Обречён любить тебя - Яна Мелевич

«Или никогда», — Татошка не стал озвучивать вслух такие мысли. Брат бы не понял, да и не к чему ему знать. Хотя он видел сомнение в светло-зеленом взоре, словно Елисей раздумывал: спросить или нет. Не стал. Просто кивнул, после чего коротко попрощался еще раз. А когда за братом и остальными закрылась дверь, Антон прислонился к ней спиной и закрыл глаза

Некоторые тайны лучше оставить в покое ради семьи.

— Приготовить тебе чаю? — любимый голос матери ворвался в тяжелый туман мыслей и разогнал тоску.

— В большой кружке. С котом, — улыбнулся Татошка сквозь проступившие слезы. Кира кивнула и коснулась ладонью щеки сына.

— Все будет хорошо, малыш, — прошептала она, поглаживая большим пальцем проступившую щетину. Прямо как в детстве. — Мама рядом.

— Спасибо, — выдохнул он вместе с воздухом.

Говорят, уют родных стен скрашивает любые неприятности. В чем-то Антон был согласен с таким утверждением: в квартире родителей, где прошли безмятежные годы юношества, даже дышалось легче. Разглядывая темное покрывало ночного неба, Татошка рассеянно обводил пальцем края любимой кружки и считал звезды. Одна, вторая, третья — периодически они гасли, затем вновь появлялись в самых разных местах. И все ради того, чтобы через несколько мгновений вновь спрятаться от пристального взора человека.

— Вроде меня чуть не размазало по стене, а рефлексируешь ты, — проговорил Марк. С шумом отодвинулась дверь, ведущая на просторный балкон, и Тасманов прошел вперед с дымящейся кружкой ароматного кофе.

— Чего не спишь? — Антон немного подвинулся на широких перилах, дабы уступить мужу Насти место.

— Принцесса напилась и жутко храпит, — рассеянно пробормотал Тасманов, размешивая в кружке сахар. — Такое ощущение, что со мной в постели пьяный мужик.

— Только ей не говори.

— Я, конечно, отчаянный парень, но не бессмертный.

Хмыкнув негромко, Татошка отпил остывший чай и чуть поморщился. В отличие от отца, он не особо любил этот напиток в холодном виде. Однако делать все равно нечего, тем более мать давно ушла спать, поскольку завтра рано вставать в больницу к отцу. Сам Антон на кухню идти не жаждал: рыжий пушистый бандит по ночам караулил хозяев в темноте и нападал на каждого, кто посмел прокрасться на его территорию. Поднимать же шум из-за кота лишний раз себе дороже.

— Помирились? — спросил Канарейкин, пока судорожно придумывал тему для беседы с зятем. У них так мало общего, даже обсудить нечего, кроме произошедшего инцидента с машиной.

Хотя нет, был один вопрос. Но задавать его Антон не стремился.

— А ты сомневался? — дернул плечом Тасманов и поставил кружку на перила, чтобы закатать рукава домашнего свитера Павла. Удивительно, но одежда тестя оказалась ему по размеру.

— Ни капли. У вас на редкость гармонично-мазохистские отношения, — фыркнул Татошка после очередного глотка.

Марк цокнул языком, подняв голову к безлунному небу, и загадочно улыбнулся.

— Моя жена настоящая богиня гнева, но я все равно ее люблю. Пусть ты порой думаешь иначе.

— Не думаю, — отвернулся Антон. — Я прекрасно знаю это, потому не лезу в вашу семью. Сами разберетесь, чай не дети в песочнице.

Они снова замолчали, каждый думал о своем. Несколько раз Татошка прогнал в уме с десяток вопросов, которые бы хотел задать зятю, однако что-то останавливало его. Непонятный барьер из предубеждений и страхов. Возможно, он боялся услышать правду из уст Тасманова. Или опасался собственной реакции.

— Спасибо, что спас, — вдруг проговорил Марк ни с того ни с сего.

Пришла очередь Антона пожимать плечами. Неприятная тень воспоминаний вновь выползла из глубин подсознания, где тщательно пряталась до этой минуты.

— Я облажался, Тасман, — горько ответил он. — Отключил систему безопасности и свой ИИ. За то и поплатился. Нечего меня благодарить.

Короткий смешок заставил Канарейкина поднять на зятя взгляд.

— Кто из нас облажался, пташка? — протянул Марк и наклонил голову к плечу. — Думаешь, смог бы твой психованный кролик пробить мою защиту, не дай я ему такую возможность?

Облачко пара растворилось в воздухе, а сам Антон поежился и обхватил себя руками. Температура резко понизилась, и осенний ветер тихонько подвывал в такт шумному городу. Пробудившиеся мурашки под плотной толстовкой отплясывали ритм на коже, из-за чего Канарейкин с тоской покосился на горячий кофе Тасманова.

Он давно догадался, что Марк подставился сам. Скорее всего, отключил систему безопасности для ловли на живца с риском для здоровья. Наверное, в светлой голове родился какой-то безумный план, коих у Тасманова всегда имелось в достатке. Никому из семьи о нем знать не полагалось, чтобы лишний раз не баламутить воду.

— Тебя бы спасли, — продолжил развивать мысль Антон и стрельнул взглядом в Марка. — Вовремя.

— Ага, — закивал тот.

— Врешь как дышишь, — устало констатировал факт Канарейкин, а в ответ получил очередную безмятежную улыбку.

Не было у Марка никакого плана — чистая импровизация. Неизвестно, смог бы он перегрузить систему без помощи Антона или погиб бы в аварии. Для них обоих вечер мог закончиться совершенно по-разному. Кролик, сам того не понимая, помог спасти близкого человека. В своих играх на выживание и стойкость он потерял рассудок, потому допустил промах.

Хакера найдут. Выяснят, кто и зачем, узнают причину преследования семьи Канарейкиных. Но станет ли Антону легче?

— Мой отец кого-то убил?

Прозвучавший вопрос камнем рухнул между ними. Марк замер, стоя боком к Антону, и продолжил разглядывать постепенно гаснущие окна. Определенно, Татошка поставил зятя в тупик, ведь это мало напоминало вынужденную светскую беседу двух родственников под покровом ночи. Никто не задает подобных вопросов близким, какими бы плохими ни были отношения. 

— Тупая шутка, пташка, — протянул Тасманов. — Очень тупая.

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я, — тихо сказал Антон. — Давай, Марк. В жизни не поверю, что ты не в курсе. Отец слишком доверяет тебе. Возможно, больше, чем родным детям.

Покосившись в сторону Татошки, Тасманов покачал головой и сунул руки в карманы домашних штанов.

— Выбрось из головы дурь, которая тебе нежданно прилетела. Стоит поменьше играть в игры…

— Пожалуйста, — попросил Антон на выдохе, останавливая пламенную речь Марка. — Мне надо знать.

Сколько боли способен вынести человек за короткий срок? Канарейкину начинало казаться, что он сроднился с чувством бесконечной потери и падения вниз. Разбиться дважды о дно невозможно, если только