Пламенные эвкалипты - Хэран Элизабет

О браке Уинстон не говорил, поэтому Вернон полагал, что молодая женщина была любовницей Эбенезера.

— Пригласите ее, Синди.

Вернона снедало любопытство. Он немного побаивался встретить наглую, жадную особу, стремящуюся во что бы то ни стало урвать от этой ситуации свое. А что, если… Вернон Мид молился в душе, чтобы Абигайл Скоттсдейл ничего не знала о странных лекарствах Эбенезера.

Эбби вошла в кабинет, низко опустив голову. Ее все еще знобило и подташнивало, но сейчас гораздо сильнее она страдала от смущения и стыда.

— Пожалуйста, присядьте, мисс Скоттсдейл! — пригласил доктор Мид.

Она опустилась на самый краешек стула, глядя в пол и держа спину неестественно прямо.

— Чем я могу помочь вам, мисс Скоттсдейл?

Вернон заметил, что девушка очень красива. Неудивительно, что Эбенезер воспылал к ней страстью, но что она нашла в старом владельце шахт? Мало того, что он ей в отцы годился — его трудно было назвать добрым человеком, да и красотой он не блистал. Единственное, чем он мог привлечь, — так это своими деньгами… но Эбенезер расставался с ними крайне неохотно.

Эбби выглядела очень смущенной и хрупкой, хотя доктор ожидал увидеть более развязную и яркую особу. Он пытался представить отношения этой девушки с Эбенезером — получалось плохо. С другой стороны, доктор уже привык не удивляться почти ничему, когда дело касалось людей.

— Меня тошнит… уже несколько дней… и слабость… — голос Эбби звучал тихо, безжизненно.

В душе у нее оставалась маленькая безумная надежда, что доктор поставит другой диагноз — отравление, съела что-нибудь несвежее… хотя это было практически невозможно, Сабу всегда готовил только из свежайших продуктов, да других в Бангари и не держали.

— Это продолжается уже несколько дней, вы сказали? — спросил Вернон, что-то записывая.

— Да.

— Вы что-нибудь ели… непривычное?

— Я ела совсем немного, когда не тошнило… Но у всего какой-то другой вкус.

— Что вы имеете в виду? — вскинул глаза доктор.

— Я обычно пью чай с молоком и без сахара, а теперь мне хочется крепкого черного чаю, очень сладкого. Я сейчас не переношу масло, сыр или молоко, а раньше все это очень любила.

— Ясно.

Доктор внимательно осмотрел ее горло. Гланды не увеличены все в норме…

— Пожалуйста, прилягте на кушетку, мне нужно осмотреть вас, мисс Скоттсдейл.

Эбби легла, и доктор начал осторожно нажимать ей на живот, все время спрашивая, не больно ли ей. Больно не было.

— Скажите, вовремя ли в последний раз были месячные?

Доктор задал вопрос бесстрастным тоном профессионала, но Эбби все равно было невыносимо стыдно.

— Н-нет… думаю, нет.

Говоря это, она уже в сотый раз подсчитывала в уме сроки. В глаза доктору она не смотрела, боясь увидеть в них суждение.

— На сколько задержка?

— Около недели.

Само по себе это еще могло ничего и не означать.

— Простите, но я должен задать следующий вопрос. В течение последнего месяца вы вступали в интимную связь с мужчиной?

Эбби закрыла лицо руками и всхлипнула.

Доктору Миду было жаль ее, но этот молчаливый ответ следовало считать утвердительным. А если так — она знала, чем рискует.

Через несколько мгновений Эбби вытерла глаза носовым платком Клементины и села на кушетке. Голос ее звучал немногим громче шепота.

— Дело в том, доктор, что я… не знаю!

Вернон проглотил комок в горе. Воспоминание об Эбенезере обожгло его.

— Вы не знаете?! Но как это возможно?

Он не думал, что в ее возрасте можно быть настолько наивной, но это означало, что… Все страхи вернулись. Эбенезер мог творить с выписанным опиатом все, что хотел… Вернон Мид молился, чтобы это не оказалось правдой.

— Я думаю, что меня опоили… — Эбби едва могла говорить. Она тяжело дышала, то и дело сглатывая, пытаясь избавиться от спазмов, сжимавших ей горло. — Я думаю… но я не знаю точно…

Слезы снова заструились по ее щекам. Она никогда в жизни столько не плакала с тех пор, как умер ее отец… и с тех пор, как Эбенезер Мэйсон надругался над ней.

