Сколько стоит ваше сердце? - Татьяна Матуш

— У тебя, наверное, слуха нет. Это бывает — чувство ритма хорошее, поэтому ты танцуешь здорово. А слуха нет.

— Почему это так неприятно?

— Так мы же не змеи, — пожал плечами Рыжик, — им вот, нравится.

— Но, постой, змеи ведь глухие. Они ничего не слышат, это точно…

— Они чувствуют вибрацию. Она передается по земле. Поэтому мелодия для них так притягательна — они воспринимают ее как-то по-другому.

— Жуткое дело, — мотнул черными вихрами Марк.

— А то! Диктат воли вообще штука пакостная, не люблю его. Но — полезен. Мышей, например, выгонять. — Посмотрев на вытянутое лицо стратега Рыжик тихонько засмеялся, — не бери в голову. Пойдем спать. Завтра денек будет — боги удивятся.

— Это точно, — кивнул Марк и с огромным облегчением отметил, что абсолютно одинаковое обалдение на лицах бойцов сменяется живыми чувствами. Разными, не всегда приятными — но вполне человеческими.

Глава 22

РУБИНОВОЕ ПЛАМЯ

Очередные "бродячие артисты" пожаловали, едва рассвело. Марк только успел проверить караулы, как загудели мерзопакостные дудки… Наверное, до конца жизни он теперь будет ненавидеть духовую музыку.

Встретились, уже по традиции, у арки. Сердце все так же ровно билось в голубой, дрожащей паутине.

На этот раз явилась другая парочка: крепкий, рано поседевший мужчина средних лет и молоденький пацан, вроде рыжика. Тот таращился на все вокруг с любопытством, хлопая голубыми глазами.

Винкер одернул себя. Не время для жалости. Не важно, сколько лет врагу. Взял в руки оружие, значит — солдат, подданный Серой Госпожи и ей же обещанный. Не важно, какой у него взгляд. Этот мальчик, возможно, уже стрелял в подданных Империи, или еще будет стрелять. Если уйдет живым от этого холма — что вряд ли.

На этот раз Марк и в самом деле постарался продумать если не все, то — на шаг дальше, чем бритые.

Он вышел вперед, заложив руки за спину, неосознанно копируя генерала Райкера. Рядом пристроился Беда. Вейли от этой чести отказался. Заявил, что ему, полковнику и наследному графу невместно изображать пажа при юнце с блестящими нашивками (нашивки не блестели, но метафору Марк понял).

А Беда сказал, что ему интересно во-первых, и глубоко и искренне плевать, что о нем подумают его будущие деньги — во-вторых.

И теперь они стояли друг напротив друга и смотрели глаза в глаза.

— Ты — командир? — спросил старший, жестко щурясь.

— Винкер. Стратег.

— Не молод? Где старик?

Марк повел подбородком туда, где, рядом с телами, подготовленными для погребения, торчали здоровенные сапоги генерала… От малинового бархата Райкер отказался, обошлись обычной парусиной.

Фиолец кивнул. Мальчик продолжал откровенно пялится на проекцию сердца, похоже, что больше его в этой жизни не интересовало ничего. Винкер мысленно хмыкнул — фанатик виден за десять миль. Этого несло от магии.

— Нас восемь тысяч, — громко, значительно произнес старший.

"По моим сведениям — меньше. Либо ты плохо считаешь, либо хорошо врешь."

— Вижу.

Их и в самом деле было видно — бритые встали лагерем прямо у холма, окружив его так плотно, что не проскочила бы и мышь.

— Вас — в десять раз меньше.

"Точно — плохо считаешь… Пять тысяч разделить на одну — ни демона не десять."

— Мы раздавим вас, как слуга — змею, заползшую сад господина.

"Поэт, что — ли? Или его так впечатлили наши маленькие ползучие друзья?"

Змеи, призванные Рыжиком, атаковали лагерь бритых как раз после того, как пацан сыграл на своей дудочке. В зеркале было интересно наблюдать, как носятся в панике люди и кони, падают палатки, опрокидываются стойки с оружием…

Скольких бедные твари покусали с испугу, разглядеть не удалось. Но, похоже, не мало. Потому что фиольцы тут же, ночью, свернули лагерь и двинулись маршем к Южному. Все, как предсказал Беда. Наемнику можно было палатку на рынке открывать, озолотился бы. Впрочем, судя по доспеху и оружию, он и так не бедствовал.

— Почему ты молчишь? — подозрительно поинтересовался парламентер.

— Извини, — Марк встряхнулся, — ты так красиво сказал про змею, слугу и господина — я прямо заслушался. Так что ты хочешь… извини еще раз, я не запомнил твоего имени.

Беда покраснел, стараясь сдержать рвущийся наружу хохот. Хорошо, что под темным загаром это было незаметно.

Стратег то ли нечаянно, то ли нарочно в двух фразах трижды проехался по самолюбию и нервам парламентеров: напомнил про змей, попенял, что те не представились, то есть объявил невеждами и, наконец, умудрился спросить, чего хочет бритый. Вроде бы все нормально, если не знать, что именно так разговаривали чиновники Священного Кесара с мелкими просителями.

А фиолец этот нюанс уловил…

— Священный Кесар предлагает вам неслыханную милость, — привстав на носках, рыкнул он. — Хотите узнать — какую?

Марк изобразил на лице легкую заинтересованность.

— Вы оставляете это место неповрежденным. Оставляете оружие и амулеты. И уходите — куда пожелаете. Мы вас не преследуем. — Он произнес все это очень громко, на одном дыхании, словно торопясь выплюнуть что-то, что ему сильно мешало во рту. Вдохнул. — Эта милость будет действовать ровно одну клепсидру. Когда над нашим лагерем поднимется красный шар, вы уже ничего не сможете. Только умереть.

— Только умереть… — повторил Марк, — Священный Кесар, воистину, воплощение Бога Живого. Знаешь, парламентер, так и не назвавший имени — ведь до этого дня я не верил в его божественность. Считал, что это просто такой политический ход, чтобы привести страну к покорности.

— Что же убедило тебя? — подозрительно спросил бритый, — наша победа в Шиаре?

— О, нет, — легкая улыбка мелькнула на усталом и осунувшемся лице стратега и тут же пропала, — Это был вопрос грамотной взятки, а вовсе