Сдвиг времени по-марсиански - Филип Дик

— Позволь мне пройти в ванную, — взмолилась Юлиана. — Меня мутит.

Пожалуйста.

Она стала вырываться из его рук.

— Мне очень нехорошо, пусти меня.

Он отпустил ее, и она бросилась в ванную, закрыв за собой дверь.

«Я могу это сделать», — подумала она.

Она щелкнула выключателем, свет ослепил ее.

Она скосила взгляд. «Я могу это найти». В аптечке, любезно предоставленной гостиницей, лежала пачка лезвий для безопасной бритвы, мыло, зубная паста. Она открыла начатую пачку: да, только одна сторона острая. Она открыла начатую пачку: да, только одна сторона острая. Она развернула новое, еще покрытое смазкой, иссиня-черное лезвие.

Из душа текла вода. Она вошла под струю — боже! — прямо в одежде. Все испорчено.

Платье прилипло к телу. Волосы распрямились.

Ужаснувшись, она споткнулась, едва не упала, пытаясь наощупь выйти из-под душа. Вода мелкими струйками текла по чулкам.

Она начала плакать.

Войдя в ванную, Джо обнаружил ее возле умывальника. Она сняла с себя промокший костюм и стояла обнаженная, одной рукой держась за раковину, склонившись над ней, как бы желая набраться сил.

— О, господи Иисусе, — воскликнула она.

Она сообразила, что он здесь.

— Не знаю даже, что делать. Костюм испорчен, это же шерсть.

Она повела рукой. Он взглянул по направлению жеста и увидел грубую промокшую одежду.

Очень спокойно — однако лицо его было перекошено — он сказал:

— Что же, тебе все равно не пришлось бы это надевать.

Белым мохнатым гостиничным полотенцем он вытер ее и повел из ванной назад в комнату.

— Надень на себя белье, надень что-нибудь. Я велю парикмахерше подняться прямо сюда. Она обязана, как говорится в проспекте отеля.

Он снова подошел к телефону и набрал номер.

— Какие пилюли ты мне предлагал? — спросила она, когда он закончил.

— Я и забыл. Сейчас позвоню и аптечный киоск. Нет, подожди, у меня что-то есть. Нембутал или какая-то другая дрянь.

Он бросился к своему саквояжу и стал рыться в нем.

Когда он протянул ей две желтые капсулы, она спросила:

— А они меня не доконают? — и неловко взяла их в руку.

— Что?

Лицо его нервно передергивалось.

«Сгниет мое лоно, — подумала она, — высохнет плоть».

— Я хочу спросить, не отупею ли я от них?

— Нет. Это сделано фирмой АГ Хемис, дома продается повсюду.

Когда мне не спится, я всегда пользуюсь этим. Сейчас я дам тебе воды.

Он поспешил в ванную.

«Лезвие, — подумала она, — я проглотила его, теперь оно режет мне плоть. Наказание за то, что я, будучи замужем за евреем, якшаюсь с гестаповским убийцей». Она снова ощутила на глазах слезы, которые сжигали ее сердце. «За все, что я совершила, полный крах».

— Дай пройти, — сказала она.

Она выпрямилась.

— Но ты же не одета!

Он отвел ее в комнату, усадил и тщетно принялся натягивать на нее трусики.

— Нужно, чтобы тебе привели в порядок голову, — сказал он жалобно. — Где же эта женщина?

Она медленно, с трудом выговорила:

— Из волос можно сделать швабру, которой можно отмывать пятна с голого тела. Как не беги от крючки, он всегда найдет тебя. Крючок господа Бога.

«Пилюли разъедают меня, — подумала она. — В них, наверное, скипидар или какая-нибудь кислота. Буду гнить заживо до конца моих дней».

Джо взглянул на нее и побледнел. «Должно быть, он читает мои мысли, — подумала она, — с помощью какой-то своей машины, которую я не смогла обнаружить».

— Эти пилюли, — сказала она. — От них какая-то слабость, голова кружится.

— Но ты же не приняла их.

Он указал на ее сжатый кулак, и она увидела, что капсулы все еще там.

— У тебя что-то с головой, — сказал он.

Тут же он стал каким-то тяжелым, медлительным, как некая инертная масса.

— Мы очень больна. Мы не можем ехать.

— Не нужно доктора, — сказала она. — Сейчас все будет в порядке.

Она попыталась улыбнуться, глядя на его лицо, чтобы по выражению его глаз понять, как ей это удалось. Отражение его мозга, схватившего ее сокровенные мысли.

— Я не могу взять тебя к Абендсену, — сказал он. — Во всяком случае, сейчас. Завтра, может быть, тебе будет лучше. Попробуем завтра. Мы должны.

— Можно мне опять в ванную?

Он кивнул, едва ее слушая. Она вернулась в ванную и снова закрыла за собой дверь.

Еще одно лезвие из аптечки она зажала в руке и снова вышла в комнату.

— Бай-бай, — сказала она.

