Цена посвящения: Время Зверя - Олег Маркеев

— Сегодня до полуночи некто генеральный будет вызван для приватной беседы. Ему покажут порнографический фильм с его же участием. Две девицы и некто, если вас интересуют подобные подробности. И положат перед ним чистый лист бумаги. Домой этот некто уедет уже никем.

Загрядский смежил веки. Надолго закаменел лицом.

— Кто будет следующим некто? — спросил он, понизив голос.

— Вы давно не бывали в Сочи? — непринужденным голосом спросил Салин. — Слетали бы на недельку, зачем в Москве киснуть.

Загрядский бросил на Салина вопросительный взгляд. Салин утвердительно кивнул.

— Достаточно неожиданный ход, — промолвил Загрядский. — А если отправленный в отставку некто пойдет на попятную? Сейчас модно принародно правду искать.

Салин снял очки, пополировал стекла салфеткой.

— Все что угодно, Иосиф Михайлович. Вплоть до ареста или захвата в заложники семьи.

Загрядский покачал головой.

— Ну и нравы!

— А цена вопроса? — возразил Салин.

— Тогда — да, — подумав, согласился Загрядский.

Он побарабанил пальцами по ручке трости.

— И вы, Виктор Николаевич, не имеете к этому кино никакого отношения, — почти без вопросительной интонации произнес Загрядский.

— Не наш стиль. Прежде всего, я бы до такого не стал доводить.

— Сейчас их время.

— Но мы-то еще живы, Иосиф Михайлович.

— В этом вся проблема, — вздохнул Загрядский. — Она, конечно же, имеет решение. Но лично меня оно не устраивает.

Салин водрузил очки на нос. Сквозь дымчатые стекла упер взгляд в Загрядского.

— В столь деликатном вопросе вы хотите остаться свободным волей или предпочитаете отдать решение на откуп внешним обстоятельствам?

Загрядский окатил Салина холодным и колючим, как ледяной дождь, взглядом.

— Никогда бы не поверил, что человек вашего уровня и опыта способен опуститься до банальных угроз, — с расстановкой произнес он.

— Я не угрожаю, а стараюсь максимально точно обрисовать ситуацию. В расчете на полное взаимопонимание.

Пальцы Загрядского на трости зашевелились, как щупальца проснувшегося осьминога. Капелька света соскользнула с черного камня на перстне и ударилась о стекла очков Салина.

— Принято к сведению, — сухо обронил Загрядский.

Салин достал из кармана сложенный пополам листок.

— Я здесь, Иосиф Михайлович, чтобы ликвидировать некоторое недоразумение. Раньше, чем оно начнет порождать следствия, ликвидация которых потребует использование мер, мало приятных для нас обоих.

— Нас? — уточнил Загрядский.

— Именно, — кивнул Салин. — Часть вины лежит на вас.

Он развернул листок, словно проверяя последний раз, пробежал по строчкам взглядом и лишь потом протянул его Загрядскому.

— Это данные о трансакциях[55]. Список далеко не полный. Но вполне достаточный, чтобы утверждать, что ваши деньги, Иосиф Михайлович, оказались в моей системе.

Загрядский недоуменно поднял бровь. Взял листок. Медленно достал из нагрудного кармана очки. Просмотрел короткие строчки.

Через край листа послал Салину вопросительный взгляд.

— Что дальше? — расшифровал его Салин. — Добавьте к этой бухгалтерии факт гибели моего человека. При этом пропали документы чрезвычайной важности. Произошло это четыре дня назад. А сегодня мы зафиксировали вторжение чужого капитала. Суммы не бог весть какие. Всего-то сотня миллионов. Но адресно и точечно скупаются источники комплектующих для очень важного проекта. Думаю, вам не надо объяснять, что это такое. — Салин откинулся на спинку кресла. — У меня есть все основания предполагать, что денежная интервенция и ликвидация моего человека имеют один источник. Цель — перехват управления. Как это называется на языке нелюбимой вами политики, Иосиф Михайлович?

Загрядский сложил листок, осторожно положил его на угол стола.

— Казус бели? — спросил он.

— Именно — повод к войне! — Салин сбавил тон. — Вас она не коснется, если сумеете убедить меня, что никакого отношения к факту вложения капитала «Артели» в «Систему-Союз» лично вы не имеете.

Загрядский потянулся вперед, положил подбородок на ручку трости.

И надолго закрыл глаза, спрятав взгляд от Салина.

Дикарь (Ретроспектива-5)

Вожак назначил встречу в лесопарке у гостиницы «Союз».