— Я выпила всего несколько глотков вина — и как провалилась. Я больше ничего не помню. Ничего из того, что происходило в тот вечер. Я знаю, что это звучит глупо, но я говорю правду, доктор, я клянусь.

Вернона и самого начало подташнивать от ужаса. Итак, это было правдой. Эбенезер опоил бедную девочку опиатом — и кто знает, ее ли одну. А он, доктор Вернон Мид, помогал ему достать этот опиат, выписывал его.

Эбби осмелилась взглянуть на доктора — и приняла ужас на его лице за отвращение.

— Пожалуйста, не думайте обо мне плохо, доктор Мид! Я пришла к тому человеку, потому что нам надо было кое-что обсудить. Я не знала, не думала, что может произойти. Я не подозревала, что он способен на такую ужасную вещь!

Вернон был в шоке. Он не представлял, что Эбенезер мог пасть так низко.

— Я полагаю… — слова давались ему с трудом. — Я думаю… вы… вы можете быть беременны, мисс Скоттсдейл! Слишком рано, чтобы говорить наверняка… но вполне, вполне вероятно.

— Господи, прости меня! — прошептала Эбби, вновь закрывая лицо руками.

Вернон знал — часть вины лежит и на нем, и горечь от этого переполняла его душу.

— Пожалуйста, не переживайте так, мисс Скоттсдейл! — тихо произнес он, пытаясь хоть как-то утешить ее. — Я знаю, что это не ваша вина.

Эбби вскинула голову, удивленно моргнула.

— Вы знаете?!

— Да.

Он должен был говорить очень осторожно, подбирая слова…

— Вы просто несчастная девушка, попавшая в беду.

Вернон чувствовал себя больным от переживаний. Зачем, о, зачем он выписывал Эбенезеру опиат! Почему не прислушался к собственным же подозрениям?

— Что же мне делать с… ребенком? — спросила Эбби.

Она пыталась представить себе реакцию Джека и Сибил на шокирующее известие о том, что она беременна.

Вернон не знал, что ей ответить.

— Я так понимаю… тот человек не знает… — промямлил он, прекрасно зная ответ.

— Нет, не знает, и сказать ему об этом никак нельзя! — ответила Эбби, стараясь не вспоминать, как проснулась на следующее утро и обнаружила Эбенезера Мэйсона рядом с собой в постели. Мертвым. Это было слишком ужасно. Кроме того, в провинции все друг друга знают — и доктор наверняка мог догадаться про Эбенезера.

Вернона тем временем переполняло чувство вины.

— Вы вряд ли что-то сможете с этим поделать, мисс Скоттсдейл. — Вернон пытался справиться с собой. — Когда ребенок родится… вероятно, вы отдадите его на усыновление. Или в приют.

— В приют?!

— Разумеется, если семья того человека не захочет вам помогать.

Вернон был уверен, что Хит этого делать не станет, но говорить об этом вслух не следовало.

Эбби попыталась представить, как она говорит Хиту о том, что носит под сердцем его сводного брата… Наверняка он не захочет иметь к этому никакого отношения. С этим еще можно жить, но она не перенесет, если Хит будет считать, что она сознательно и расчетливо спала с его отцом.

— Не думаю, что это может стать решением, — сказала Эбби, поднимая голову.

— Поверьте, я понимаю! — сказал Вернон Мид. — И простите меня за мои слова… но вы не в том положении, чтобы позволить гордости возобладать над здравым смыслом.

«Какая там гордость, — горько подумала Эбби. Вся гордость осталась в прошлом…»

Эбби вышла от доктора в состоянии, близком к трансу. Она молча и целеустремленно пошла на улицу, и Клементине пришлось ее догонять.

— Эбби, погоди! — По лицу девушки Клементина видела, что диагноз оказался неутешительным.

Эбби остановилась, но не произнесла ни слова. Клементина схватила ее за руку.

— Я же сказала, что помогу, — помнишь? Скажи, что мне сделать?

Эбби открыла рот, чтобы что-то сказать, но слов не было. Перед ее внутренним взором стояло лицо Эбенезера Мэйсона — и Эбби задрожала. Простое воспоминание заставило ее содрогнуться.

— Я… уничтожена… — прошептала она.