В финале Джон умрет - Дэвид Вонг

— Если мы просто расскажем об этом, ни фига не выйдет, — сказал я. — Нас запишут в сумасшедшие, причислят к тем, кто верит в инопланетян, к фрикам–активистам, которые общаются в интернете с такими же безумными и одинокими людьми, как и они сами.

— Тогда что вы хотите…

— Мы покажем людям вот это.

Я вытащил из кармана серебряный контейнер.

— Это — реальность, Арни, вещественное доказательство. Кроме того, наверняка это не последний «соевый соус». Два контейнера у нас уже есть. Может, «соус» снова появится в этой бутылочке — может, она сама его производит. Эми надеялась, что вам удастся передать его в какую–нибудь лабораторию или еще куда. Не знаю. Для этого нужны знакомые в университете, кто–нибудь с электронным микроскопом. У того, кто впервые посмотрит на «соус» при большом увеличении, на штанах появится коричневое пятно. — Я немного подумал и добавил: — Только скажите им, чтобы держали его в холоде.

Арни кивнул.

— Да–да. Пусть статья будет об этом. Черт возьми, пусть скормят это дерьмо лабораторной крысе и посмотрят на побочные эффекты. Вот будет весело, когда эта зверюшка начнет левитировать и болтать по–французски.

Меня накрыла пьянящая волна надежды. Я попытался подавить ее, остановить и уничтожить, вспомнить о реальном положении дел. Но не мог. Я чувствовал себя как ребенок, который видит снегопад поутру. Появилась надежда на то, что все будет хорошо, что нам каким–то образом удастся обратить вспять огромный черный лоток — надежда, похожая на лесной пожар, на рассвет, на мысли о подарках под елкой, на запах выпечки, доносящийся из кухни, и на тот особый взгляд девушки, от которого все вспыхивает внутри; надежда на прекрасную границу между ночным кошмаром и утром, когда понимаешь, что все монстры исчезли как дым и остались лишь теплые одеяла и бледная субботняя заря.

Эми Салливан. Ее зовут Эми Салливан. Ее самолет приземлился в Солт–Лейк–Сити; она звонила мне два дня назад, и мы разговаривали четыре часа. Она купила новый альбом и заставила меня прослушать его целиком по телефону. Эми Салливан. Она все еще там. Эми…

— И вы готовы рискнуть всем — семьей, жизнью? — спросил я. — В лучшем случае ваша карьера журналиста на этом закончится, ведь отныне вас будут связывать только с этой историей. Не забывайте: возможно, есть люди — живые люди, — которые не хотят, чтобы эта история всплыла: те, кто обыскал мою квартиру, люди с завода, ЦРУ, Агентство национальной безопасности, «люди в черном». Вы готовы к этому, Арни?

— Черт побери, Вонг, я же не вчера родился. В 1964–м, когда я только окончил колледж, меня отправили в нокаут на митинге против сегрегации. Я прихожу в себя: фотоаппарат разбит, по рубашке течет кровь — и тут какой–то толстяк перешагивает через меня и говорит: «Лежать, ниггер». В то время я знал, почему я занимаюсь этим. Прошли годы…

Увидев выражение моего лица, Арни умолк.

— Что такое?

Я не ответил. Не мог ответить.

— В чем дело, Вонг?

— Вас называли «ниггер» несмотря на то, что вы — белый?

— Это что, шутка? Над чем… Эй! Над чем вы смеетесь?

Я не мог ответить — на этот раз потому, что меня душил

смех. Арни пришел в ярость.

— В чем дело? Отвечай, придурок!

Я не мог издать ни звука: приступ смеха вызвал спазм в легких. И в мозгу. Меня скрючило. Арни подошел ко мне, схватил за рубашку и прижал к стене.

— В чем дело? .

— Арни, опишите вашу внешность. Расскажите мне, как вы выглядите.

Арни сделал шаг назад. От ужаса его лицо превратилось в пустую маску. Он прекрасно понимал, о чем я его спрашиваю.

— Нет… Ты издеваешься надо мной?!

— Ну же, Арни. У меня дела, нужно еще заехать кое–куда.

— Нет…

— Арни, для меня вы не черный. Я вижу белого толстяка с седыми усами и галстуком, который завязан огромным узлом.

Глаза Арни расширились, затем сузились от отвращения. Он еще раз приложил меня к стене и попятился.

— Когда я увидел вас, Арни, то прежде всего подумал, что именно таким вас себе и представлял. Эх, ошибочка вышла. Целый день коту под хвост.

Блондстоун пробормотал какое–то грязное ругательство, развернулся и выбежал из комнаты. Я остался сидеть на месте; внутренности содрогались от приступов подавленного смеха. Нужно с этим завязывать: беспричинный смех во всем мире считается первым признаком безумия. Я сделал несколько глубоких вдохов. Целый день пропал. Внезапно нелепость ситуации перестала казаться смешной, и я разозлился. Если Арни уехал, то мне придется возвращаться пешком. Я поднялся и пошел на звук шагов, раздававшийся по торговому центру.