Захламленный, неуютный, пропахший гарью кольцевой автодороги перелесок Дикарь никогда бы не назвал ни лесом, ни парком. Но у людей всегда так: путаются в словах и понятиях, пытаясь из обрубков слов и смыслов сконструировать жалкое подобие истины. А она проста, как все, созданное Богом. Лес — это лес. Зверь — это зверь. Человек — тварь.

У лесопарка было только два достоинства. В него можно было войти с трех сторон: со стороны канала, из микрорайона или сбежав по откосу кольцевой автодороги. И еще — через парк шла высоковольтная линия. Если встать под ней, ни один прибор не зафиксирует, о чем шла речь.

Дикарь, ориентируясь по провисшим кабелям и мачтам, вышел на нужную полянку. За искореженным кустарником пряталась детская площадка. Вырубленные топором истуканы мишек-белочек и такой же топорной работы скамейки.

Вожака он почувствовал раньше, чем тот крякнул в кулак, дав о себе знать.

Скамейка, облюбованная Вожаком, стояла за кустом бузины, в дальнем конце площадки. С тропинки можно было разглядеть лишь смазанный контур фигуры пожилого мужчины, сидевшего с напряженной спиной и гордо вскинувши подбородок.

Сердце Дикаря радостно забилось, почуяв родную кровь.

«Мы — одной крови, сомнений нет, — подумал Дикарь. — Единственное, что нас разделяет, так это время. Но это пропасть ни мне, ни ему не перепрыгнуть».

Дикарь входил в зенит жизни, Вожак неудержимо скатывался к седьмому десятку. За двенадцать лет, что минули с той памятной встречи в зоопарке, Дикарь успел возмужать и заматереть, отточить когти и опробовать в деле клыки. Он бы искренне благодарен Вожаку, за выучку и знания. Вожак сдержал слово, Дикарь получил все лучшее, что мог дать мир людей, но не растерял того, что обрел в Лесу, — Душу Зверя.

Для Вожака настали трудные времена. Он, конечно же, не растерял стати, хватки и воли, иначе бы сожрали в момент, стая слабости не прощает, но что-то в нем надломилось, это Дикарь отлично чувствовал. И надеялся, что только он один.

Вожака обложили и загнали в вольер. Достаточно просторный, чтобы не замечать сетки, натянутой между деревьями. Но если рожден свободным, то будешь чувствовать себя в плену, хоть огороди забором тайгу. Прутья решетки, как бы до них не было далеко, все равно проткнут сердце.

Насколько знал Дикарь, все шло к тому, что Вожака посадят в тесную клетку. На забаву охотникам и в назидание волкам.

Он пожал протянутую руку, отметив, что в ее сердцевине поселилась вялость, и сел рядом с Вожаком.

По многолетней привычке Вожак положил подбородок на скрещенные кисти рук, обнимающие дужку тяжелой трости.

Помолчали, слушая лес. За редким частоколом чахлых сосен гудела и чадила Кольцевая. С воем набирая ход, к Левобережной прокатила электричка. Хрустнула ветка под ногой человека, гуляющего по тропинке. Слишком далеко, Дикарь даже не стал напрягаться.

Он уже знал, что Вожак пришел без охраны. И это был недобрый знак. Когда перестаешь доверять даже ближним, кровью с тобой повязанным, пора бросаться грудью на первый же выстрел.

— Мне скоро предъявят обвинение, — произнес Вожак. — Дальше тянуть нет смысла.

— А он был, смысл?

Дикарь уже вошел в тот возраст и силу, когда можно было так разговаривать с Вожаком.

Тем не менее Вожак окатил его холодным взглядом.

— Я никогда не забывал, в какой стране живу. Здесь можно быть умным евреем при генерал-губернаторе. Но недолго. Выпорют и выкинут, а заработанное отберут.

В Америке, например, когда началась война, Рузвельт вызвал олигархов и предложил поработать на благо родины. Требовалось срочно перевести экономику на военные рельсы. А кто это мог сделать качественнее, чем Дюпоны, Морганы и Рокфеллеры? Они временно оставили свой бизнес и подписали контракт с правительством. Зарплату чиновников, сам понимаешь, с доходами олигархов не сравнить. Поэтому они установили символическую плату в один доллар. Так у них принято. Дал доллар — считай, нанял. Дурак не придерется, а умный не обидится. За один доллар они и провели мобилизацию экономики. После победы Рузвельт лично вручил каждому по серебряному доллару в дорогой рамке. Кто-то из олигархов, сейчас уже не помню, кто именно, сказал, что это самый дорогой доллар из тех миллионов, что он заработал за всю жизнь.

— А у нас все норовят отобрать на великие цели.

— Менталитет. — Вожак постучал пальцем по лбу. — Почему-то считают, если у них будет много денег, то все получится.