Белые яблоки - Джонатан Кэрролл

– Ангелов-хранителей не существует.

– А я и в мыслях не имел причислить себя к ангелам. Просто свалился с неба. – Он указал пальцем на Винсента. – Во мне воплотились лучшие черты их обоих.

Этрих мало что понял из этих объяснений, но глаза его наполнились слезами.

Бруно повернулся спиной к Этриху и изо всех сил ударил Тиллмана Ривза по лицу. Пожилой мужчина был худым и щуплым. Одного удара оказалось достаточно, чтобы свалить его с ног. Он упал, больно ударившись об асфальт спиной, и тоненько вскрикнул, словно раненое животное.

Бруно подбежал к нему и принялся бить его ногой по голове. В наступившей тишине слышны были только зловещие звуки ударов: бам-м, бам-м, бам-м… Коко и Этрих онемели от ужаса. Бруно, сосредоточенно и методично вершил расправу над беззащитным Ривзом.

Винсент Этрих никогда не принимал участия в драках. Сама идея выяснения отношений при помощи кулаков была ему глубоко чужда. Несколько раз в жизни ему довелось быть свидетелем кулачных потасовок, наблюдая за которыми он неизменно испытывал смешанное чувство досады и удивления. Вот и теперь, стоило Бруно напасть на Тиллмана Ривза, как Этриха словно парализовало. Несколько секунд он оторопело смотрел на двух мужчин, но, едва оправившись от шока, бросился на выручку Тиллману. Откуда-то издалека до слуха его донесся женский голос, принадлежавший, по всей видимости, Коко. Она крикнула:

– Нет! Не прикасайся к нему!

Но Этриха это не остановило бы даже в том случае, если бы смысл услышанного дошел до его сознания. Он схватил Бруно Манна за грудки и, оттащив в сторону, крепко стиснул плечи Короля Парка.

Секунда, вторая… Как долго он удерживал Бруно, прежде чем был отброшен прочь, как муха? Это не имело значения. В течение нескольких секунд Винсент Этрих держал в руках Хаос. Не человека, не Бруно Манна, не смертного. Хаос.

Тот прошел сквозь его кожу и проник в тело, словно инъекция чистого героина, который со скоростью отчаяния устремляется прямо в сердце и мозг. Этрих уже однажды умер и был воскрешен, теперь смерть настигла его снова, а возвращения к жизни могло и не состояться. Потому что физически Винсент Этрих на сей раз уцелел, но все, что делало его человеком, сгорело без остатка в вихре Хаоса, в этом чудовищном мире без границ. Ни о каком воскрешении Лазаря в этой зияющей пустоте не могло быть и речи – здесь не было ничего, к чему стоило бы вернуться. Здесь были только вихри разрушения и уничтожения. Невидимый цунами, сухая приливная волна, уничтожающая все на своем пути.

Не потрудившись обернуться, чтобы взглянуть, что сталось с Этрихом, Бруно продолжил избивать пожилого мужчину. Тилл ухитрился свернуться в тугой клубок, кое-как прикрыв голову руками. Удары сыпались на него один за другим, и звуки их отдавались скорбным эхом в душе Этриха.

После соприкосновения с Хаосом, которое подействовало на него словно удар тока, он вдруг почувствовал, что в теле его ожили сейчас все Винсенты Этрихи. Тот, кто жил обеспеченной пустой жизнью и умер в городской больнице в компании своего страха и Тиллмана Ривза. Тот, кто побывал в пространстве Смерти и многому там научился, чтобы, вернувшись, передать все это своему сыну. И Этрих, которого возвратила к жизни любовь Изабеллы. Все они вдруг собрались вместе и взглянули друг другу в глаза сквозь пережитый опыт, сквозь смерть и воскрешение. Они тотчас же узнали друг друга.

Бам– м, бам-м, бам-м… Бруно по-прежнему стоял к нему спиной. Ведь ему решительно нечего и некого было опасаться в этом мире. Винсентом он займется, когда покончит со стариком.

Этрих наклонил голову и снова, на сей раз медленнее, надвинулся на Бруно. Коко, поймав его мимолетный взгляд, вскрикнула от ужаса. При звуках этого отчаянного вопля даже Бруно на миг оставил свое занятие и обернулся. Шея его обнажилась, и Этрих без малейших колебаний впился в нее зубами.

Он ощутил вкус живой крови, вкус Хаоса. Рот его наполнился влажным Хаосом. Каждая клетка его организма вопила, сжимаясь от ужаса: «Плюнь, плюнь, плюнь!», но он знал, что должен проглотить эту мерзость, иначе ему не победить Хаос. Так что, пока Бруно пытался отдавить ему ноги и оттолкнуть от себя, Этрих жевал его горло.

Больше всего его удивило, что у крови, залившей его рот, вкус был относительно терпимый. Да, она была мерзкой, черной, как смола, и в ней удивительным образом смешалось все, что вызывало омерзение, тошноту, рвоту. И в то же время ей был присущ некий приятный, волнующий аромат. Ведь Хаос может нравиться… В тот самый момент, когда Этриху казалось, что он не выдержит и сплюнет черную массу, его язык и нёбо уловили эту едва различимую изысканную нотку вкуса.

И тело его вдруг мучительно захотело принять в себя еще глоток этой крови. Но тут Коко цепко схватила его за руку. Этрих вопросительно взглянул на нее.

Она знала, что делает. И знала, что собирался сделать он. Это было написано у нее на лице.

– Нет, Винсент, довольно. Остановись.

Смысл ее слов не сразу дошел до его сознания. Не все Этрихи согласны были ей подчиниться. Некоторые протестовали. Другие, сделав свое дело, медленно отходили прочь. Ему хотелось остановить их, навсегда удержать в себе. Но потом ему пришло в голову, что в случае необходимости к ним всегда можно будет обратиться за помощью, а сейчас пусть поступают как хотят.

Коко все еще держала его за руку, и он был ей за это благодарен. У его ног валялся мертвый Бруно Манн, на лице которого застыло недоверчиво-изумленное выражение. Тиллман Ривз медленно выпрямился.

Хаос пронесся по всем жилам Винсента Этриха. Руки его мелко подрагивали.

Он взглянул на Коко. Та что-то сказала, но Этрих не расслышал ни слова. Мучительная боль размером с футбольный мяч сжала его желудок. Хаос продолжал свое дело.

– Винсент!

Он с усилием поднял на нее глаза.

– Ты победил.

Винсента окружало столько разных приборов, что Изабелле с трудом удалось уместиться возле кровати и взять его за руку. Изо рта и носа у него тянулись толстые белые трубки, к груди и пальцам были прикреплены какие-то провода. На черных экранах приборов, стоявших справа от кровати, то и дело появлялись тонкие желтые линии. Все оборудование в палате интенсивной терапии издавало негромкие звуки – попискивало, потрескивало, гудело. Машин здесь было куда больше, чем людей, это Изабелла отметила про себя сразу. Единственным пациентом, не присоединенным ни к каким аппаратам, был, судя по слухам, сосед Винсента, чью кровать скрывали от взоров плотные белые шторы. Изабелла мельком взглянула в ту сторону и снова повернулась к Винсенту. Медсестра делала свою работу споро, ловко и совершенно бесстрастно. Она сказала Изабелле, что мужчина, лежавший на соседней койке, стал жертвой нападения и у него отбиты внутренности.