Вейн - Инна Живетьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Опять дуришь? Пошли в дом!
– Пусти!
От такого вырвись попробуй. Потащил, только ноги по мокрой земле заскользили. Хельга наклонилась и вцепилась зубами в просоленную морем руку.
– Ах ты, малявка!
От оплеухи загорелась щека.
– Иди, – толкнул брат на крыльцо.
Вечером Хельга, подоткнув подол, стояла коленями на горохе и слушала, не решаясь обернуться. Говорил отец:
– …лодку дают и сети новые.
– Уж больно далеко, – вздохнула мать.
– То-то и оно.
Слова отец ронял тяжело, точно не говорил, а работал.
– Добре, что подальше. У нас-то болтают: чудит девка.
Хельга все-таки глянула через плечо. Бабка сидела, скорбно поджав губы. Мать нерешительно комкала передник. Братовья серьезно внимали отцу, и только младший не мог сдержать улыбки. Наверное, представлял себя в собственной лодке.
– Совсем еще девчонка, – сказала мать.
– Ничего. Просватать и сейчас можно. Обженить годика через два. А лучше на ту осень, пока про ее дурь не выведали.
Хельга сморгнула слезинку. Ну уж нет! Вскочила, расправила длинную рубаху.
– Вот что, отец…
Неизвестно, чем закончился бы ее бунт, виданое ли дело – родителям перечить, но в дверь постучали. Ввалилась толпа. Первым шел староста, где-то за спинами кряхтел дед Ремез. Лица у всех были удивленно-недоверчивыми. Незнакомый монашек улыбнулся Хельге и перекрестился на красный угол, не обращая внимания на прибитый ниже, под иконами, деревянный лик Моряна-покровителя.
– Случилось что? – поднялся отец из-за стола.
– Да вот, – староста протянул пакет с ярко-красным сургучом на бечевке. Печать уже взломали. – Про девку вашу пишут. За ней приехали.
– В монастырь убогую! – ахнула хромоногая тетка. – Убогонькую нашу!
– Ну, школа при монастыре, то верно, – сказал монашек. – А захочет постриг принять или нет, как сама решит.
– Школа? – переспросил недоуменно отец.
А младший брат глянул на Хельгу злобно, видно, чуял уже, что лодка от него уплыла.
– Вейнов обучают, все, как в уставе прописано.
…Хельга со вздохом села на кровати и посмотрела в окно. Стелился туман, заволакивал улицу, и моря за ним не было видно. Как она радовалась, когда вырвалась из деревни. Шалая ходила. А теперь застряла в этой дыре и ждет, ждет – своя воля хуже родительской вяжет.
Под утро приснилось: Дан рядом. Пахнет им, теплом веет. Руку протянула – обнять, почувствовать под ладонью тугую кожу, натянутую на твердые мышцы. Жарко стало там, где и говорить стыдно. Горло задрожало – выдохнуть-застонать от мучительного счастья… Ан нет, ушел. Закусила подушку и завыла, точно псица в зимнюю ночь.
Хельга решительно спустила босые ноги на пол. Хватит, так и с Моряном перевидаться недолго – бултых с обрыва вниз головой. Лучше она в Бреславль пойдет! Что за вейна такая – мира не видела? Погуляет, к вечеру вернется. Вот Дан напугается, если объявится раньше. Представив, Хельга засмеялась от удовольствия. А если не объявится, расхрабрилась она, то подождет еще немного и сама за ним отправится.
Вытащила из тайника мешочек, вытряхнула на стол монеты. Купит себе в Бреславле… Платье? Провела ладонью по расшитому подолу рубахи. Ой, лукав Морян! Как яростно отказывалась дома от рыб и лодок, так же яростно носит теперь поморские одежды. Украшения? Их пускай мужчина дарит. Тогда что же?.. Амулеты! Точно! Как у настоящей вейны!
Пока умывалась и завтракала, туман рассеялся и отступил на зады деревни. Громко кудахтали куры, не поделив распаренное зерно.
Стучали топоры – торопились отстроиться.
Хельга шла, раскланиваясь с новыми знакомыми. В лицо улыбались, а спиной чуяла: шепчутся. Мол, брешет девка или нет, может, впрямь – вейна? Полюбовник-то бросил, вот каково с расхожим жить, добра с ним много не увидишь.
Показался сложенный «в лапу» сруб, хозяйские сыновья заканчивали последний венец. Все парни как на подбор – рослые, плечистые, белобрысые. Поскидывали рубахи, работают-красуются.
– Хельга! – окликнул один, Мнишек. Выпрямился, поигрывая мускулами. Тяжеленный топор легко держит, точно былинку. – Вечером у Дашутки посиделки. Придешь?
А глаза-то масленые. Конечно, к своей, деревенской, запросто не подкатишь, быстро маменьке с папенькой донесут. То ли дело пришлая, с мужиком в одной комнате жила, а женка ему или нет, кто знает?
– Некогда мне.
