Пейтон-Плейс - Грейс Металиус

Вся техника была установлена на земле под полом, но была видна через квадратный люк. Люк был достаточно большой, чтобы туда мог спуститься взрослый мужчина, и находился в углу комнаты с кривыми зеркалами. Рядом с люком ничего не было, и Кэти, возможно, и не заметила бы его, если бы не танцевала от восторга перед рядом высоких кривых зеркал. Потом ни Льюис, ни Эллисон не смогли сказать, что же привлекло в этот угол Кэти. Это не мог быть звук работающей машины — свидетельствовал позже Джесси Уитчер, — вся техника была в отличном состоянии, хорошо смазана и работала совершенно беззвучно. Кроме того, говорил он, «дом смеха» сделан из фанеры и, естественно, звукопроницаем, поэтому в дом наверняка проникал шум с других аттракционов и машину просто невозможно было услышать. К тому же в этот момент поднялся ветер и загремел гром, так что никакой звук не мог привлечь Кэти к люку. Она была слишком любопытна и беспечна, поэтому и произошел несчастный случай. О да, конечно, люк должен быть закрыт. Обычно так и есть. Если кто-нибудь посмотрит, можно увидеть петли для крышки. Но, в конце концов, Джесси Уитчер один и он не может быть везде одновременно и успевать проверить сразу все. Не так ли? Девчонке просто не надо было подходить к люку. Ей там просто нечего делать. Она была в «доме смеха», не так ли? Вот она и должна была веселиться, а не совать свой нос туда, куда не надо.

— Ой, вы только посмотрите! — кричала Кэти. — Как здорово вертятся все эти шестеренки!

— Смотри, Луи! Смотри, Эллисон! — Кэти подошла поближе, наклонилась, чтобы получше рассмотреть, и упала в люк.

Подростки начали спешно выходить из комнаты, они знали, что в результате этого происшествия их могут привлечь, как свидетелей. Луи и Эллисон стали хохотать, как хохочут над пьяным, удачно шагнувшим перед движущимся грузовиком, или над старушкой, поскользнувшейся на льду.

Луи присел на корточки и попытался дотянуться до руки Кэти, но рука больше ей не принадлежала. Эллисон пошла к выходу из «дома смеха», она смеялась, смеялась, смеялась и не могла остановиться. Она захлебнулась от смеха, когда на выходе ветродуй поднял ей юбку выше головы, и она все еще смеялась, когда к ней подбежал Майк. Она смеялась, вцепившись в край юбки, и наконец разрыдалась.

— Кэти провалилась в люк! — кричала она и никак не могла восстановить дыхание. — Кэти провалилась, и у нее оторвалась рука, прямо как у куклы.

Ветер задул сильнее. Он дул порывисто и забивал Майку песком глаза. Юбки женщин, спешащих попасть домой до того, как начнется дождь, смешно раздувались ветром, и они казались толстыми и уродливыми.

— Сет! — крикнул Майк против ветра, и редактор, не услышав его, уходил все дальше.

Толпа разделила Майка с Констанс, и он зло выругался. Он прислонил Эллисон к стене «дома смеха», — она так смеялась, что просто не могла устоять на ногах, а сам побежал к пареньку, который мечтал стать механиком, и велел ему отключить технику.

— Но я не знаю как, — сказал паренек, и Майк оставил его стоять с открытым ртом и побежал искать в толпе Джесси Уитчера.

Наверху, на холмах, упали первые капли дождя. Мужчины возвращались в Пейтон-Плейс, вокруг них набирали силу дождевые потоки.

— Дождь, — без надобности говорили они друг другу.

Часть третья

ГЛАВА I

Наиболее точное из тех определений, что давал Кенни Стернс «бабьему лету» в северной Новой Англии, — «чудное времечко». Для Кенни это была еще и хлопотливая пора. До зимы надо было успеть сделать немало дел: газоны должны быть подстрижены в последний раз, газонокосилки смазаны и убраны на зиму, а также надо сжечь листья и последний раз щелкнуть садовыми ножницами над живыми изгородями. Кенни Стернса «бабье лето» радовало не своей красотой и последним, уходящим теплом, — в эту короткую пору он всегда ходил раскрасневшийся от удовольствия, что хорошо выполнил сезонную работу. В октябре 1943-го в пятницу днем Кенни шел по улице Вязов и оглядывал газоны и кусты, за которыми ухаживал в течение прошедших весны и лета. Казалось, он замечает каждую травинку и каждую веточку и разговаривает с ними, как разговаривал бы с замечательными, хорошо воспитанными детьми.

— Привет, газон конгрегационалистов. Прекрасно выглядишь сегодня, — улыбаясь, с обожанием сказал Кенни.

— Добрый день, маленькая зеленая изгородь. Надо тебя подстричь, да? Завтра утром посмотрю, что можно для тебя сделать.

Старики, пустившие корни на скамейках напротив здания суда, греясь в последних теплых, солнечных лучах года, открыли сонные глаза и посмотрели на Кенни.

— Идет Кенни Стернс, — сказал один из них и вытащил из кармана золотые часы. — Направляется к школам. Должен успеть до трех.

— Глянь-ка, как он раскланивается, улыбается и разговаривает с этой изгородью. У него не в порядке с головой. И никогда не было в порядке.

— Я бы так не сказал, — отозвался Клейтон Фрейзер, который к этому времени ослаб и постарел, но все еще любил поспорить. — С Кенни все было в порядке до того несчастного случая. Он и сейчас в порядке. Может, пьет немного больше, но он не единственный, кто пьет в этом городе.

— Несчастный случай, ну ты и сказал! Это был вовсе не несчастный случай, когда Кенни рубанул себе ногу. Это было, когда все эти ребята спустились в его подвал и остались там на всю зиму, а потом все перепились, устроили драку и поножовщину. Вот тогда Кенни и не повезло с ногой.

— И вовсе не на всю зиму, — порывисто возразил Клейтон. — Ребята оставались в подвале Кенни не больше пяти-шести недель. И не было никакой пьяной драки. Кенни упал со ступенек, когда у него в руках был топор, и повредил себе ногу. Вот что тогда случилось.

— Это его версия. Я слышал другое. В любом случае — какая разница? Это не отучило Кенни пить. Не думаю, чтобы хоть раз за десять лет от него не пахло спиртным. Не удивительно, что его жена ведет себя так, как она себя ведет.

— Джинни никогда нельзя было назвать хорошей девушкой, — сказал Клейтон и сдвинул старую фетровую шляпу на глаза. — Никогда. Это первая причина — почему пьет Кенни.

— Может, и так. Но нельзя упрекать ее в том, что она не изменилась, если он не собирается изменяться тоже.

— Джинни должна немного измениться, я вам скажу, — Клейтон Фрейзер, как всегда, хотел, чтобы его слово было последним. — Она с самого рождения занимается тем, чем занимается, а Кенни, по крайней мере, родился трезвым.

Никто из присутствующих не нашел подходящего способа продолжить разговор, и поэтому они повернулись и молча наблюдали, как Кенни Стернс свернул на Кленовую улицу и исчез из вида. И никому из них не пришло в голову, что они годами, день за днем, наблюдают, как Кенни Стернс сворачивает на Кленовую улицу и исчезает из виду.