Радость, гадость и обед - Хел Херцог

Однако некоторые активисты платят за свою мораль очень дорого. Так, например, приверженность идее освобождения животных может стоить им друзей, семьи, любви. Хотя большинство американцев и говорят, что они поддерживают идею освобождения животных, однако на практике людям часто бывает неуютно рядом с теми, кто всерьез относится к вопросам морали. Активист по имени Алан рассказал мне: «Я растерял всех друзей. Никто не понимает, что я делаю, окружающие от меня как будто защищаются. Я потерял лучшего друга, и не в последнюю очередь из-за всей этой истории с правами животных».

Преданность делу защиты животных может стоить семьи. Хью и Лидия — единомышленники, борьба за права животных объединяет их и делает брак крепче. Они вместе готовят веганскую пищу, посещают одни и те же конференции, обсуждают различные вопросы и статьи друг друга, посвященные обращению с животными. Но бывает и иначе. Борьба за права животных лишила Нэнси мужа. Они были женаты десять лет, и муж, человек военный, неприязненно относился к ее растущему увлечению защитой животных и хотел, чтобы Нэнси была хорошей офицерской женой.

«Вот мне и пришлось делать выбор», — говорит Нэнси. Она выбрала животных.

Такое же столкновение произошло и у Фрэн и ее мужа.

«Как ваша борьба за права животных сказалась на отношениях с окружающими?» — спрашиваю я.

Она вздыхает.

«Мы с мужем много ссоримся из-за этого. Муж ест мясо, он считает, что люди, которые носят мех, ничем не хуже, чем те, кто ест мясо. С годами все становится только хуже. Теперь он выбрасывает мою почту, потому что я слишком много жертвую на организации по защите животных».

По-моему, шансы на то, что Фрэн и ее муж все еще вместе, равны нулю.

Особо серьезные конфликты жизненных стилей случаются у тех активистов, которые не имеют партнеров и стремятся к союзу с единомышленником. Женщинам приходится особенно тяжко, поскольку соотношение полов среди борцов за права животных составляет три к одному в их пользу. Одна симпатичная девушка за двадцать по имени Элизабет сказала: «Мои убеждения явно не способствуют жизни в обществе. Я не хочу ходить на свидания с не-вегетарианцами, поэтому круг возможных вариантов сокращается. Раньше я встречалась в основном с невегетарианцами, но никогда больше на это не пойду. Невозможно иметь с человеком близкие отношения, когда между вами стоит стена из принципов».

У этих современных крестоносцев от морали есть и другие проблемы. Порой их ноша оказывается чересчур тяжела. Я спросил Люси, коррекционного педагога, не кажется ли ей порой, что люди чувствуют ее сумасшедшей из-за той жизни, которую она себе выбрала.

«Нет, — ответила Люси. — Не думаю, чтобы меня считали сумасшедшей. Правда, иногда я сама думаю, что сошла с ума. Я слишком горячо отношусь к своему делу. Оно подмяло под себя всю мою жизнь. Иногда мне кажется, что я больше не выдержу. Тогда я говорю себе: можно на шажок отступить, слегка ослабить поводок. Я разрешаю себе на минутку стать не святой, а обычным человеком».

Вдобавок активные защитники животных находятся под постоянным шквалом свидетельств о жестоком отношении к животным — тут и мясная стойка в местной лавочке, и запах жареной плоти, доносящийся из кафе, где готовят гамбургеры, и встреченная в аэропорту женщина в шубе, и непрерывный поток писем с просьбами о пожертвованиях от организаций защиты животных, которые не переставая сыплются в почтовый ящик: Ваше пожертвование поможет остановить охоту на детенышей тюленей! Помогите запретить щенячьи питомники! Закроем промышленные фермы!

Порой принципы становятся неподъемной ношей. У Сюзанны началась бессонница, потому что ей беспрестанно снились замученные животные. Морин с мужем были вынуждены заявить о банкротстве, поскольку все свои деньги пожертвовали организациям по защите животных. А Ганс, шестидесятидвухлетний бизнесмен родом из Германии, страдает притуплением сострадания. «У меня вот-вот случится эмоциональный коллапс, — говорит он мне. — Я выгораю. Борьба за права животных занимает столько времени, что ни на что другое его просто не остается. Прежде мне нравилось это дело, но в этом году я дошел до точки и готов признаться, что больше не могу. Нету меня больше сил».

Подобно большинству людей, близко к сердцу воспринимающих вопросы морали, борцы за права животных идут не в ногу с остальным обществом. Однако большинство из них вовсе не фанатики. Большая часть активистов, с которыми я познакомился за многие годы, были умными, разговорчивыми, дружелюбными и совершенно психически нормальными людьми. Тем не менее с истовыми приверженцами этой идеи осмысленные разговоры бывает вести нелегко, да и отыскать какую-то нейтральную тему тоже не всегда удается. Сами попробуйте объяснить Люси, почем) некоторые опыты над животными можно было бы и одобрить. Я спросил ее, случалось ли ей когда-нибудь испытывать сомнения, доводилось ли думать о том, что, возможно, в некоторых обстоятельствах допустимо было бы использовать свиной сердечный клапан ради спасения человеческой жизни.

«Никогда, — ответила Люси. — Я совершенно уверена в том, что делаю все правильно. И если вы собираетесь со мной спорить, я вас не стану слушать, потому что знаю: я права».

И как тут продолжать разговор?

Терроризм нового типа

Одно дело — подрывать уверенность противника в своей правоте; другое дело — подрывать самого противника. Седьмого марта 2009 года ученый-нейробиолог из университета Калифорнии (Лос-Анджелес) Дэвид Джентш проснулся в четыре часа утра, когда сработала сигнализация на его автомобиле. Выглянув в окно, он увидел, что его «вольво» пылает в огне. Он выбежал наружу и схватился за садовый шланг. Джентш живет в одном из пригородов Лос-Анджелеса, где часто случаются неуправляемые лесные пожары. Когда явились пожарные, занялись уже даже ветки дерева, под которым стоял автомобиль. Попади пожарная машина в пробку, и выгорел бы целый район.

Два дня спустя вышло коммюнике группы под названием «Бригада освобождения животных», в котором говорилось: «Дэвид, обращаемся лично к тебе. Мы придем, когда ты будешь ожидать этого меньше всего, и нанесем твоему имуществу куда больший ущерб. Куда бы ты ни поехал, что бы ты ни делал, мы будем следить за тобой до тех пор, пока ты не прекратишь свои отвратительные опыты над обезьянами».

Такое повышенное внимание со стороны защитников животных не было полной неожиданностью для Джентша. За последние годы без малого дюжина исследователей из университета Калифорнии также стали объектами террористических атак, проводившихся защитниками прав животных. (Подпольные организации защитников животных называют эти нападения «прямыми действиями», а слово «террористы» приберегают для тех, с кем не согласны, — хозяев звероферм, владельцев скотобоен, исследователей, ставящих опыты над животными.) Большинство жертв нападений предпочитали затаиться, однако Джентш решил ответить ударом на удар. Он создал организацию UCLA Pro-Test, задачей которой была охрана экспериментов над животными в кампусе, после чего группа провела съезд в поддержку опытов над животными. Конечно, его отношения с радикальными защитниками прав животных от этого не улучшились. Он регулярно получает электронные письма бранного содержания: «Дэвид Джентш, желаю всем вашим детям умереть от рака, а вам — смотреть, как они умирают. И пусть вы сами тоже умрете ужасной смертью».