Чёрная маркиза - Олеся Луконина

И невольно улыбнулся в ответ на вновь вспыхнувшую улыбку Дидье, который брякнул, немедля воспрянув духом:

— Я тебе уже как-то говорил, кэп — я столько чулок снял, что надеть уж как-нибудь смогу! — И, глянув на Фиону, чистосердечно прибавил: — Я слукавил, когда попросил у вас помощи, мадам.

Конечно же, все принялись хохотать буквально через мгновение, слушая, как отчаянно чертыхается Дидье за китайской ширмой, расписанной павлинами, глотая самые замысловатые ругательства из уважения к слуху присутствующих дам, как он опрокидывает стулья, роняет, судя по звону, зеркало, и опять бешено чертыхается.

Грир, как и Моран, да и все остальные явно лишние зрители, набившиеся в капитанскую каюту, готов был уже лопнуть от нетерпения, когда Дидье наконец вывалился из-за ширмы, отшвырнув её пинком и сам покатываясь со смеху.

— Le tabarnac de salaud! — выпалил он, видимо, от возбуждения и неловкости позабыв о сохранности нежного дамского слуха. — Затяните уже кто-нибудь эту дьяволову штуковину у меня на хребте, а то треклятая хламида из-за неё не застёгивается, morbleu!

Дьяволовой штуковиной он явно именовал хитроумный корсет, а треклятой хламидой — платье Фионы… но это было неважно.

Грир перестал смеяться — как и Моран, ошеломлённо воззрившись на Дидье Бланшара, узнавая его и не узнавая.

Он был всё тем же бесшабашным шалопаем… но стал совершенно другим.

Другим — до замирания сердца!

Весёлые зелёные глаза его смущённо и жалобно блестели из-под упавших на лоб русых прядей, пышные рукава бирюзового платья скрадывали размах его плеч, а всё его стройное тело, обтянутое нежно шелестевшим шёлком, внезапно оказалось гибким и даже изящным, черти бы его драли!

И женское обличье вдруг перестало быть чуждым Дидье Бланшару, — понял Грир в полнейшем смятении.

— Ты же только что хвастался, что сам справишься, сладенький, — ехидно попеняла тем временем Фиона, властно разворачивая Дидье к себе спиной и с силой затягивая шнуровку корсета, топорщившегося спереди множеством жёстких оборок.

Дидье притворно охнул и беззаботно ухмыльнулся:

— Palsamble, надевать юбку на себя, оказывается, куда труднее, чем снимать её с кого-то… или задирать на ком-то, мадам!

Глаза его опять возбуждённо и шало сверкнули, когда он искоса зыркнул через плечо — не на Фиону, на Грира.

— Кэ-эп? Ты там небось со смеху лопаешься, vertudieu!

— Я не деревенский дурень, чтоб попусту зубы скалить, — хмуро отрезал Грир, шагнув вперёд.

— Ну да, зубы скалить — это по моей части. — покладисто согласился Дидье, ничуть не обидевшись, и рассеянно провёл пятернёй по встрёпанным волосам.

Моран драматически возвёл взор к потолку и укоризненно произнёс:

— Тебе нужно хоть какое-то подобие причёски, Ди. И туфли!

— Вот именно, — сдержанно промолвил Грир. — Что у него будет на ногах, мадам Фиона? Каблуки?

Дидье так и подскочил:

— Да подите вы! То есть… я хотел сказать — у меня же остались от клятого губернаторского бала дурацкие туфли с дурацкимими бантиками, какого мне ещё рожна надо, morbleu?!

Моран, обменявшись взглядом с Гриром, сорвался с места и поспешил прочь из каюты, а Грир вновь посмотрел в озадаченное лицо Дидье и внушительно проговорил:

— Мало просто надеть на себя юбку. Тебе нужно привыкнуть двигаться во всей этой амуниции, garcon… научиться вести себя в ней так, как ведёт себя истая женщина.

Дидье округлил глаза и заморгал, а Фиона, не привыкшая к тому, чтобы её оттирали на второй план, живо воскликнула:

— Ты должен подражать нашим повадкам, сладенький, и забыть про грубые мужские ухватки. Запомни, что ты теперь — создание нежное и слабое. Мы сражаемся с вашим братом другим оружием, так что научись-ка строить глазки и кружить головы!

Грир мгновенно подумал, что на последнее Дидье Бланшар способен в любом обличье, и возразил, не стерпев:

— Мадам Фиона, если он чересчур войдёт в эту роль, комендант задерёт на нём юбки, прежде чем парень успеет раздобыть ключи от тюрьмы и ворот, и тогда уж пиши пропало!

— Patati-patata! — воскликнул со смехом Дидье. — Что ж, тогда он узреет кое-что поинтереснее моих коленок, этот ваш комендант!

А потом он лениво изогнул бровь и так же лениво потянул вверх бирюзовый атласный подол — Грир и ахнуть не успел.

«Учить этого прохвоста кокетничать?! Да это всё равно что стрижа учить летать!» — молнией пронеслось у него в голове, прежде чем он обалдело уставился на длинную стройную ногу, выставленную из-под белоснежных кружев нижней юбки.

За расшитой серебром подвязкой, повыше обтянутого белым шёлком колена, обнаружился нож.

— Пистолет тоже имеется, — Дидье небрежно похлопал себя по другому бедру, невозмутимо одёргивая юбку, — Так что не волнуйся так, кэп.

В глазах его заплясали прежние черти, и Гриру адски захотелось самому задрать ему проклятую юбчонку до самых подмышек.

И всыпать так, чтоб наглая круглая задница огнём загорелась.

— За тебя же волнуюсь, стервец, — процедил он свирепо.

— Patati-patata! — снова прыснул Дидье и ловко увернулся от карающей длани капитана «Разящего», влетев прямёхонько в объятия запыхавшегося Морана, успевшего притащить из его каюты пресловутые туфли с бантиками.

Актрисы заливались неудержимым звонким смехом, равно как и старик Арно, оба сорванца вторили им, а Грир в очередной раз скрипнул зубами, понимая, что самым лучшим для него было бы немедленно убраться из собственной каюты на палубу фрегата, пока весь этот чёртов балаган не закончится.

Но он просто не мог этого сделать, всемилостивый Боже!

Грир досадливо отвернулся от внимательного взгляда Фионы. Эта смуглая чертовка явно видела его насквозь.

А Фиона сосредоточенно прищурилась, наблюдая за тем, как обувается Дидье, и наконец одобрительно кивнула:

— Эти туфли сгодятся. Вряд ли у нас найдётся что-то получше на его ногу.

— Сандрильона, а, Сандрильона! — насмешливо пропел Моран, наклоняя голову к плечу так, как это обычно делал Дидье, и открыто его рассматривая. — Что же нам делать с твоими волосами, Сандрильона?

— Ишь ты, разговорился, palsambleu! — Дидье скорчил деланно злобную гримасу, лыбясь, впрочем, всё так же шало. — Вспомнил свои куафёрские замашки, что ли?

— А я их и не забывал, — преспокойно пожал плечами тот, в свою очередь весело улыбаясь, и Грир понял, что канонир столь же искренне наслаждается происходящим, сколь и Дидье. Похоже было, что трезвую голову на плечах из всех троих сохранил только он сам, вернее, старался сохранить её изо всех сил, невзирая на ухищрения окружающих его адских исчадий.