Булатный перстень - Дарья Плещеева

— Не догоним, — затосковал Ефимка. — Ох, не догоним, упустили…

— Да ты и впрямь не здешний, — заметил Ероха. — Тут в любое время ходят ялы и баркасы к Кронштадту и обратно. И транспорты ходят, и баржи. Может, с кем сговоримся. Окликать надобно!

Они уже успели, понятно, представиться друг дружке, хоть и без поклонов. Ефимке ничего не сказало имя Ржевского, которым щегольнул Ероха, да и личность Нерецкого была ему любопытна лишь потому, что за Нерецким охотился Майков, а Майков вызвал сильные и очень нехорошие подозрения «крестненького», да и самого Ефимки. Ероха же удивился, узнав, что в эту историю впутался добрейший увалень Новиков, а что до Михайлова — сие было странно, но вполне соответствовало михайловскому нраву. Ероха знал, что в этом флотском офицере сидит тщательно скрываемая готовность преспокойно, без суеты, ввязаться в головоломное приключение, он ее нюхом чуял, поскольку и сам был таков.

Больше всего удивило Ероху участие в похищении Майкова. Он, зная Майкова как человека достойного, исполнительного, не склонного к баловству, полагал, что этот офицер должен исполнять свой долг на «Памяти Евстафия», а не носиться ночью по столице с сомнительными затеями.

Они преследовали шлюпку до утра, то теряя след, то находя его. Наконец часа два спустя после рассвета стало понятно — похитители пришвартовались к одной из деревянных пристаней Елагина острова, там и остались.

— Черт возьми, — подосадовал Ероха, — Елагин остров ведь — частное владение, оттуда могут и погнать в три шеи.

— Остров? — не поверил Ефимка.

— Он всегда кому-то принадлежал. До Елагина, кажись, хозяином был какой-то Мельгунов — остров так и прозывался его именем. А теперь там Елагин строит дворец и разбивает парки. Сказывали, все по-царски, и сама государыня любит к нему в гости ездить.

— То бишь Нерецкого привезли к Елагину?

— Похоже на то.

В сущности, все, что было задумано итальянцем Джакомо Кваренги, на острове уже стояло и радовало глаз. Дворец, глядевший на Каменный остров, возвышался среди цветников и каналов, и его за белизну сравнивали с лилией посреди пышного букета; кухонный и конюшенный корпуса в глубине, три новых павильона в парке, не считая старых, мостики, беседки, гроты были готовы встретить любое количество знатных гостей. Но господин Елагин не унимался — армия землекопов и садовников благоустраивала остров, наращивала саженной высоты земляные валы вдоль берегов, охранявшие от наводнений, вот и сейчас, спозаранку, туда везли на плоскодонках какие-то кусты, укутанные в мешковину. Там же, среди кустов, стояли две коровы.

На причалах уже было полно народу — видимо, подрядчики, нанятые Елагиным, имели свой гребной флот, чтобы доставлять камень, кирпич, бревна и прочее, потребное для завершения строительства. Ероха с Усовым, держась в полусотне сажен от причала, видели, как оттуда погнали рыбака, что привез свежую рыбку на продажу.

— Коли Нерецкий там, то надобно туда пробраться, — решил Ероха. — Может, догадаемся, где его запрятали…

— Как же! — разглядывая прекрасный дворец, возразил Усов. — Там закоулков столько — турецкую армию спрятать можно. Ты погляди, какая громадина.

— Так нам не громадина, нам люди нужны. Может, кто проболтается.

— Ты думаешь, они тут ночью торчали и видели шлюпку? — удивился Ефимка. — Нет, тут что-то иное надобно выдумать…

— Вот что. Ты тут останешься, залезешь вон туда, — Ероха указал на холм с беседкой. — Оттуда будешь наблюдение вести. А я единым духом — назад…

— Куда — назад, зачем — назад? Ты ж и не знаешь, куда!

— Ты растолкуешь. Сейчас я тебя высажу…

— Сам высаживайся! Сам и по шее получай!

— Да пойми ты, дуралей, ты на веслах — как… как баба на сносях! — совсем просто объяснил Ероха. — Гребешь кое-как, не в полный мах, криво и косо. Ты и до Васильевского два часа добираться будешь, до Гавани — к обеду приползешь. А я — живым духом!

— Ты умаялся, пока сюда греб.

— Не хочешь оставаться?

— Да что проку! Они тут все друг дружку знают, сразу чужого углядят.

— Не углядят. Сейчас я покажу тебе, как это делается.

Незримая планида в небесах хихикнула, соглашаясь.

Экипаж каждой из трех больших плоскодонок состоял из дюжины гребцов, рулевого, еще какого-то человека, вероятно, руководившего командой. Лодки подходили к причалу, и туда же десятник, а может, старший садовник гнал босоногих мужиков по колено в черноземе.

Ероха скинул кафтанишко, разулся, а чулок на нем и не было, нахлобучив шапку, тоже намокшую в Мойке, он бросил весла и перебрался на нос.

— Подгребай к корме, — велел он Усову. — Убедишься, что на остров попасть очень даже просто.

— Не валяй дурака, христом-богом прошу.

Но Ерохе страсть как хотелось доказать свою удаль. Он не мог забыть, как маленький драчливый Усов сбил его, здорового детину, с ног, и душа жаждала хоть какого реванша.

Он составил диспозицию: незаметно перескочив на плоскодонку, подождать, пока спустят сходни и придут мужики за кустами; взяв на плечи груз, пристроиться к их колонне и дойти по острову до такого места, откуда можно украдкой забраться в беседку. Затем вернуться на плоскодонку, словно бы за новым грузом, и поменяться с Ефимкой, который непременно поймет, как это все просто делается.

Может, так бы и вышло, но Ерохина планида снова вмешалась.

Из двух породистых коров, что привезли на Елагин, чтобы устроить там увеселительную мызу (эту моду завела недавно французская королева, у которой возле Малого Трианона была целая пейзанская деревушка с чисто умытыми и благообразными поселянами, чисто вымытыми и благонравными коровами, которых ее величество собственноручно доила), одна была ангельски кротка, совершенно безразлична ко всему, но вторую водное путешествие взволновало. Когда ее свели на сушу, она взбрыкнула и начала скакать, целясь рогами в тех самых людей, кто о ней в плавании заботились.

Ероха как раз оказался в процессии босоногих мужиков, переносивших на берег растения. Он взвалил куст в мешковине на плечо и шел, придерживая его рукой. Никто не опознал в нем чужака, и несложный замысел должен был увенчаться успехом. Усов, отплыв, наблюдал за процессией, и нужно было, чтобы он поверил в успех затеи.

Но проклятая корова сбила с ног женщину, что направлялась к плоскодонке с большой корзиной и не успела отбежать с коровьего пути. Как на грех, Ероха оказался поблизости.

Он не был рыцарем без страха и упрека, словно французский Баярд, но сидело в нем нечто, неподвластное даже зловредной планиде. Окажись под рукой палка, — Ероха прогнал бы корову палкой. Но у него был лишь куст на плече, довольно большой куст, вместе с земляным комом при корнях, чуть ли не в пуд. Вот этим кустом он и треснул, подбежав, корову по дурной башке, прогнав прочь ошалевшую скотину.