Вейн - Инна Живетьева

– Госпожа Ласовская, ну, как она?

За плечом у женщины показался парень. Коротко остриженные волосы наползают на лицо грубой лепки. Перебитый нос, тяжелый подбородок. А глаза хорошие, светлые, но смотрят тревожно.

Ни женщину, ни этого парня Йорина не знала.

– Где я?

– Постоялый двор «Перекресток», – ответила женщина.

Йорина нахмурилась. Она помнила, как ползла по спекшемуся камню, и позади неслышно двигался Оун, а впереди шуршали Дан со своей девицей. Как услышала мертвые голоса, от отчаяния которых самой хотелось кричать. Как бежала, зная, что не может им помочь, но должна…

– Оун?

– Мужчина, который был с вами? – уточнил парень.

«Да», – ответила движением ресниц.

– Ну… понимаете…

– Погиб, – прошептала Йорина. Погиб в тех боях, в которых раньше – выжил.

– Я не мог ему помочь, – виновато сказал парень. – Когда пришел, он уже умер. Вы в беспамятстве. Ну, я подхватил и ломанулся в ближайший выход. Повезло, тут оказался врач.

«Потеряла», – подумала Йорина. Закрыла глаза. Из-под сомкнутых век покатились слезы.

– А тело я принесу. Ну, хотите, сейчас.

Наверное, думал, что она плачет по Оуну.

– Госпожа Ласовская!..

– Игорь, я могу диагностировать только обезвоживание организма плюс истощение. Все прочее, что здесь у вас творится, не в моей власти, прости. Пойду разогрею бульон, ей нужно поесть.

Шаги. Закрылась дверь.

Постель, на которой лежала Йорина, смялась. Чужак сел и легонько сжал ее пальцы между ладонями. Удивленная такой дерзостью, жрица распахнула глаза.

– Ух ты! – сказал парень. – Ты ведьма или богиня?

Йорина помедлила, прежде чем отнять руку.

– Какие глазищи…

Она опустила ресницы. Всего лишь – чуть больше желтого на радужке. Не круглые, как у всех, а вытянутые зрачки. Знак, что она отмечена даром. Предмет зависти малолетних подруг. Ее гордость.

Ее проклятие.

Она поняла это одной из весен, когда девочки начали уходить, словно молодые лани, почуявшие сладкий и тревожный запах – оттаявшей земли, набухающих почек. Уходили, забыв игрушки и детские секретики, подруг и материнские наставления. Они открывали новый мир, в котором существовали мальчики. Йорина тоже с любопытством смотрела по сторонам, пытаясь угадать, кто станет для нее единственным из этого незнакомого, странного, задиристого племени. Девочки ушли… А Йорина осталась. Каждое утро она со страхом и надеждой приникала к зеркалу: может, цвет потускнел, может, зрачки округлились. Потом перестала.

– Она заснула, – сказал шепотом парень.

– Ладно, не буди.

Тихий стук, густой запах бульона.

Йорина заставила себя поднять веки. Не время думать о себе и даже – скорбеть по Оуну.

Дан послушал, как плещется во фляжке, и спросил у Юрки:

– Будешь?

– Еще не хватало мальчишку спаивать, – одернул Грин.

Юрка не хотел, но пришлось сказать:

– Буду!

Золотистая жидкость обожгла горло, и выступили слезы. Юрка торопливо куснул ломоть черного хлеба. Горячий комок провалился по пищеводу и растекся в желудке.

Грин укоризненно качнул головой, снова повернулся к Дану:

– Насколько я помню, в легенде о Двуликом про каменный полумесяц не упоминается.

– В официальной версии.

– Знаешь другую?

– Просветили. – Улыбка у Дана вышла кривая, дернулся уголок рта. Он наклонил флягу над кружкой, сцеживая последние капли.

– Мы слушаем, – поторопил Грин.

– В общем, начало обычное: нижний мир, в деревне черный мор, по-нашему чума. Все бы сдохли, но явился лекарь с молодой женой-вейной. Шэт их принес откуда-то сверху. Осмотрелись, мужик сгонял бабу за вакциной и начал исцелять. Жена на подхвате: сопли детишкам вытереть, старухе исподнее сменить. Там утешит, тут ободрит. Ну, Двуликий, мужская и женская ипостась. Улавливаете?

Юрка мотнул головой. Сделал он это зря – стол закачался и поплыл. Пришлось уцепиться за край, чтобы удержать его на месте.

– Народ темный, про вейнов слыхом не слыхивали. Вот и посчитали молодуху ведьмой. Гляди, мол: то в воздухе растворится, то снова появится. Про лекаря тоже сочинили. Видели, говорят, на кладбище, он там мертвых резал, наверное, женку свою человечиной кормил.

Тошнота волной подкатила к горлу. Юрка нашел на столе корочку и зажевал.

