Тридцать лет среди индейцев - Джон Теннер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так мы расстались без лишних слов. Вместе со старым Курильщиком я снова направился в долгий мучительный путь вдоль русла Иллинойса. По обеим сторонам дороги от Чикаго до реки Йеллоу-Окр раскинулись прерии, поэтому добраться туда при наличии повозки и лошадей не составляет труда. Прибыв к условленному месту, мы застали там поттаватоми. Все было в целости и сохранности.
Мы сложили свои вещи в каноэ и поплыли вниз по реке к форту Кларк, расположенному на узкой полосе земли между двумя озерами. Индейцы называют это место Ка-гах-гум-минг («почти вода», то есть перешеек). Здесь я встретил нескольких знакомых и даже родичей, то есть людей, в какой-то мере связанных с тем индейским родом, к которому я сам принадлежал. Там были, например, сын Тау-га-ве-нинне, покойного мужа Нет-но-квы, и родичи одной из моих жен. Некая старая индианка, считавшая себя моей родственницей, дала нам целый мешок вискобимменука (сорт кукурузы, которую собирают зеленой, а затем варят и сушат).
Милях в трех от этого места, плывя вниз по реке, мы увидели на берегу индейца, который крикнул мне: «Друг, любишь ли ты свежую оленину?»
Когда я ответил утвердительно и остановил каноэ, он положил в него большого жирного оленя и сказал: «Может быть, тебе доставит удовольствие мясо этого оленя, которого я только что убил».
С этими словами он собрался уходить, но я позвал его назад и, несмотря на отказ взять какую-нибудь плату за оленя, дал ему немного пороху, несколько пуль и кремней, за что он очень меня благодарил.
Как-то мне удалось подстрелить журавля, и я бросился в воду, чтобы достать его, хотя был сильно разгорячен от работы. Вскоре мне стало плохо, но, не подумав о причине этого недомогания, я опять полез в воду за другой добычей. Тут болезнь свалила меня. Приступ лихорадки был таким сильным, что, опасаясь смерти, я велел старому Курильщику отвести детей к губернатору Кларку, так как верил, что тот поможет им добраться до моих родных. Но мои опасения не оправдались, я начал быстро поправляться и через несколько дней смог продолжить путешествие. По дороге мы встречали множество индейцев поттаватоми. Их палатки большими скопищами стояли почти на каждом изгибе реки. Некоторые поттаватоми плыли в каноэ по реке, и тогда мы путешествовали вместе. Однажды из палатки на берегу выбежал человек и спросил, кто я такой. Когда я ему ответил, индеец осведомился, можно ли моим детям есть мед. На мой ответ, что, пожалуй, можно, он прислал к нам двух юношей, которые принесли по большой миске меду и передали их мне.
Так мы спустились вниз по реке Иллинойс, причем я добывал много дичи, у нас всегда было вдоволь еды, и здоровье мое все время улучшалось. Вскоре мы добрались до Сент-Луиса. Здесь губернатор Кларк встретил нас со свойственной ему добротой, причем отнесся хорошо не только ко мне и моим детям, но и к старому Курильщику, так много помогавшему нам в дороге. Вручив старику хороший подарок, он отпустил его только тогда, когда обеспечил средствами передвижения для возвращения на родину.
В Сент-Луисе пришлось шить детям новую одежду, и мы задержались в этом городе больше, чем я предполагал. Так как не все вещи были готовы к отъезду, губернатор выслал их позднее в Кентукки. Кларк дал мне письмо к представителю по делам индейцев в Кейп-Джирардо, куда я отправился в своем каноэ из древесной коры. В этом городе я оставил свою лодку, и, хотя долго там не задерживался, мне представился случай познакомиться с несколькими людьми из экспедиции майора Лонга, возвращавшейся из путешествия к Скалистым горам (Среди них находился д-р Эдвин Джемс, с которым Теннер здесь и познакомился.). Это было осенью 1820 г . Прошел почти год после моего первого приезда на Огайо в 1819 г . А когда я в 1819 г . отправлялся в путь от Лесного озера, минуло ровно 30 лет со времени моего похищения Манито-о-гизиком и Киш-кау-ко. Итак, я попал в плен, по-видимому, в 1789 г . Теперь мне 47 лет.
