Творения, том 2, книга 2 - Иоанн Златоуст

СЛОВО ПЕРВОЕ о молитве.

По двум причинам надлежит ублажать слуг Божиих и удивляться им: потому что надежду на свое спасение они выразили в святых молитвах и потому что, сохранив на письме те гимны и образцы молитв, какие они с радостью и страхом возносили Богу, передали это свое сокровище н нам, для того чтобы быть в состоянии привлечь к своей собственной ревности и все потомство. Так и следует, чтоб характер учителей переходил на тех, кто входит с ними в сообщество, чтобы слушатели пророков являли себя подражателями их праведности, чтобы мы все время жили в молитвах и служении Богу и попечении о Нем, считая это именно жизнью, это – здоровьем и богатством, это – пределом благ, т. е. возношение молитв Богу чистой и неиспорченной душой. Как солнце – свет для тела, так молитва – для души. Итак, если для слепого служит бедствием – не видеть солнца, то сколь велико бедствие для христианина не молиться непрерывно и не вводить посредством молитвы в свою душу света Христова? Однако, кто не изумился бы и не удивился человеколюбию Бога, какое Он проявляет в отношении к нам, даруя людям столь великую честь, что удостоил и молитвы, и беседы Своей? Во время молитвы мы воистину говорим с Богом; чрез нее вступаем в соединение и с ангелами, и весьма ясно удаляемся от общения с неразумными существами. Молитва – и ангелов долг, возвышает и их достоинство, хотя беседовать с Богом – нечто высшее по сравнению с достоинством ангелов. А что и в самом деле – нечто высшее, об этом учат нас они сами, с великим страхом вознося свои молитвы, давая и нам знать и понимать, что приходящим к Богу надлежит делать это с радостью и страхом: со страхом, чтобы нам не оказаться недостойными молитвы, с радостью же вследствие обширности чести, вследствие того, что смертный род удостоен столь великого попечения, что непрерывно наслаждается даже божественной беседой, через посредство которой мы перестаем быть и смертными, и преходящими, по природе своей будучи смертными, а через общение с Богом восходя к бессмертной жизни. И необходимо, чтоб пользующийся общением с Богом сделался выше смерти и всякого тления. Подобно тому, как совершенно необходимо, чтобы наслаждающийся солнечным лучем избегал тьмы, точно так же совершенно необходимо, чтобы наслаждающийся божественным общением не был после этого смертным, потому что самая обширность чести переносит нас к бессмертию. В самом деле, если беседующим с царем и наслаждающимся идущей с его стороны честью невозможно быть бедными, то гораздо более невозможно иметь смертные души тем, кто воссылает моления Богу и беседует с Ним. Смерть души – нечестие и беззаконная жизнь. Следовательно, и жизнь души – служение Богу и приличные тому нравы; нравы же святые и приличествующие служению Богу образует и удивительным образом сберегает в наших душах молитва. Одержим ли кто страстной любовью к девству, или заботится о почитании целомудрия в браке, или господствовании над гневом и жизни в кротости, или о чистоте от зависти, или о совершении чего-либо иного из должного, – всякий раз как молитва служит для него проводником и предварительно выравнивает его жизненный путь, он будет иметь и удобную, и легкую дорогу к благочестию. И невозможно, невозможно, чтобы просящие от Бога целомудрия и справедливости, и кротости, и честности не получили согласно своей молитве: "просите", говорит (Писание), "и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам" (Мф.7:7), "ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят" (Лк.11:10). И опять в другом месте: которого же из вас, говорит Писание, "сын попросит хлеба, подаст ему камень? или рыбы, подаст ему змею вместо рыбы? если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец Небесный даст Духа Святаго просящим у Него" (ст.11,13)? Такими словами и такими надеждами Господь всяческих призвал нас к молитве; нам же надлежит, повинуясь Богу, все время жизни проводить в славословии и молитвах, более прилежно