Я догнал Арни на темной стоянке. В руке журналист сжимал ключи, резвым шагом направляясь к взятой напрокат машине. Внезапно он остановился и посмотрел на ее багажник.

Я медленно подошел и замер футах в десяти позади него, не зная, что он будет делать дальше. Никогда не угадаешь, как поведет себя человек в данной ситуации. Судя по тому, как он смотрел на багажник, ему что–то известно. Как Арни поступит, когда узнает правду? А вы бы что сделали на его месте?

— Арни, по–вашему, там что–то лежит?

Он молча разглядывал ключи от машины.

— Ну же, Арни, открывайте. Чем раньше вы это сделаете, тем скорее мы двинемся дальше.

Дрожащими руками Арни повернул ключ в замке, поднял крышку багажника и с минуту безмолвно смотрел на то, что лежало перед ним. Ключи выпали у него из руки и, звякнув, упали на гравий. На секунду мне показалось, что сейчас Арни упадет в обморок. Может ли потерять сознание тот, кто уже мертв? Интересный вопрос.

Я подошел к Арни: в багажнике лежал худой чернокожий человек лет шестидесяти. Пышные курчавые седые волосы, огибавшие лысину, словно подкова, залиты кровью.

Голова лежала отдельно от тела: ее аккуратно отрезали, так быстро и эффективно, что окровавленный галстук не развязался и не покосился. Человек в багажнике совсем не напоминал Арни Блондстоуна, которого я знал, однако, несомненно, был настоящим.

— Арни, я вам сочувствую, — сказал я. — Правда, сочувствую. Я, наверное, один из немногих людей, которые действительно понимают, каково вам сейчас.

Арни набросился на меня так, словно я сам дьявол.

— Это твоих рук дело! Ты убил меня, сукин сын! — орал он, тыча в меня пальцем.

— Арни, посмотрите на свое тело — то есть на тело, которое лежит в багажнике. Взгляните на засохшую кровь. Вы умерли несколько дней назад. Кто–то пронюхал, что вы вышли на связь со мной, и решил вас убрать. Примите мои соболезнования. Наверное, это моя вина.

— Я не какой–то там долбаный призрак! Это бред! Бред! Я вез тебя по всему городу! Я могу прикоснуться к тебе! — Он схватил меня за рубашку. — Что за фокусы, кретин? Это что, игра? Как и тогда, у твоей машины? Ты подсыпал мне наркоту?

Я осторожно снял руку Арни с рубашки, затем приподнял его под мышки. Он весил не тяжелее манекена. Даже если вы никогда не поднимали манекен, наверное, можете представить, сколько он весит.

Глаза Арни снова расширились. Я осторожно поставил его на землю.

— Арни, вы — астральное тело, — сказал я. — Знаете, что это такое?

Журналист не услышал меня. Схватившись за грудь, он смотрел на мир так, словно в каждом камешке и травинке притаилась какая–то новая опасность.

— Это переходный этап между физическим и духовным миром. Тело, которое присутствует здесь лишь наполовину.

Арни метнулся в сторону, распахнул дверцу и бросился на сиденье водителя. Затем попытался найти ключи, понял, что их у него нет, закрыл лицо руками и прижался к рулевой колонке.

Я подошел к его двери.

— Это моя вина, Арни, — сказал я через окно. — И то, что вас убили, и то, что вам приходится вести эту полужизнь. Я сделал это, я спроецировал вас. Это одна из тех штук, которые позволяет делать «соевый соус». Мне кажется, что вас убили сразу после нашего разговора по телефону. Знаете, иногда разговариваешь с человеком и пытаешься по голосу угадать, как он выглядит? Ну вот, как только вас убили, вы немедленно приняли облик…

— Это невозможно. Невозможно. Я не могу смириться с этим. У меня… у меня внуки. В июне у меня отпуск, я поеду в Атлантик–Сити. Я уже билеты купил.

— Да, Арни, сейчас у вас фаза отрицания. Это нормально. Ну, я пошел, ладно? Нужно позвонить Эми и сказать, что она должна мне пять баксов.

— Заткни пасть, Вонг. Прямо сейчас. Я отказываюсь верить в то, что нахожусь здесь только потому, что ты меня приду…

Журналист исчез.

— Мои соболезнования, Арни. Искренние соболезнования, — сказал я, обращаясь к пустой машине.

Я пошел к багажнику и чуть было не закрыл его, но потом подумал, что не стоит оставлять отпечатки пальцев на багажнике, в котором лежит труп. По этой же причине мне пришлось отказаться от мысли о том, чтобы вернуться в ресторан на машине. Я посмотрел на затянутое облаками вечернее небо и прики нул, успею л и добраться до своего «бронко» раньше, чем пойдет дождь.