Когда она открыла дверь в коридор, он взревел и кинулся к ней.

Вжик!

— Это ужасно, — сказала она. — Они режутся, мне следовало это знать.

«Преграда для тех, кто вырывает сумки. Разным ночным бродягам. Теперь я определенно могу с ними управиться. А этот куда запропастился? Хватает себя за шею, исполняя дикий танец…»

— Пропустил бы меня, — сказала она. — Не стой на дороге, если только не хочешь получить урок. К сожалению, только от женщины. Высоко подняв лезвие, она подошла к двери и открыла ее. Джо сидел на полу, в позе загорающего, прижав ладони к горлу.

— Гуд бай, — сказала она.

Она закрыла за собой дверь. Теплый, устланный ковром коридор.

Женщина в белом халате, что-то напевая под нос, катит тележку, опустив голову, от двери к двери, проверяя номера. Она оказывается прямо перед Юлианой. Теперь она подняла голову, и глаза ее вылезли из орбит, а челюсть отвалилась.

— Ну, конфетка… — говорит она, — ты просто пьяная, тебе парикмахер не поможет. А ну, вернись-ка в номер и надень что-нибудь, пока тебя не вышвырнули из этого отеля. Боже милосердный!

Она открыла перед Юлианой дверь.

— Вели своему приятелю, чтобы он привел тебя в чувство, а я скажу горничной, чтобы она принесла горячий кофе. Ну, скорее, прошу тебя, иди к себе.

Она затолкнула Юлиану в номер, захлопнула за ней дверь и покатила свою тележку прочь.

Юлиана наконец поняла, что это парикмахерша. Оглядев себя, она открыла, что на ней и вправду ничего нет. Женщина была права.

— Джо, — сказала она, — они меня не выпустят.

Она нашла кровать, нашла свой саквояж, открыла его и вывалила одежду.

Белье, затем кофта и юбка, пара туфель на низком каблуке.

— В таком виде уже можно, решила она.

Найдя гребень, она быстро причесала волосы. Затем уложила их.

— Представляю себе. Эта парикмахерша была права, когда чуть не свалилась с ног.

Она встала и пошла искать зеркало.

— Да, так лучше.

Зеркало было на дверце гардероба. Подойдя к нему, она внимательно оглядела себя, поворачиваясь из стороны в сторону на носках.

— Я так растерялась, — сказала она.

Она поискала взглядом Джо.

— Вряд ли я соображала, что делаю. Ты наверное что-то мне дал. Чтобы это ни было, вместо того, чтобы помочь мне, оно только меня доконало.

Продолжая сидеть на полу, схватившись за одну сторону шеи, Джо сказал:

— Послушай. Ну и хороша ты. Перерезала мне аорту, артерию на шее.

Хихикнув, она хлопнула себя рукой по губам.

— Боже, какой ты чудак. В смысле, ты умудряешься все говорить шиворот на выворот. Аорта у тебя в груди. А ты имеешь в виду сонную артерию.

— Если я встану, — сказал он, — я истеку кровью за две минуты. Пойми это. Так что окажи мне хоть какую-то помощь, пришли врача или вызови скорую. Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты сделаешь это? Ну, конечно сделаешь. Договорились: ты позвонишь или сбегаешь за кем-нибудь.

Чуть поразмыслив, она произнесла:

— Хорошо, попробую.

— Приведи кого-нибудь ради моего спасения.

— Сходи сам.

— Да рана же не закрылась.

Кровь сочилась сквозь его пальцы — она это видела — и стекала вниз по запястью. На полу натекла лужа.

— Я боюсь двинуться.

Она надела свою новую шубу, закрыла новую кожаную сумку, подхватила свой саквояж и столько пакетов, принадлежащих ей, сколько могла унести.

Особо она постаралась унести большую коробку с аккуратно уложенным там голубым итальянским платьем. Открывая дверь в коридор, она обернулась к Джо.

— Может быть, я смогу сказать администратору. Там, внизу.

— Да, — с надеждой сказал он.

— Очень хорошо. Я скажу им. И не ищи меня в Канон-Сити, потому что я туда не собираюсь возвращаться. Ведь при мне почти все ассигнации рейхсбанка, так что я, несмотря ни на что, в выигрыше. Прощай.

Возле лифта ей помогли хорошо одетый пожилой бизнесмен и его жена: они взяли у нее пакеты и передали их внизу в вестибюле коридорному.

— Спасибо, — сказала им Юлиана.

Коридорный понес вещи через вестибюль на панель перед отелем, а она нашла служащего, который объяснил ей, как добраться до автомобиля. Вскоре она уже стояла в прохладном бетонном подземном гараже, ожидая, пока служащий выведет наружу ее «студебеккер». Она вынула из сумки горсть мелочи, дала служителю на чай и через мгновение уже поднималась по тускло освещенному пандусу на темную улицу, освещенную фарами ее и чужих автомобилей, отблесками неоновой рекламы.