заботясь о служении Богу, нежели о своей душе, так как при таких условиях для нас была бы возможность всегда вести жизнь, приличествующую людям. Кто не молится Богу и не желает непрестанно наслаждаться божественным общением, тот мертв и бездушен и лишен мыслительной способности. И это самое – величайший признак нерассудительности, именно – не понимать обширности чести и не любить страстно молитвы, и не считать смертью для дупш непоклонения Богу. Подобно тому как это наше тело, если в нем нет души, мертво и зловонно, так и душа, не побуждающая себя к молитве, мертва и несчастна, и зловонна. А что подлинно лишение молитвы надлежит считать более горьким, нежели всякая смерть, прекрасно учит нас Даниил, великий пророк, лучше предпочитавший умереть, чем быть лишенным молитвы в течение только трех дней (Дан.6:10). Тот царь персидский не повелел ему совершить что-либо нечестивое, но только имел в виду, чтобы он помедлил в течение трех дней. Поистине без божественного мановения не могло бы войти в наши души никакое благо. Божие же мановение помогает нам в трудах и прекрасно облегчает их, если заметит, что мы любим молитву и непрестанно неотступно просим Бога, и ожидаем, что оттуда снизойдут все блага. Итак, когда я увижу, что кто-либо не любит молитвы и не имеет к ней горячей и ревностной любви, то мне уже ясно, что он не владеет в своей душе ничем благородным. Когда же увижу, что кто-либо ненасытно печется о служении Богу и, если не молится непрерывно, то причисляет это к величайшим бедствиям, тогда заключаю, что таковой – надежный подвижник всякой добродетели и – храм Божий. Если "одежда человека и походка и осклабление зубов" объявляют то, что заключается в нем (Сир.19:27), согласно словам мудрого Соломона, то гораздо более молитва и служение Богу есть знак всякой праведности, будучи некоторым духовным и божественным одеянием, проливая в наши мысли большую красоту и прелесть, управляя жизнью каждого, не позволяя ничему дурному и неуместному господствовать над умом, убеждая почитать Бога и уважать ту честь, какая от Него даруется нам, уча удалять от себя всякое ухищрение лукавого, изгоняя постыдные и неприличные размышления, приводя душу каждого в состояние презрения к удовольстию. Вот гордость, единственно приличествующая почитающим Христа: не быть рабом чего-либо постыдного, но блюсти душу в свободе и чистой жизни.

Итак, что без молитвы совершенно невозможно свыкаться с добродетелью и с нею идти по жизненному пути, я думаю, ясно всем. Да и как мог бы кто упражняться в добродетели, не приступая и не припадая непрестанно к Вождю ее и Подателю? Как мог бы кто пожелать быть целомудренным и справедливым, не беседуя с удовольствием с Тем, Кто требует от нас и этого, и большего, чем это? Я же хочу в кратких словах доказать, что, даже если мы преисполнены грехов, а молитвы завладеют нами, то они скоро очищают. В самом деле, что могло бы быть славнее молитвы или божественнее, когда она оказывается некоторым противоядием для больных душевно? Известно, что ниневитяне являются первыми из числа тех, которые молитвой избавились от многих своих пред Богом грехов (Ион. пи). Вместе с тем, как овладела ими молитва, она сделала их праведными и быстро исправила город, привыкший жить среди распутства и порочно, и беззаконной жизнью, возымев большую силу, чем какую имела древняя привычка, сделав этот город полным небесных законов, вместе с собой привлекая и целомудрие, и человеколюбие, и кротость, и попечение о бедных. Без этого она не выносит обитания в душе; но тот ум, в который бы ни вселилась она, делает полным всякой справедливости, наставляя в добродетели и удаляя порок. И действительно, если бы тогда вошел в город Ниневию кто-либо из тех, которые прежде основательно были с ним знакомы, то он не узнал бы города: так он внезапно перешел от очень дурной жизни к благочестию. Подобно тому как женщину, дотоле бедную и носившую рубища, если бы кто-либо потом увидел украшенной золотыми одеждами, то не