Белая перчатка - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но его колебания длились всего несколько секунд. Ведь это, может быть, последний раз, и больше у него уже не будет возможности поговорить с Марион!
Эта мысль придала ему смелости. Он вышел из кустов и, видя, что Марион остановилась около веранды, тихонько подошел сзади и окликнул ее.
Марион, услышав его голос, в первую минуту забыла обо всем.
— Это вы, Генри! — воскликнула она, задыхаясь от радости, что видит его свободным и невредимым.
Вдруг она вспомнила, кому он обязан своей свободой, и дерзкие речи его спасительницы снова зазвучали у нее в ушах. Она смерила его холодным взглядом.
— Я, право, удивлена, сэр, — сдержанно продолжала она. — Мне казалось, что к этому времени вы должны быть уже далеко от этих мест.
— Да, должен, но…
— Вы можете, не колеблясь, сказать мне, что вас задержало. Я знаю причину. Ее угадать нетрудно.
— Марион!
— Я не сомневаюсь, что ваша спасительница скоро присоединится к вам!
— Значит, вы знаете, как мне удалось бежать? — воскликнул обрадованный Голтспер. Из слов Марион он понял только одно: она была у него в темнице; ему и в голову не пришло заподозрить здесь какой-то намек. — Вы были там? Вы видели…
— …ту, которая вас заменила, сэр. Неудивительно, что вы беспокоитесь о ее судьбе — она оказала вам большую услугу. Могу успокоить вас: она чувствует себя прекрасно, она горда своим подвигом… и вот только разве немножко беспокоится, как бы ей поскорее присоединиться к вам. Но вы не волнуйтесь! Она не заставит себя долго ждать. Такая смышленая девушка проведет и дюжину часовых!
— Марион!
— Я понимаю, вам досадно, что это не Бетси! Жаль, что она заставляет вас дожидаться, да еще в такой ливень!.. Ну, я бегу домой от дождя. Доброй ночи, сэр, или, если угодно, доброго утра!
— Марион! Марион! Не уходите! Не покидайте меня! Умоляю вас, выслушайте меня!
Эта отчаянная мольба невольно заставила Марион остановиться.
— Я ждал не ее, — сказал Голтспер, начиная понимать странное поведение Марион. — Я ждал вас, Марион, только вас!
— Такая жалкая ложь, сэр, недостойна вас, недостойна порядочного человека! Как вы могли ожидать увидеть меня здесь? О Боже! И я могла доверить свою репутацию этому человеку, который…
— Который отдаст жизнь свою, чтобы сохранить ее незапятнанной! Поверьте мне, Марион, ведь я только для того и остался, чтобы поговорить с вами. Я увидел вас изо рва, когда бежал. Разве я мог надеяться на такой счастливый случай! Я видел, как вы подошли к воротам и вошли в калитку. Я чуть не обезумел от счастья, когда подумал, что вы, может быть, пришли навестить меня! Я даже не могу… не могу сказать вам, что я почувствовал… у меня нет слов!
Марион впивала в себя эти слова, и сердце ее, оживая надеждой и радостью, тянулось к нему, как цветок тянется к солнцу.
Капюшон ее все еще был откинут на плечи, ветер трепал ее золотистые волосы, дождь бил ей в лицо, но она ничего не замечала. Голтспер нежно взял ее за руку и повел на веранду.
Глава XLVI
«БЕГИТЕ, БЕГИТЕ!»
Тишина после бури, день после ночи, солнечное сияние, прогоняющее мрак, пожалуй, только с этим и можно сравнить блаженное состояние влюбленных, переживших такие страшные мучения.
Для обоих это была минута чистейшего счастья, не омраченного никакими сомнениями. Оба даже забыли о том, что привело их к такому ужасному ослеплению и отравило их души ядом ревности. Но после первых минут самозабвенного восторга утихшие подозрения снова проснулись, и Марион вспомнила о цветах на его шляпе, а Голтспер — о злополучной перчатке.
Ни он, ни она не могли объяснить, что это значит. Марион помнила только, что она потеряла свою перчатку, что она долго искала ее и не нашла.
Шляпа Голтспера все еще была у него на голове. До сих пор он не имел возможности снять ее, так как весь день просидел со связанными руками.
Когда Марион сказала ему об этих цветах и он, сорвав шляпу с головы, увидел букет, на лице его выразилось явное недоумение; он молча выдернул цветы из-под пряжки и с негодованием швырнул их прочь. Марион не могла усомниться в его искренности, но, устремив на него грустный взгляд, она положила руку ему на плечо и сказала:
— О, мой Генри, мне страшно подумать… но что, если когда-нибудь вы так же поступите…
— Что вы хотите сказать, Марион?
— Вы знаете, что я хочу сказать, дорогой. Не заставляйте меня говорить. Неужели вы сами не догадываетесь? Ведь вы так умны!
— Дорогая моя, боюсь, что я недостаточно умен и плохо угадываю, что прячется в женской головке… а то я не стал бы…
— Чего не стали бы? — живо перебила его Марион. — Скажите, Генри!
— Не стал бы так долго медлить, не боялся бы сказать вам о своей любви.
Марион было отрадно услышать, что Голтспер уже давно любит ее, но эти слова невольно напомнили ей, что она первая открыла ему свое сердце.
Он и сам понял, как неосторожны были его слова, и поспешил переменить разговор:
— Так что же вы хотели сказать? Что я могу бросить так же, как эти цветы?
— То, что я подарила вам. Мою перчатку, Генри!
— О, если мне когда-нибудь придется бросить ее на землю, как эти увядшие цветы, клянусь вам, Марион, это будет вызов тому, кто посмеет оспаривать у меня право носить ее! А если это случится, Марион…
— Никогда! — вскричала она, нежно гладя его руку. — Никто, кроме вас, Генри, никогда не будет иметь этого права! Поверьте, поверьте мне!
Голтспер грустно вздохнул и молча прижал ее к своей груди. Если бы сердце Марион не билось так бурно и не помешало ей услышать этот вздох и если бы она в эту минуту могла видеть лицо своего возлюбленного, заглянуть ему в глаза, она, наверно, удивилась бы горестной складке, омрачившей его чело, и, несомненно, спросила бы, что означает этот вздох. Но она спрятала голову на его плече и думала о чем-то своем.
— Вы скоро покинете меня, Генри, — грустно промолвила она. — Я знаю, мы должны расстаться. Но когда же я теперь увижу вас? Вы уедете надолго?
— Я вернусь, дорогая, как только у меня будет возможность.
— Я хочу взять с вас одно обещание, Генри.
— Любое, Марион!