– Лезть с дрекольем на ведьму побоялись, дождались, пока смоется за новой порцией вакцины. Дом, где лекарь спал, обложили соломой и дверь ухватом подперли. Баба вернулась, когда все уже полыхало. Народишко ее увидел, за заборы попрятался. Она в пекло. Радость! Сейчас крыша рухнет, и ведьме конец. Но та выбралась, мужа вытащила, да поздно – угорел. Тут бабу и переклинило. Сорвала с любимого хладного тела амулет, бросила на дорогу, а с ним – Шэт меня подери, если я понимаю как! – отправила всех в узел. Сама, ясное дело, надорвалась. Померла на месте. А народ попер на Середину… Последней шла любознательная девочка, подобрала она с земли камешек на веревочке.

– Полумесяц, – уточнил Грин.

– Он самый. Потом, значит, раскол, одни прокляли спасителей до седьмого колена, другие грехи замаливать кинулись. А девочка открыла у себя целительский дар. Пошепчет, из ковшичка побрызгает, и готово. Как храм построили да истукана каменного поставили, вовсе потекла целебная водичка из рук Двуликого. Девчонка, не будь дура, про амулет помалкивала, все-таки ведьмина вещица, хоть и переиначили ее к тому времени во святые. Откуда старейшины дознались, не в курсе, но они тоже зря трепать языками не стали. И пошло-поехало… Причем замечено было: как свары кругом, как тянет кого снова в домишке заживо спалить, так никакая молитва не действует и вместо целебной воды – обычная. А если пацана с ним повесят, то йоры могут в храме общественные бани открывать, толку с источника больше будет.

– Ты!.. – взвился Юрка. – Егора там!..

– А чего – я? Я его в комендатуру отправил, что ли?

– Спокойно, – Грин дернул Юрку за рукав, усаживая. Спросил у Дана: – С полумесяцем понятно, но ты-то как впутался?

– Обычное дело – бабы виноваты. Жрицы, повелось, рожают девочек, а у предпоследней, Йлелы, первым вылупился мальчик. Ну, она через несколько лет ошибку исправила, однако мальца обратно уже не запихнешь. Теперь прикиньте, что будет, если вместо жрицы окажется жрец. А не потянет ли его Воинским Советом покомандовать? А не подастся ли он потом в Старейшины?

– Подомнет всю власть, – сказал Грин.

– Вот именно. При этаком раскладе сидел бы парень на попе ровно, так нет, как жрица померла, потребовал цацку себе. Ему, ясное дело, отказали. Тогда он попытался ее украсть. Поймали за руку, сгоряча чуть шею не свернули, но сестричка вступилась. Мол, связь у Эрика с даром, и если братца единоутробного порешат, то всем аукнется. Ограничились высылкой. Парень на этом не успокоился, стал искать дурака, который ему заветную штучку достанет.

– Самокритично, – заметил Грин.

– Шэт! Ну сам посуди: приходят и предлагают сделать такое!.. Подначили, конечно. Я и купился.

Голова стала тяжелой, Юрка подпер ее рукой. Слушал он Дана рассеянно. Окна давно отливали черным, закончился еще один день, отпущенный Егору.

– У жрицы связь, навроде маячка. По сути она не вейна, но за даром пойдет хоть на Шэтовы кулички. Вот только связь эта – слабеет. Потому и вынюхать не смогла, когда я на сопляка амулет перевесил. А уж как ареры с Эриком столковались… – Дан развел руками. – У братца ее те же способности, но раньше ему сестричка экранировала. Теперь-то он издалека камушек чует.

Стол качался под локтем, голова так и норовила упасть, но Юрка все-таки сообразил:

– Ага, ясно, как они нас вычислили.

– Умный мальчик, – похвалил Дан. – Только нетрезвый.

– А кто спаивал? – ворчливо спросил Грин.

Дан огрызнулся:

– Сам старался. Я ему насильно в глотку не вливал.

– Ну ладно, оба хороши. Так что, полагаешь, нужно ждать гостей?

– Вряд ли, их со следа сбили – в верхнем мире засаду поставили. Заодно нам с Игорем чуть не влетело.

Юрка тоненько хихикнул.

– Чего ржешь? – окрысился Дан.

– Теперь ты тоже будешь спасать Егора.

– Заткнись, пока не врезал!

– Брэк! – остановил их Грин. – Давайте на боковую. Завтра рано вставать.

Глава 26

Не доходя двух кварталов до комендатуры, Юрка свернул в переулок и остановился возле приземистого здания. Выглядел дом неприветливо – половина окон заколочена, остальные задернуты тряпками. За щелястым забором просматривался двор, засыпанный опилками и шлаком. Трепало ветром развешанные на веревках детские шортики и маечки.

Юрка вложил в рот пальцы и громко свистнул. Порскнули с кустов воробьи. То ли показалось, то ли качнулась на окне занавеска.

Подождал – никого.

– Черт, опоздали.

А все Дан! Приспичило ему с утра пораньше смотаться к узлу – ориентиры взять. Сам-то теперь дрыхнет в интернате, не пошел в город: чего зря рисковать?