узнал бы, – так и тот, кто прежде знал этот город нищенствовавшим и лишенным духовных сокровищ, не узнал бы, что это за город, который в такой сильной степени могла изменить молитва и возбудить его нравы и образ жизни в добродетели. И некоторая женщина, прожившая все время в распутстве и блуде, вместе с тем, как припала к ногам Христовым, получила и спасение (Лк.7:37…). Итак, молитва не только очищает грехи, но прогоняет даже и великие опасности. Царь и пророк, дивный Давид избежал большей части тяжких войн, благодаря молитве, выставляя впереди своего войска одно только это оружие и доставляя своим воинам тихое и безбоязненное наслаждение победой. Прочие, конечно, цари свою надежду на спасение полагали в опытности полководцев и в их искусстве, также и в стрелках из лука и тяжеловооруженных воинах, и всадниках; а великий Давид укреплял свое войско святыми молитвами, не взирая на спесь военачальников и отрядоначальников и предводителей конных сил и не собирая имуществ, и не приготовляя оружия, но с неба снося божественное всеоружие. Божественная молитва – воистину небесное всеоружие, и одна только она может безопасно оберегать предавшихся Богу. Неприятельские взоры, храбрость противников, и многое другое часто делают тщетными и силу тяжеловооруженных воинов, и их знание, и опытность стрелков, и их изворотливость; а молитва – непобедимое оружие и надежное охранительное средство, одинаково отгоняющее одного воина, одинаково и многие мириады: так и дивный Давид низложил того Голиафа, наступавшего, подобно какому-то страшному демону, не оружием и не мечами, но молитвами (1Цар.17). В такой степени крепким оружием в сражениях является для царей молитва; она – крепкое же оружие и для нас против демонов. Так и царь Езекия одерживает победу в войне с персами (4Цар.19), не войска вооружив, но противопоставив множеству противников только одни молитвы; таким образом он избежал и смерти, с подобающим благоговением униженно умолив Бога, и одна только молитва восстановила царю здоровье (Ис.38). И что молитва действительно легко очищает согрешившую душу, научает нас мытарь, пожелавший получить от Бога отпущение грехов и получивший (Лк.18:13); научает же и прокаженный, который вместе с тем, как униженно обратился к Богу с молитвой, тотчас и был очищен (Мф.8:2). Если же Бог быстро исцелил зараженное болезнью тело, то Он гораздо скорее человеколюбиво уврачует заболевшую душу, потому что насколько душа более драгоценна, чем тело, настолько более естественно Богу обнаруживать в отношении к ней и большее попечение. И всякий мог бы указать бесчисленное множество примеров как древних, так и новых, если бы пожелал перечислить всех тех, которые были спасены чрез посредство молитвы. Но, быть может, кто-либо из более нерадивых и не желающих ревностно и усердно молиться, скажет, что Бог произнес следующие слова: "не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного" (Мф.7:21)? Если бы я думал, что одной только молитвы достаточно для нашего спасения, то естественно было бы всякому воспользоваться этими словами; а так как я утверждаю, что молитва – самое важное из благ, также основание и корень плодотворной жизни, то никто да не воспользуется теми словами для того, чтобы извинить свою беспечность. И подлинно, ни целомудрие одно только без прочих добродетелей, ни попечение о бедных, ни благотворительность, ни иной какой-либо подвиг не может спасать, но требуется, чтоб все вместе стеклось в наши души; молитва же лежит под этим, как корень и основание. И подобно тому, как основания делают твердыми и скрепляют корабль и жилище, точно так же молитвы твердо держат нашу жизнь в сохранности; без нее же у нас не могло бы быть ничего – ни хорошего, ни спасительного. Поэтому Павел настаивает, непрерывно увещевая нас и говоря: "будьте постоянны в молитве, бодрствуя в ней с благодарением" (Кол.4:2); и в другом месте: "непрестанно молитесь", говорит он, "за все благодарите: ибо такова о вас воля Божия" (1Фес.5:17-18);