– Истинно так, – подхватил другой брат. – Это же великая забота, у окошка сидеть!
Добавил что-то потише, и остальные загоготали.
Хельга пошла быстрее.
– Брось, – кричал вслед Мнишек. – Я ждать буду, слышь?
Возле узла уже стояли подростки с корзинами, полными утреннего улова. Поглядывали искоса на конкурентов, задирались и хвастались. Когда Хельга спустилась по крутой тропинке, дружно уставились на нее.
– Медяк на то, что вейна, – отчаянно выпалил паренек в дорогой рубахе.
Загомонили, заспорили.
Хельга остановилась в сердце узла и втянула ноздрями запах – мокрой древесины, ладана. Оглянулась:
– Малой, ты выиграл!
И шагнула на крохотную площадь Бреславля.
Яркое солнце заливало каменный пятачок. Дома стиснулись боками, словно им пришлось поджиматься, уступая место узлу. Сияла жестяная репа, прибитая над лавкой зеленщика, отливал медью колокольчик на двери гостиницы. Вспыхивали капельки воды на лепестках петунии – на балкончике второго этажа девица в ночном чепце поливала цветы. Сонно щурилась, поводила молочно-белыми плечами и делала вид, что не замечает подмастерья, глазеющего на нее с другой стороны площади.
– Эй! – крикнула Хельга, напугав девицу и пригревшихся на солнце голубей. – Пожалей парня!
Девица конфузливо захихикала и скрылась в комнате. Подмастерье разочарованно сплюнул.
Хельга оправила расшитую рубаху, перекинула косу за спину и шагнула через низенькую ограду узла. Сначала она найдет кафе, где продают мороженое. Потом покатается на том смешном пароходе с колесами. И погуляет по набережной. Затем – на торги. Или амулеты лучше покупать в лавке? В лавке, наверное, дороже. Зато на базаре точно надурят. Хельга досадливо двинула бровью. Вейна! А сама настоящий амулет от поддельного отличить не сможет. В монастыре такому, понятное дело, не учили.
Деревянные каблуки звонко цокали по булыжникам. Редкие прохожие не обращали на поморку внимания, торопясь по своим делам.
– Дядька, свободен? – обрадовалась Хельга, увидев пролетку.
Бородатый извозчик покосился на нее с высоты козел, мол, что за деревенщина тут разоряется? Хельга надменно подняла подбородок.
– Мне в кафе, чтобы там мороженое подавали. На набережной, – добавила она, сообразив, что с этого мужика станется завезти ее на Шэтовы выселки.
– Кафе-е-е? – протянул извозчик. – А деньги-то у тебя есть?
– Не беспокойся, найдутся, – отрезала Хельга.
– Ну, поехали.
Не обманул дядька, доставил, куда просила. Была река, по которой, фыркая и брызгаясь, тащился колесный пароходик. Были столики на гранитных ступенях. Хельга, как настоящая барышня, сидела под полосатым зонтом и крохотной ложкой черпала подтаявшую белую массу.
Почему-то без Дана это оказалось не столь интересным.
Третью порцию Хельга едва попробовала и отодвинула. Подперев голову рукой, стала смотреть на реку. Кататься на пароходике расхотелось. Чего, спрашивается, занимательного – плывешь и плывешь. Направо посмотришь – берег, налево – тоже берег. А по обоим бортам круги спасательные развешены. Смехота!
Хельга расплатилась и пошла наверх. Хлопали за спиной полосатые тенты. Сладко пахло душистым горошком, он буйно цвел в огромных вазонах.
– Мама, – сказал малыш в матроске и беретке с помпоном. – Смотри, какая красивая тетя!
Дамочка в нежно-лазоревом платье оглянулась на поморку.
– А еще, сынок, тут есть люди, которые называются вейнами. Они тоже забавные.
Хельга фыркнула.
Ступеньки привели ее на вымощенную булыжниками улицу. По ту сторону зеленел сад за ажурной решеткой, стояли рядком пролетки. По эту – девушка обернулась – высилась белостенная гостиница. Знакомая: Дан посылал узнать, не показывался ли тут Юрка.
Пока Хельга глазела, открылась дверь и вышли двое. В походной одежде, хорошей, добротной. У одного ружье из-за плеча торчит, у другого – арбалет. С такими в чужом городе лучше не связываться, и девушка торопливо отвернулась. Ну и куда дальше? На торги или в лавку? В какую лавку?
– Поморка, – сказали за спиной.
– Думаешь, она?
– А чего, похожа. Одежда, волос белый…
Углядели развлечение! Хельга недовольно повела плечом и быстренько перебежала улицу.
– Стой!
Рванули за косу, аж голова запрокинулась и позвонки хрустнули.
– Ой! Пустите!
Извозчик с ближайшей пролетки слез и, что-то бормоча под нос, присел возле заднего колеса. Пощупал спицы.
– Не ори, дура! Ничего тебе не сделается! Поговорят, и топай себе.