Люди пути. О суфиях, суфизме и суфийских историях - Бхагаван Раджниш

Я слышал...

Один престарелый джентльмен внезапно почувствовал, что для него настало время быть принятым в лоно церкви.

«Абрахам, — предостерег его пастор, — ты должен иметь веру. Ты всему веришь в Библии?»

«Да, сэр», — утверждал Абрахам.

«Ты веришь в истории об Ионе и ките? А о Данииле и львах — эти голодные африканские львы, которым было совершенно нечего есть? Ты знаешь, Даниил заходит прямо в их логово и бьет их по морде, а они ничего ему не делают?»

«Если так говорится в Библии, я в это верю».

«А ты веришь в историю о еврейских детях в горящей печи? Они входят прямо в эту печь, ступают на раскаленные угли и даже не обжигаются?»

«Даже не обжигаются?»

«Так точно! Даже не обжигаются!»

«Дьякон, — сказал Абрахам, — я в это не верю».

«Значит, ты не можешь быть принят в лоно церкви».

Абрахам уныло поднял свою шляпу и, шаркая ногами, направился к двери. «Да, пастор, — добавил он, — в истории про Даниила и львов я тоже не верю!»

Никто на самом деле не верит в эти истории, даже те, кто притворяется, что верит, даже те, кто утверждает, что они обладают глубокой верой. Нет, это невозможно. По самой природе сознания, невозможно верить, пока вы не знаете, — любая вера противоречит природе. И любая вера — это лишь подавление ваших сомнений. Да, вы можете подавлять свои сомнения, если чувствуете сильный страх, вы можете подавлять свои сомнения, если испытываете сильную алчность — при этом или вам предлагаются небесные наслаждения в раю, или вам угрожают адским пламенем и чертями, которые будут вас мучить. Если в ваш ум вложены такие вещи, вы поневоле станете верить, но все время, подспудно, будете сомневаться.

Как можно верить? Как можно верить, если человек не познал самого себя? Пока вы не встретились с реальностью такой, какая она есть, невозможно иметь веру. Вера не приходит через страх, вера не приходит через алчность, вера приходит только через переживание на опыте.

Суфии учат другому взгляду на мир — не основанному на верованиях, но основанному на экспериментах, опыте, выводах, которые естественно приходят в этих экспериментах и опытах. Тогда возникает совершенно иная вера. В ней не подавлены никакие сомнения, она целостна. Она вас не разделяет, она не расщепляет вас. Христиане, индусы, мусульмане и прочие верующие — это расколотые, шизофреничные личности. Шизофрения — одна из самых распространенных человеческих черт. Почему человек шизофреничен? Причину необходимо искать в так называемых религиозных учениях, внушениях.

Когда вы говорите кому-то поверить во что-то, вы создаете в нем невроз, вы создаете разделение. Теперь он никогда не будет одним, он будет двумя. Одна часть, настоящая часть будет сомневаться, а ненастоящая часть, поверхностная часть начнет верить. И этот разрыв будет все увеличиваться и увеличиваться, это разрыв будет всегда создавать сильное беспокойство.

Всмотритесь в свои верования: вы верите в Бога, и посмотрите — вы знаете, что вы сомневаетесь.

Я слышал...

Маленький мальчик вернулся домой из воскресной школы, и его папа спросил: «Чему ты сегодня научился?»

«Ну, — сказал мальчик, — две тысячи лет назад евреи хотели убежать от плохих египтян. Поэтому Моисей распорядился, чтобы евреи построили подвесной мост через Красное море. Потом они обложили его динамитом. Евреи перебежали через этот мост, а когда за ними погнались египтяне, они взорвали мост, и все египтяне утонули».

«Это рассказал вам учитель?» — спросил удивленный отец.

«Нет, — ответил мальчик, — но ты бы ни за что не поверил в ту бредовую историю, которую рассказал нам учитель!»

Мальчик переделал историю.

Все ваши так называемые писания полны вздора. Но вы продолжаете верить, просто потому что вы боитесь, потому что вы не заземлены в своем существе, потому что вы не укоренены в реальности.

Отец был последователем учения «Христианская наука» и всегда носил в кармане копию работ миссис Эдди. В сопровождении своего маленького сына ему довелось пересекать участок земли, где пасся большой козел. Когда они приблизились к козлу, мальчик испугался, отец же приказал ему думать, что животное не может причинить ему вреда. Но мальчик, вспоминая свои предыдущие встречи с козлом, исход которых был не лучшим для него, не стал ничуть смелее.

«Пап, да, ты христианский ученый, — сказал он, — как и я, но козел же об этом не знает».

