем. Эти объяснения дежурные передавали Альваресу.

Я вошла в холл. Да, вот они, агенты «тайной канцелярии», сидели на диване. При моём появлении они пронзили меня рентгеновскими взглядами: таким и металлоискатель не требовался, они и так, пожалуй, видели насквозь.

Первым делом я проверила состояние президента. Она проснулась, и я попробовала поговорить с ней.

— Госпожа президент… Юлия, — обратилась я к ней.

Она устремила на меня пустой, непонимающий взгляд и ничего не ответила.

— Вы меня узнаёте? — спросила я.

Ответом мне было прежнее непонимающее молчание.

— Юлия, вы помните, что с вами произошло? — повторила я попытку установления контакта.

На её амимичном лице появились проблески отражения неких чувств. Лоб сначала нахмурился, потом разгладился, глаза закрылись и открылись опять.

— Не начинать без моего распоряжения… внезапность. Использовать сирены и прожекторы, — глухой и отрывистой скороговоркой произнесла она.

В её памяти снова и снова прокручивались сцены боя, мешаясь с какими-то обрывками из далёкого прошлого. Бормотала она и молитвы — католические на латыни и православные на русском, а закончился весь этот бессвязный словесный поток бурными рыданиями, перешедшими в жуткий звериный вой. Дежурный сотрудник особого отдела наблюдал за этим с внешней бесстрастностью, но не думаю, что ему не приходили в голову безрадостные мысли о будущем «Авроры». Юлия между тем пришла в сильное возбуждение, начала беспокойно озираться по сторонам, а потом вдруг прыгнула на сотрудника и, тряся его за грудки, зарычала: