Танцы с медведями - Майкл Суэнвик

Удивленный свет начал разгораться в глазах сержанта.

— Ага, — пробормотал он. — Должно получиться.

— А теперь освободите меня, и мы расстанемся друзьями.

— Ха! Освободить скользкого ублюдка вроде тебя? Ни за что. — Сержант Войтек развернулся и направился по туннелю назад, оставив Даргера неподвижно привязанным к каталке.

— Ты дал мне слово Княжеского Гвардейца! — крикнул Даргер ему вслед.

— Баран! — бросил сержант через плечо. — Я перестал быть гвардейцем в ту секунду, когда решил дезертировать.

Попасть в одно из Кремлевских подразделений было огромной честью для солдата Московии, и удостаивались ее только лучшие. Но когда нагой гигант начал ломиться сквозь правительственные здания, сверхъестественный ужас катился перед ним, как огромная волна страха. Воины, которые не отступили бы ни на шаг перед любым противником и сражались бы до последнего вздоха, дрогнули и убежали. Те, кому вменялось в обязанность защищать самое сердце власти своей страны, пребывали в панике.

Довесок же направил сине-белую карету Хортенко вверх по подъездному валу Троицких ворот и припарковался возле Оружейной палаты.

Затем Довесок громко постучал в дверь тяжелым серебряным набалдашником трости.

Ответа не последовало, и он толчком распахнул ее.

— Сюда, — произнес он и переступил порог неохраняемого здания.

Аркадий шел за послом, неся саквояж с импровизированными инструментами грабителя. Иногда он бормотал: «Князь Московии», — как человек, старающийся удержать в памяти некую отчаянно важную мысль и задачу.

Оружейная палата с Доутопических времен являлась музеем Московитских, а прежде и Российских величайших сокровищ. Здесь было на что посмотреть. Но Довесок быстро миновал диковинные предметы роскоши. Его, казалось, не интересовали ни золоченые кареты, ни троны из резной слоновой кости. Он направлялся прямиком к Алмазному Фонду.

— Шевелитесь, молодой человек. И от вас может быть польза… как от мула, на худой конец.

— Князь Московии, — мямлил Аркадий. Его била крупная дрожь.

— Вы замерзли! И пальто у вас промокло. Вы что, в луже плескались? — Довесок снял с Аркадия пальто и заменил его парадным камзолом из толстого сукна, богато расшитого и стоившего целое состояние на любом базаре мира. — Вот теперь будет тепло, — сказал он и добавил: — Боже мой! Что за жуткая гримаса! Каждый раз, когда я смотрю на вас, вы меня пугаете. Держите. — С этими словами Довесок поддел тростью средневековый шлем с безмятежной лицевой маской из серебра и снял его со стены. Он нахлобучил его Аркадию на голову, старательно закрепив ремешки так, чтобы юноше было удобно. — Пожалуйста, постарайтесь не отставать. Времени у нас мало.

Они торопливо шагали по тусклым серым залам Оружейной палаты. Увы, им часто приходилось задерживаться перед витринами, чтобы Довесок мог вскрыть замок (он орудовал инструментами, взятыми из собственного карманного набора, которые планировал использовать в Пушкинском музее) и выбрать ту или иную вещицу. Конечно, проще было бы разбить стекло, но Довесок не хотел уподобляться вандалам.

Он быстро нагрузил Аркадия самым лучшим, что попадалось на глаза. Что может сравниться с императорской короной, усыпанной пятью тысячами бриллиантов и увенчанной красной шпинелью, — вторым по величине самородком этой породы, какой когда-либо находили в недрах? А что составит конкуренцию скипетру Екатерины Великой со знаменитым громаднейшим алмазом «Орлов»? Инкрустированные драгоценными камнями нагрудные доспехи тоже попали в лапы Довеска. В принципе, он не помнил, чтобы читал в путеводителях об этой реликвии, и хотя выглядели доспехи аляповато, Довеску они понравились. Не пропустил он множество других безделиц. Например, карманы камзола Аркадия были доверху набиты искусно сделанными золотыми и серебряными яйцами.

— Видишь?

— Князь Московии.

— Да-да, просто замечательно. Твое чувство долга достойно всяческих похвал. Но постарайся сосредоточиться на текущем моменте. Главное, чтобы у нас не возникло серьезных проблем. А сейчас продолжим нашу экскурсию.

И Довесок вручил Аркадию ворох дамасских сабель, платиновых кубков и кинжалов в ножнах. Сам же американец старался держать руки пустыми, а сознание ясным и острым. Однако, натыкаясь на камни без оправы, он тотчас опускал их в карман, пока не набралась изрядная горсть.

Груз, который тащил Аркадий, сделал бы их с Довеском невероятно богатыми. Неоправленные камни были лишь страховкой.

Музей ночью представлял собой жутковатое место, освещенное только биолюминесцентными колоннами. Случайные звуки, неизбежные во всех старых зданиях, легко обретали закономерность в нервном мозгу. Поэтому когда Довесок (далеко не трус) услышал нечто похожее на далекие шаги, он не придал им никакого значения.

Внезапно до него и Аркадия донесся звон. Похоже, где-то разбилось стекло.

Довесок замер. Кто-то еще пробрался в Оружейную палату с теми же намерениями, что и он, и только что разбил витрину.

Ладно… на двоих здесь богатства больше чем достаточно, чтобы вывезти все, потребовались бы недели свободного времени и целый товарный поезд. Но самый акт грабежа — а Довесок знал это по опыту — возбуждает жадность. Алчность делает людей жестокими и непредсказуемыми.

— Нам пора, Аркадий, — шепнул он. — Я хочу, чтобы ты следовал за мной как можно тише. Сумеешь?

Ответа не было.

— Аркадий? — повторил Довесок и оглянулся.

Но тот исчез.

19

Парадный выезд Жемчужин обернулся смертельным разочарованием. Улицы поначалу пустовали, а затем заполнились несчастными людьми, спешащими прочь от центра Москвы. Ни радости, ни счастья не было в глазах горожан. Правда, кое-кто нес факелы, но эти типы не походили на людей, которым стоило доверять. Никто не выкрикивал приветствий и не бросал цветов. Жемчужины пару раз радушно помахали своими ручками, но потом отодвинулись от окон и надулись.

Когда они подъехали к Большому Кремлевскому дворцу, на крыльце не играли музыканты и почетный караул не отдавал красавицам честь. Площадь была зловеще-сумрачной и унылой.

— А где все? — спросила Нимфадора, когда неандертальцы помогли Жемчужинам выбраться из карет.

Энкиду помолчал и уставился на слабо светившиеся аккуратные цепочки уличных фонарей.

— Не знаю, — ответил он наконец. — Но на вашем месте я бы развернулся и отправился домой. — Он вскинул руки, защищаясь от гневных взглядов Жемчужин. — Простите! Я просто так сказал.

Олимпия принюхалась.