В течение четырех месяцев я прожил у своих сестер в Джексоне, расположенном в 10 милях от Кейп-Джирардо. Оттуда я съездил в Кентукки, а осенью возвратился в Сент-Луис, чтобы повидаться с губернатором Кларком. Но он куда-то уехал, а в городе свирепствовала эпидемия лихорадки и я не стал там задерживаться. На обратном пути в Гранд-Прейри, который находится в 80 милях от того места, где я оставил своих детей, меня опять свалил сильный приступ лихорадки. К счастью, я попал там к женщине, благодаря заботливому уходу которой вскоре выздоровел. В это время мне сообщили, что мои дети тоже заболели лихорадкой, распространившейся по всей местности, и я, несмотря на свою слабость и недомогание, поспешил к ним. Погиб только один ребенок, остальные же поправились, хотя и болели очень тяжело. Но я был не единственной жертвой этого несчастья. Из моих близких родственников умерло семь человек; смертность в этой части Штатов достигла чудовищных размеров.
Следующей весной была сделана еще одна попытка добиться получения мною части отцовского наследства. Но мачеха продала на Кубу нескольких рабов-негров, которые, как полагали, должны были мне принадлежать. Это дело и теперь еще не закончено; им занимаются адвокаты.
Весной 1822 г . я опять поехал на север, не очень довольный своим пребыванием у друзей из Кентукки. Пройдя волок Большой прерии, я отдал свое каноэ брату, а сам взял лошадей и поехал с детьми по берегу Иллинойса в Сент-Луис, а затем в Чикаго.
Уполномоченный по делам индейцев в районе Форт-Кларка жил в то время несколько выше этой крепости в местечке, носящем название Элк-Харт. Во время моих путешествий уполномоченный, как и почти все люди в этом районе, относился ко мне по-дружески и всегда оказывал помощь в случае нужды. Поэтому я решил остановиться на сей раз в Элк-Харте, и, хотя уполномоченного не было дома, нас приютили и кормили там бесплатно, снабдив также кормом для лошадей. На следующий день я встретил уполномоченного, только что возвратившегося из Форт-Кларка, и рассказал ему о сердечном приеме, который был оказан нам в его отсутствие. Выслушав меня с удовольствием, он предупредил, что мне предстоит переправа через очень опасную реку. «Но сейчас у этого берега, — сказал он, — стоит лодка, в которой я сам переправился. Ее владелец живет на другом берегу. Переезжай туда на этой лодке и скажи ему, чтобы он переправил тебя и через другую реку, за его домом, а я заплачу ему за труды». Так я и сделал. Но моя дочь Марта вдруг заболела, и нам пришлось провести целый день недалеко от дома человека, которому принадлежала лодка. У меня была хорошая лошадь, подаренная братом, и этому человеку очень хотелось ее приобрести. Он предлагал купить ее, но я на это не соглашался, так как лошадь была нужна мне для путешествия. Владелец лодки настаивал на своем, угрожая тем, что не переправит меня через вторую реку, если я не уступлю ему лошадь. Он продолжал сыпать ругательства и угрозы, но ничто не могло заставить меня расстаться с лошадью. Между тем лодка находилась уже на реке, через которую мне предстояло переправиться, так как кто-то уже пользовался ею. Я рассчитывал найти ее на месте, но, когда подошел к переправе, ко мне верхом подъехал владелец и сказал: «Тебе не удастся переправиться, потому что я убрал лодку!» Не обратив внимания на его слова, я пошел дальше, но обнаружил, что лодка действительно исчезла. Ни бревен, ни другого материала, чтобы сделать какой-нибудь плот, поблизости не было. Боясь переправлять детей на лошади, я начал обдумывать, как же выйти из положения. Наконец мне пришла в голову мысль, что если лодка спрятана на суше, что наиболее вероятно, ее можно легко найти по следам, которые она оставила на земле. И действительно, я обнаружил эти следы на дороге, довольно далеко от реки. Лодка была спрятана в кустарнике примерно в одной миле от переправы. Я перетащил ее туда и перевез в ней своих детей. После того как лошади тоже перебрались через реку вплавь, я оттолкнул лодку от берега: «Плыви и остановись там, где спрятал тебя хозяин!»