Король драконов и Принцесса-Апельсин - Ната Лакомка

на Тюнвиля, закрутив его и приложив спиной к скале. Но зато он увидел, как уходит на дно принцесса Хильдерика, безвольно обмякнув, опутанная распущенными волосами, как водорослями.

Проще было бы стать драконом, но Тюнвиль не сообразил этого сделать. В голове было пусто, как в треснутой яичной скорлупе, и остался только страх – страх потерять, упустить…

Принцессу Хильдерику уже затягивало под скалу, и Тюнвиль бросился следом, изо всех сил пробиваясь сквозь толщу воды.

Он успел схватить принцессу за волосы, когда она уже ускользала в тёмный провал – трещину в камне, и потащил наверх, чувствуя, что ему самому вот-вот не хватит воздуха в человеческих лёгких.

Несколько безумных секунд он боролся с морем, которое совсем недавно бережно несло его в своих ладонях, и, наконец, вырвался из мягкого плена.

С жадностью глотая свежий вечерний воздух, Тюнвиль пристроил голову принцессы на сгиб своего локтя и погрёб к берегу, холодея от одной мысли, что опоздал.

Обнажённое девичье тело, о котором он только что так страстно мечтал, было совсем рядом, но про любовные утехи не думалось, и плотского возбуждения тоже не было. Пожалуй, никогда ещё Тюнвиль не грёб с такой свирепостью, пытаясь поскорее покинуть любимое море и выбраться на сушу.

Вода неохотно выпустила дракона и его добычу – расшумевшись волнами, цепляясь за колени и опутывая щиколотки водорослями. Тюнвиль тяжело дышал, когда оказался на песчаном берегу, и сердце колотилось, как безумное, но вовсе не от страсти.

Положив бесчувственную Хильдерику на землю, Тюнвиль первым делом приник ухом к груди девушки, пытаясь определить, жива ли она. Сердце её билось. Медленно, неохотно, но билось. Тюнвиль мысленно поздравил себя и легко похлопал принцессу по щекам, приводя в сознание.

Не сразу, но она вздохнула, закашлялась и простонала, открывая глаза.

– Я умерла? – прошептала она, поднимая руку, чтобы отбросить со щеки прилипшие волосы.

– Нет, но могла бы, – ответил Тюнвиль, продолжая держать девушку в объятиях. – Ты что придумала? Ты зачем это сделала?

Тут он вздрогнул, потому что когда принцесса провела пальцами по щеке, на коже остались следы крови.

– Ты поранилась?!

Несколько минут он осматривал и ощупывал девушку, не обращая внимания на её вялое сопротивление, когда она пыталась оттолкнуть его и лепетала что-то неразборчивое.

– Всё хорошо, – успокоил её Тюнвиль, и сам тоже успокаиваясь. – У тебя просто ссадина на ладони. Могло быть и хуже… Кто же прыгает с обрыва на скалы, если не умеет летать?

– Тот, кто хочет умереть, – ответила она внятно. – Зачем было спасать меня?

– А зачем тебе умирать? – Тюнвиль процедил эти слова сквозь зубы, наклоняясь к ней всё ниже. – Говорила о законах небес, а сама решила совершить самое страшное преступление?

– Не могу больше, – сказала она, и этот простой ответ резанул дракона по сердцу, не выдержал бы и камень.

– Это из-за твоего мужа? – рыкнул он, кладя ладонь на обнажённое девичье плечо и сжимая чуть сильнее, чем хотел. – Всё-таки, это он тебя обидел?

– Да что вы все ненавидите принца? – простонала она, закрывая глаза. – Он не сделал ничего плохого. Это всё я…

Острое желание вернулось, и вернулось сильнее в сто раз, пронзив снизу, от паха, до самого сердца. Раньше Тюнвиль и предположить не мог, что существует такая связь.

– И что плохого сделала ты? Убила? – спросил Тюнвиль, прижимаясь к девушке всем телом, потому что она была горячая, как раскалённые угли, хоть он и выловил её только что из моря, как сирену.

Она замотала головой, закусив нижнюю губу – такую полную, такую алую…

– Тогда ограбила? – продолжал допрашивать Тюнвиль. – Тоже нет? Может, изменила мужу?

В ответ на это принцесса возмущённо ахнула, а дракон рассмеялся, потому что было ясно, как день, что под ним лежит девственница. Как она могла изменить? Разве что в мечтах…

– Тогда отказываюсь верить, что ты сделала что-то плохое, – сказал он. – И сейчас мы поднимемся на скалу, ты оденешься и…

– Вся моя жизнь – ложь! – выпалила она, и беззвучно заплакала.

Просто слёзы лились из глаз, стекая по вискам, и губы тряслись. Такие алые, манящие губы…

– Кажется, пришло время говорить правду, – сказал Тюнвиль, целуя её в висок и стирая губами её слёзы. – Значит, ни один мужчина не видел тебя?

– Нет, – выдохнула принцесса, всхлипнув.

– И принцесса Хильдерика так же невинна, как в день своего рождения, – продолжал дракон, целуя уже нежную бархатистую щёку и подбираясь к уголку нежного рта.

– Да, – последовал новый выдох и новый всхлип, больше похожий на стон.

– Можешь лгать и дальше, – сказал Тюнвиль, ведя ладонью с её плеча к упругой маленькой груди, – но не надо из-за этого лишать себя жизни. Клянусь, я больше пальцем не трону твоего мужа, только чтобы ты не делала глупостей. Мир перестанет существовать, если тебя не станет.

– Мир этого и не заметит, – возразила она робко, и в этот момент дракон добрался до её губ и сделал то, о чём давно мечтал – поцеловал.

Его не оттолкнули, не укусили, под ним не забились в смертельном страхе, наоборот – нежные руки обвили за шею, притянули, и губы робко шевельнулись, отвечая на поцелуй. И это было так же обжигающе, как поцеловать солнце.

Солнечный поцелуй длился, длился, с каждым мгновением был всё горячее, всё упоительнее, и в какой-то момент Тюнвиль осознал, что нежная девичья грудь просто идеально подошла для его ладони – словно только для неё и была создана, а неприступная принцесса не слишком умело, но всё смелее и смелее гладит его по спине, плечам, и подбирается к самому чувствительному месту, которое сейчас готово было раз и навсегда сделать девственную принцессу Хильдерику недевственницей.

У дракона потемнело в глазах от лютой страсти, и одновременно в мозгу вспыхнули звёзды и сполохи, потому что вся его сущность кричала, рычала и стонала о том, что надо идти вперёд, пробиваться до конца и получить наслаждение, равного которому не было раньше.

Тюнвиль оторвался от девичьих губ, судорожно втянул воздух и впился поцелуем в беззащитную шею, заставив принцессу изогнуться ему навстречу всем телом и простонать.

От этого стона можно было окончательно потерять человеческое сознание и превратиться в ненасытного зверя, но именно этот стон остановил и привёл в чувство.

Жадно глядя на