Боевой вестник - Сурен Цормудян

— Идем… мой король…

И она пошла за ним в свою опочивальню. Ругала себя и проклинала. Жмурилась от мысли о творимом предательстве, но точно знала, что сейчас, едва они закроют за собой дверь спальни, с жадным нетерпением будет срывать с него одежду. И так же нетерпеливо освобождать от тканей свое тело, расчищая путь для крепкой плоти мужчины, чтоб та поскорее проникла в ее глубины. И она будет царапать ему спину, в том месте, где безжалостный возведенный лорд клеймил Симидара раскаленным железом. И будет стараться не выкрикивать имя Хлодвига и этой ночью, как когда-то, много лет назад, став женой Хлодвига, первые ночи старалась не выкрикивать имя человека, которого безумно любила в юности… Имя того самого безжалостного возведенного… Нэя…

Королева совсем перестала думать, отчего барон Глендауэр больше не приходит за подменным королем.

Едва заорали в округе петухи, Вэйлорд уже готовил повозку к дальнейшему пути на север. Кобыла достаточно отдохнула в стойле недорогой ночлежки, на окраине небольшого городка Вергерон. Свои вещи и оружие надо было снова спрятать под сено в телеге, пока народ вокруг не проснулся. Десница несколько раз проверял провиант и прочую поклажу. Услышав странный скрежет, раскрыл свой дорожный мешок.

— Проклятье, — проворчал Нэйрос, извлекая крохотную склянку с сильнодействующим зельем, что прикупил на рынке Белой Гавани для Гильома Блэйда.

Он совсем забыл о ней и едва не разбил. Не следует держать маленькую хрупкую склянку вместе с котелком, бутылями и прочим дорожным скарбом. И в следующее возвращение во дворец надо все же не забыть вручить ее палачу. Как там продавец говорил? Одна капля на кончике иглы на кружку ивовой воды, и будет крепкий сон без боли. Сколько же ночей несчастный сир Блэйд мучается из-за забывчивости Вэйлорда? И куда ее деть?

Запустив руку за ворот рубахи, он вытащил за шнурок, сплетенный из волоса черного единорога, ту самую ладанку, что подарила принцесса Элисса. Крохотная склянка уместилась там превосходно, и Нэйрос спрятал ладанку обратно.

— Ты ходил в цитадель вестников? — послышался сонный голос короля. Позевывая, он спускался по скрипучим ступенькам ночлежки.

— Да, Питер. Ходил. Черт бы побрал этих зеленых братьев. Какие-то они пугливые стали. Точнее, не они, а наемные латники, что в охрану наняли.

— Видимо, это из-за той истории в резиденции магистра.

— Да, Питер, понял. Письмо я отправил.

— Ну а нам писем нет?

Как и было оговорено с бароном Глендауэром, в случае чего-то важного он должен был отправлять вести по маршруту следования короля, на имя братьев Питера и Джона Шарпов, чтобы выдавались по предъявлению печати, какая стояла и на самом письме.

— Нет, дружище. Нам вестей никаких не было. Я сказал им, в каком направлении мы движемся и куда отправить письмо для нас, ежели такое появится. Садись, да поехали уже дальше.

Раннее утро в это время года с каждым днем становилось все холодней и холодней. Телега скрипела себе все дальше на север, а Вэйлорд и Эверрет кутались в плащи и жадно глотали медовуху, предусмотрительно подогретую в харчевне перед отъездом.

Через некоторое время, когда повозка уже отдалилась на приличное расстояние от Вергерона, солнце поднялось повыше, подмигивая сквозь кроны обступающих дорогу деревьев, и утренний холод постепенно стал отступать.

— Я тут думал, почти половину ночи, — заговорил Хлодвиг.

— О боги, какой ужас, — отозвался Вэйлорд, отхлебывая медовуху.

— Да помолчи ты. Надумал я, что жениться тебе надобно.

— Ну, я же говорю, что ужас. И это называется — король подумал.

— Тебя, волчья душа, с телеги сбросить, что ли? — Хлодвиг поморщился.

— Ты бы, государь, вторую половину ночи попробовал подумать, кто из лордов выдаст свою дочь за безземельного простолюдина. Давай уж с этим я как-нибудь сам справлюсь, хорошо?

— Ну-ну. Справляйся. Только учти, время не делает нас моложе. И ты не исключение, старый волк.

— Неужто правда? — усмехнулся Вэйлорд. — Спасибо, ты открыл мне свет истины.

— Вот ведь бестолочь ты. — Король вздохнул, потирая все еще сонные глаза. — А знаешь, даже если ничего путного из этой затеи с хождением по королевству так и не выйдет, я все равно рад, что задумал это.

— Отчего же?

— Просто нравится мне. Мы с тобой вдвоем скитаемся по Гринвельду. Заботы придворные где-то далеко. Не докучают с визитом старосты деревень, просящие рассудить тяжбу из-за куска дерна. Не лезет барон Мортигорн со своими казначейскими счетами. Я одет по-простому. Никто на меня внимания не обращает, не бежит кланяться в ноги, выпрашивая какую-нибудь милость. Не скрипит доспехами вокруг меня охрана. Просто ты да я бродим и болтаем душевно. Разве не замечательно?

— Замечательно, с одной стороны. Но с другой, коль уж возложено на тебя тяжкое бремя управления королевством, то бежать от этого бремени никак нельзя.

— Никто и не бежит. Но отдохнуть хоть немного стоит.

Они все ехали, болтая о разном. Вскоре телега повернула направо, куда уходила дорога Эвера. Та самая, по которой много веков назад впервые проехал первый король, верхом на белом мамонте. Только двигался он не на север, а наоборот — туда, где заложил первый камень в основание будущей столицы.

За поворотом они увидели бредущего навстречу человека в длинной черной накидке и с посохом.

— Никак пилигрим? — тихо спросил Хлодвиг.

— Похоже на то, — кивнул десница и стал внимательно наблюдать за путником.

Когда до того оставалось шагов тридцать, он вдруг заметил, что для простого пилигрима тот обут в чрезмерно добротные черные сапоги.

— Странно, — проворчал Нэй, потрогав рукоять меча. В дороге он с оружием не расставался, пряча его, только когда они находились в городе или селении.

Путник медленно выдвинулся на середину дороги, просительно протягивая руку.

— Государь, возьми меч, — быстро и тихо скомандовал Вэйлорд.

— В чем дело?

— Не медли, Хлодвиг. Доставай меч.

Вэйлорд спрыгнул с телеги и, обогнав ее, решительно направился к незнакомцу.

— Посторонился бы, добрый человек, — сказал он громко, продолжая коситься на хорошие сапоги странного путника. — Негоже навстречу полуслепой кляче идти.

Тот молчал и все шел вперед, выставив руку.

— Слышишь ли ты меня вообще или нет?! — воскликнул Нэйрос, и тут путник поднял склоненную голову, скрытую под капюшоном.

В полумраке, где скрывалось лицо, злобно блеснули желтые глаза. Вэйлорд не видел таких глаз уже восемнадцать лет — с войны на Мамонтовом острове. Но запомнил их призрачный свет на всю жизнь…