Сияющее Эльдорадо - Элизабет Хаксли

Ночи проходили тревожно. В это время скот чаще всего подвергался панике и было очень трудно уследить, чтобы он не обратился в бегство. Да и динго всегда бродят ночью в поисках добычи. Гуртовщики держали для ночной работы лучших лошадей. Повар обязан всю ночь поддерживать огонь и иметь кипяток в котелке. Петь и свистеть в тревожное ночное время особенно необходимо. Если начиналась паника, все что можно было сделать, — это успокаивать животных, пока они сами не остановятся, и тогда вернуть их назад.

— В стаде надо знать каждого быка, — объяснил Роб. Некоторые ведут себя важно и требуют пищи строго в свою очередь. Те, кто подходят к воде последними, довольствуются остатками. Если скотоводы хорошо знали свое дело и сезон был удачным, скот не терял формы, а, наоборот, его состояние улучшалось. Роб потерял только двух животных между Элси и Бердсвиллем. И лишь в последние три дня двадцать четыре головы погибли в сыпучих песках. Когда скот был сдан, Роб и его товарищи, забрав своих лошадей, повернули назад, проезжая в день в среднем тридцать миль, всего верхом они преодолевали до трех тысяч миль.

Я наблюдала, как теперь отправляют скот. Его грузят в огромные грузовики, которые доставляют животных на рынок за двадцать четыре часа. Никто не поет и не свистит, когда скот погружают в грузовики и прицепы для короткого путешествия на мясозаводы. Никаких костров с кипящими котелками при свете звезд, никаких динго, разгуливающих в поисках добычи по ночам, никакого галопа в темноте, никакой борьбы с усталыми животными, когда скотоводы не знали, куда прятать глаза от яркого света и пыли. Все теперь делается проще, быстрее и эффективнее. Скоро гуртовщиков можно будет показывать в музее вместе с беглыми каторжниками, скрывающимися в зарослях, и землекопами.

В функции управляющего входит рассортировка скота на отборочных дворах. Скот проходит рысцой со скоростью три-четыре животных в минуту, и тут принимается определенное решение в отношении каждого животного. Босс, сидящий на возвышении и наблюдающий за скотом, кажется безразличным, беспристрастным, не очень внимательным, но его глаза все время следят за спинами проходящего стада. Никто не свистит, не выкрикивает команд, не делает никаких громких указаний, однако все знают, что делать. Хотя я не заметила, чтобы Роб что-либо говорил или подавал какой-либо знак, но скотовод, стоявший на выходе, казалось, инстинктивно понимал, в какой двор какое животное направлять.

Я полагаю, что существуют условные знаки, которые незнакомец не может сразу уловить, как это бывает на аукционе. Весь шум идет только от животных, мужчины молчат. Этот процесс, как и любой, требующий быстроты суждения и точности, захватывает и кажется фантастичным. Сколько еще пройдет времени до того, как выбраковку будут осуществлять с помощью счетных машин? Пожалуй, немного.

Команд не подается, но тут вдруг без очевидных причин наступает какая-то перемена. Пожалуй, босс, взглянув на свои часы, дал сигнал. Мужчины уходят со своих мест, зажигают сигареты и перепрыгивают через перила; босс спускается с возвышения, вытирает лицо и шею; скот прекращает свое прохождение. Наступает жаркое время. Пикап отвозит нас в лагерь. Чай уже готов в открытом сарае под навесом из рифленого железа, повар подает гору свежеиспеченных ячменных лепешек. Все отдыхают, сухие глотки промыты от пыли. Говорить никому не хочется.

Босс встает, выпрямляется, моет позади сарая свою кружку под краном из бака с дождевой водой и направляется к пикапу. Один за другим мужчины не спеша следуют за ним. Во дворах еще жарче и больше пыли, чем раньше, так как солнце стоит над головой. Прогонка скота продолжается. Перерыв на обед, состоящий из жареного картофеля, консервированных фруктов и снова чая; затем опять прогонка. Двор накален, как домашняя печь, пыль застилает все, словно золотой туман. Полуденный зной, снова прогонка. Жара ослабевает. Воздух пропитан острым, вяжущим, пряным запахом скота. Грузовик с двумя прицепами, забитый животными, которые стоят голова к хвосту, отошел от двора; группа молодняка прогуливается, затем скрывается в тени у ручья. Снова незримый приказ. Мужчины отходят от перил, а Роб наблюдает со своего возвышения за последними животными, которые все еще проходят перед его глазами. Возвращаемся в лагерь, чтобы съесть толстый бифштекс с яйцом, мороженое и выпить чая. Затем мы наблюдаем за звездами, глазеющими на нас с неба, словно звери, сверкающие глазами из своих нор. В это время кто-нибудь бренчит на гитаре. А сейчас, наверное, будет песня, но не для успокоения пасущегося скота. Баллад больше нет, теперь предпочитают слушать музыку Битлз.

«У сельских жителей много радостей, о которых не знают горожане», — писал «Банджо» Патерсон.

Каждый горожанин время от времени восхищается сельской жизнью, но только некоторые из них идут дальше простого восхищения. Да и скотоводы все чаще переезжают в города. Австралия занимает второе место в мире по количеству городских жителей, уступая место только Англии. Шестьдесят пять жителей из каждой сотни живут в городах с населением не менее двадцати тысяч человек.

И прежде всего говорят свое слово женщины. Для многих из них «прекрасное зрелище» из бидонвилля, установленного на пыльной равнине, осаждаемого мухами, раскаленного жаром, в котором постоянно живут дети, не доставляет большого удовольствия. Электичество, холодильники, радио и автомобили облегчили их жизнь, но не особенно изменили судьбу. Их пугают не трудности жизни, а ее монотонность и отсутствие общества. Ни повседневная работа, ни тяжелый труд не угнетают человека так, как скука. Это знают психологи, но не политические деятели, которые поэтому постоянно совершают ошибки. Знают и женщины. Вот почему многие из них оставляют свои места. Но есть исключения. Некоторые женщины привязаны к своему прошлому, как, например, одна моя знакомая, которая в пятнадцать лет вместе с овдовевшей матерью управляла большой овцеводческой станцией. Это было во время войны. Мужчин не было, и мать с дочерью делали все: сгоняли скот, отбирали, кормили, принимали ягнят и т. д. Когда пришло время, девушка вышла замуж. Она по неделям жила в лачуге одна, чаще всего беременная, в то время как ее муж постоянно находился на пастбище.

— Я не лезла на стенку от жалости к себе. Но любила эту жизнь и никогда не хотела иной, а сейчас у нас все идет по-другому.

По-другому потому, что они имеют хороший, достаточно комфортабельный дом и друзей. Моя знакомая живо откликается на все заботы станции, хорошо знает техническую сторону дела, которая малопонятна для городской женщины. Ей известен каждый колодец, каждый ручей, каждый участок. Муж советуется с ней, они хорошие друзья. Возможно, жизнь вдалеке от культурных центров вызывает у некоторых людей тоску. Но, может быть, мне это только кажется. Ведь для того, чтобы хорошо познать страну, надо пожить в ней!