Реальность никогда ничего не слышала о ваших верованиях, ваших философиях, ваших религиях. Ей совершенно неведом весь тот вздор, который вы продолжаете носить в своей голове. Ей совсем не интересны игры в ваших головах, она проста и бесхитростна. Она не индуска, не мусульманка, не христианка. У нее нет определений, у нее нет писаний, нет пристрастий, нет неприязней. Она просто есть, обнаженная.

Чтобы познать эту реальность, вам придется сорвать с себя все свои верования. Эти верования служат вам одеждой, духовной одеждой — да, это именно то, чем они являются. И из-за этой одежды вы никогда не прикасаетесь к реальности. Нужно быть обнаженным, чтобы иметь возможность коснуться лучей солнца. Нужно быть обнаженным, чтобы ощутить ветер. Нужно быть обнаженным, если кто-то хочет танцевать под дождем и чувствовать, как дождь проливается на его существо и тело. Именно так, нужно быть духовно обнаженным, если кто-то хочет принимать участие в том, чем на самом деле является реальность.

Суфизм — это попытка обнажить вас, снять с вас все системы верований, все слова. Поэтому в суфизме мастер — это не учитель. Мастер скорее похож на ремесленника, на скульптора, на художника, может быть, на плотника, на ткача. Мастер больше похож на того, кто обладает каким-то навыком, которому невозможно обучить словесно, которому можно научиться только через опыт. Поэтому в суфизме нет учителя. Есть мастера, но учителей нет. И в суфизме ученик — это не студент, ученик — это подмастерье.

Обратите внимание на это огромное отличие: мастер — это не учитель, ученик — это не студент. Мастер — это ремесленник, который знает какое-то искусство, у которого есть умение что-то делать, а ученик — это подмастерье, который живет в присутствии мастера, чтобы мало-помалу, медленно, медленно он мог впитывать больше присутствия мастера, мог осознать то умение, которым тот обладает. Это не что-то обычное, что можно передать, потому что это невозможно выразить в словах.

Если вы спросите какого-нибудь великого пловца: «Как ты это делаешь? Ты можешь меня научить? Ты можешь дать мне несколько уроков?» Ему будет трудно научить вас плавать, пока вы будете сидеть в своей комнате. Он попросит вас пойти с ним к реке или в бассейн. Плавание — это искусство, ему невозможно обучить на словах.

Или катание на велосипеде... Вы знаете, как ездить на велосипеде, но если кто-то спрашивает вас: «Объясни это по-философски. Как тебе это удается?» Ни один велосипедист еще не смог этого объяснить. Как тебе это удается? Это умение. Делай это! Вам это удается, но вы не сможете объяснить, каким образом. Единственная возможность — сказать человеку, который задает вопрос, пойти с вами и помочь ему справиться самому, тогда он познает. Но когда он познает, он тоже не сможет передать свое знание словами. Это передается только в действиях.

У суфийского мастера нет учения, он есть учение. Суфийский мастер не философствует о реальности, он обнажает свое сердце перед учеником. Даже если иногда он использует слова, эти слова — только указатели, так же как стрелки на дорожных указателях, просто указатели того, что вам нужно идти и идти. По мере того как ученик становится все более и более сонастроенным с мастером, необходимо все меньше и меньше слов. В конце концов, достаточно просто присутствия мастера.

Мастер учит двумя путями: первый — это его присутствие, и второй, что очень парадоксально, — это его отсутствие. Мастер учит через свое присутствие и через свое отсутствие. В одном смысле он полностью присутствует, каждый момент он целиком здесь. Каждый момент сияет его присутствием, каждый жест, каждое действие наполнены его присутствием. Он всегда здесь и сейчас.

Ученик многому учится в сияющем присутствии мастера. Он учится быть более присутствующим, быть более бдительным, быть более целостным. А с другой стороны, мастер совершенно отсутствует, потому что у него нет эго. В нем больше не существует ничего похожего на идею «Я». Абсолютная тишина, никакого эгоизма, который суфии называют фана. Мастер исчез.

Сначала ученик учится его присутствию, затем постепенно он становится способным войти в его отсутствие.

Это разновидность искусства — быть одновременно присутствующим и отсутствующим. Это величайшее искусство, потому что это величайший парадокс: присутствовать и все же не присутствовать — присутствовать в смысле присутствия, осознанности, сознания и отсутствовать в смысле, что нет «Я», нет эго. Эту пустоту и этот свет, который заполняет пустоту, невозможно передать, выразить в словах. Ученик должен быть с мастером как подмастерье. Он должен ощутить вкус существа мастера.