Время игры - Василий Звягинцев

А Сашка и здесь выбивался из общей колеи.

Во-первых, он раньше всех женился в той жизни и вынес из своего брака исключительно негативный опыт, а во-вторых, новую жену он взял именно из этого мира, со всеми ее достоинствами и вытекающими оттуда же недостатками. Как испанский вице-король, женившийся на племяннице Монтесумы. Поэтому и здесь он не мог считать себя равным своим друзьям.

Но это отдельная история.

…Сильвия несколько удивила его своим новым обликом.

Шульгину было весело — сейчас он понимал людей еще лучше, чем когда бы то ни было.

Вот и ее.

В данной реальности здешняя Сильвия исчезла, а эта — заняла ее место. И, конечно, сразу же попала в затруднительную ситуацию. Поскольку должна была вести себя с людьми, которых видела последний раз шестьдесят лет назад, так, будто рассталась с ними вчера.

Впрочем, в Англии, тем более — начала века, адаптироваться природной аристократке было легче.

Люди с причудами там всегда были в цене и авторитете. Лорда Галифакса, который заявил, что нынешняя жизнь ему отвратительна, уединился в своем поместье и велел подавать себе утром любимую газету, но изданную ровно за пятьдесят лет до этого дня, никто не посчитал идиотом. Наоборот, говорили в свете о нем с уважением. Человек, мол, твердых принципов.

Очевидно, такую же позицию избрала и леди Спенсер. Зная о неизбежных ошибках и пробоях в поведении, она сознательно «заострила позицию».

Начала изображать женщину нового времени, примкнула, по словам Гертруды Стайн, к «потерянному поколению», вышедшему из мировой войны с деформированной психикой.

Коротко остриглась, навела новомодный макияж, как в кинофильмах Мэри Пикфорд, стала носить длинные жакеты в стиле армейского френча и юбки выше колен. Заговорила на жаргоне вошедших в моду Джойса, Хемингуэя и Фицджеральда. Также и вести себя стала соответственно манерам героев «Фиесты».

Шульгину все это было понятно.

Если кто не знает — отношения у них были даже более чем специфические.

Она — всесильная и всемогущая глава инопланетной резидентуры на Земле, для нее и главы государств и правительств были так — пыль под ногами, поскольку жила она на этом свете полторы сотни лет, пребывая в неизменной молодости и красоте, успела побывать любимой наперсницей королевы Виктории, а достославного Черчилля, юного красавчика во френче цвета хаки, она, пожалуй что, первая пригласила на мазурку в Виндзорском дворце, когда он, увенчанный славою после побега из бурского плена, появился в свете. Герцог Мальборо, а отправился на войну простым корреспондентом «Таймс».

А Сашке Шульгину проиграла сражение и морально, и физически. В тот момент, когда поняла, что и из тела древнеассирийского инвалида-нищего он сумел выскочить, и охрану ее виллы в Кордильерах обезвредил, а потом положил ее на пол автоматной очередью возле виска и заставил испытать смертельный, абсолютно человеческий страх.

После этого все: леди Спенсер сломалась, смирилась с судьбой и, как пленная патрицианка, почти добровольно разделила ложе с готским или лангобардским вождем.

Причем — не без удовольствия. Что тоже тысячекратно повторялось в истории.

И вот они снова встретились, и снова когда мировая константа забалансировала над пропастью, толкаемая туда очередной, как бы внезапно возникшей угрозой.

Встретились как лучшие друзья.

Взяв леди Сильвию под локоток, Шульгин отвел ее в уютное помещение, примыкающее к малому адмиральскому салону, по другую сторону от бронированной шахты элеватора десятидюймовых орудий.

Мало кому известный укромный уголок.

Но и здесь, кстати, имелся велюровый диван и откидной столик, куда стюард сразу же принес бутылку многолетней выдержки хереса, бокалы и жаренные с солью орехи кешью.

Как это бывает у давно расставшихся любовников, они расчувствовались, пили золотистое терпкое вино лучших урожаев еще не перемолотых снарядами тяжелых мортир виноградников довоенной Франции. Одними только взглядами сообщали друг другу, что не забыли тех недолгих дней, когда униженная, все на свете проигравшая Сильвия вдруг встретила понимание и даже своеобразную нежность своего самого непримиримого вроде бы противника.

Но буквально через минуту Шульгин, положив поверх руки Сильвии свою ладонь, вдруг произнес ту самую, изложенную в ее записке формулу возможного освобождения его копии из мозга Шестакова.

— Что, леди Си, оттуда мне можно было выскочить только чисто механически, с предварительным переносом собственных тел на Валгаллу? А потом что? Как ты себе все это представляла? Какую еще игру собиралась затеять с нами двумя и наркомом?

Впечатление он произвел сильное. Леди Спенсер даже слегка изменилась в лице.

Но именно слегка. Через секунду она вновь выглядела спокойной и абсолютно уверенной в себе. Что значит школа.

— А ты, выходит, нашел другой способ? Великолепно. Остается только поаплодировать твоим способностям. — И она действительно дважды свела ладони, но практически беззвучно. — Я, признаться, иного не представляла и не представляю сейчас. Все ж таки процесс наложения и снятия матрицы — операция чисто техническая. Электропотенциалы там и все такое. Аппаратура соответствующая нужна. Я и рассчитывала, что, когда тебе удастся добраться до Таорэры, мы проведем сеанс с использованием тамошней лаборатории…

— Так ведь никакой лаборатории там уже нет. А если бы и была — разве тебе разрешили бы ею воспользоваться в личных, так сказать, целях?

— В этом и прелесть ситуации, Саша, что после того, что произошло, база осталась в целости и сохранности, и мы с Андреем на ней побывали. Ты об этом должен помнить своей первой памятью. А вот моих коллег, судя по всему, там уже нет. Исчезли так же, как из нынешней реальности устранились и аггры, и форзейли.

На этот раз столь неприятное ей раньше обозначение ее соотечественников, введенное в оборот Антоном, она произнесла без запинки.

— Я ведь все неоднократно обдумала, еще когда мы с Новиковым с Дайяной воевали.

Да, действительно, Шульгин помнил, что ему говорила та, другая Сильвия, когда в очередной раз встретилась с Шестаковым и они обсуждали условия и способы его возвращения «домой». О свертывании времени, о горящем с двух концов бикфордовом шнуре и о том, что может случиться, когда он все же догорит.

— Так как же ты все-таки выбрался? — повторила свой вопрос Сильвия.

— Как-как! Если бы я сам это знал. Не мы выбираем, нас выбирают, как пелось в одной песенке. Если просто и коротко, то без всякого моего участия. Точнее, после некоторого моего действия, сочтенного «там», — он традиционно указал пальцем в потолок, — либо слишком хорошим, либо слишком плохим, кому-то показалось желательным восстановить статус-кво. И в один прекрасный миг в темном отсеке катакомб я почувствовал, что в голове шестеренки провернулись и я знаю и помню больше, чем минуту назад. Сначала было точно так, как если бы утром проснулся с ощущением, что только что во сне видел и переживал что-то очень важное и интересное, только вот никак детали не вспоминаются. А еще через несколько минут все окончательно разложилось по полочкам.